Родина крылья дала - Коваленок Владимир Васильевич. Страница 40

Этот диалог оказался на редкость пророческим. Государственный комитет по делам изобретений выдал мне авторское свидетельство на изобретение способа обнаружения биопродуктивных зон. В 1985 году Владимир Исаков блестяще защитил кандидатскую диссертацию в Институте океанологии АН СССР.

Руководителем темы у него был Алексей Михайлович Муромцев, доктор наук, профессор, человек исключительного трудолюбия, настоящий патриот своего дела. Участник Великой Отечественной, он, защищая мою родную Белоруссию, пролил кровь свою на поля наши, потерял ногу. А потом прошел путь от студента до ученого с мировым именем. Ради нескольких минут общения с нами он приезжал в Центр управления и иной раз сутками ждал очереди, чтобы обсудить то, что нас интересовало.

Встретились мы с ним в кабинете Владимира Михайловича Каменцева, тогда работавшего Министром рыбного хозяйства СССР. Навстречу шел, опираясь на трость, седой человек, а глаза его светились юношеским задором. Мы обнялись. О чем думал Алексей Михайлович в эти мгновения? Может, он вспомнил тот бой в районе Чареи, что в Витебской области, когда остановил продвижение танков к командному пункту, расстреливая их прямой наводкой? Последний снаряд был выпущен по последнему фашистскому танку. Муромцев видел вспышку от попадания своего снаряда, видел и огненный всплеск из орудия вражеского танка… А дальше огненное море заполнило глаза, он больше ничего не видел, но, превозмогая боль, продолжал командовать:

— Огонь!

Стрелять было некому, стрелять было нечем, стрелять было не по кому. Враг отступил.

Думаю, что читатели не обидятся на меня, если я повторю еще раз: «Мне всегда и везде везло в жизни на встречи с хорошими людьми». Это действительно так.

Один из них — Александр Иванович Лазарев, человек необычайной судьбы.

В годы войны сражался за Пулковские высоты батальонный разведчик лейтенант Лазарев. Из очередного рейда в тыл врага он однажды возвращался с взятым в плен немцем. «Язык» был силен и тяжел. Казалось, последние силы покидали лейтенанта, когда он дополз до нейтральной полосы. Начинался рассвет. На его батальон двинулись фашисты. Завязался бой, засвистели пули. Гремело все вокруг, небо стало черным от взрывов. Скатившись в окоп, лейтенант Лазарев взялся за автомат, пододвинул ящик с гранатами. Атака врага захлебнулась, батальон пошел в контратаку. Сдав «языка», лейтенант пошел в бой с батальоном. Увидел, как немец выстрелил в него в упор. Земля покачнулась… Придя в сознание, увидел над собой небо — чистое, голубое, а кругом — тишина. Подошли санитары, положили на носилки. Глаза видели только небо, за синевой которого начинался космос. Лейтенант Лазарев выполнил свой воинский долг. Он вернулся с фронта трижды раненный, но с Победой. Он победил и выжил, ему предстояло стать доктором технических наук, профессором, разработчиком программы оптических исследований верхней атмосферы из космоса. Совместно с советскими космонавтами им написаны научные труды по серебристым облакам, по полярным сияниям, по эмиссионному свечению, он стал соавтором научного открытия в области оптики атмосферы. Всю научную подготовку к наблюдениям процессов и оптических явлений в верхней атмосфере я прошел у Александра Ивановича Лазарева и Сергея Вазгеновича Авакяна.

На высоте около ста километров из космоса всегда видел светящийся ореол Земли. Это первый эмиссионный слой. О втором эмиссионном слое известно меньше. Свечение его привлекло внимание ученых. Возникли научные споры о том, где оно возникает. Например, Георгий Гречко отстаивает точку зрения, что второй эмиссионный слой существует только в экваториальных широтах. Во время работы в космосе мне удалось наблюдать его и в других регионах, более верхних широтах.

Порой интересные явления обнаруживаются совершенно случайно. В конце сентября — 29-го — у Иванченкова день рождения. Я стал потихонечку готовиться. Экономил вкусные продукты, напитки, сохраняя это в секрете от Саши. Вырастил небольшой букет орхидей, но они не зацвели. Решил букет нарисовать. Уединившись в переходном отсеке, достал фломастеры. Художник из меня неважный. Глядя в иллюминатор, пытался решить, какие цветы я смогу нарисовать лучше: розы, тюльпаны или гвоздики. Вошли в тень. Я выключил освещение в отсеке и стал смотреть на созвездия. С розами решил не связываться, тюльпаны, понял, не с моими способностями рисовать. Решил — гвоздики. Неожиданно увидел свечение второго эмиссионного слоя. Он кольцом опоясывал сферу. Такое везение случается редко. Наблюдения продолжались до выхода из тени. Находились мы в этот момент где-то над Дальним Востоком. Значит, слой существует не только в экваториальной зоне, а в планетарном масштабе! Сделал запись в дневнике. Через два витка мы были потрясены красотой необычайного полярного сияния. До нас такого никто не видел. Станция «Салют-6» пролетала над Атлантическим океаном. Полярные сияния были одновременно в Северном и Южном полушариях. Их лучи напоминали светящиеся прожекторы. Зрелище это довольно красочное. Вот как описал его в бортжурнале Александр Иванченков: «На ночном горизонте планеты бушевало багровое пламя. Огромные столбы полярного сияния рвались в поднебесье, таяли в нем, переливаясь всеми цветами радуги. Впрочем, какое-то упорядочение красок было.

Самый нижний, начальный слой сияния в своем основании был бурым с переходом в малиновые цвета (близкие к цвету растворенного марганцовокислого калия), далее следовал довольно резкий переход к беловато-желтому цвету, который в свою очередь менялся на зеленоватый с желтизной. Отдельные выбросы сияния, своеобразные столбы, превышали в 4 раза высоту первого эмиссионного слоя.

Изменение цвета форм столбов и гирлянд было динамично, интенсивно, чем-то напоминало, как после удачно сравнил и нашел определение Владимир (Коваленок), цветомузыку. Мы отчетливо увидели, что летели не над, а в самом сиянии. Один из мощных столбов свечения серебристо-желтого цвета прошел, по ощущению, в нескольких метрах от станции и, осветив бликами крылья солнечных батарей, ушел как бы в бесконечность над нами. Динамичность всей этой красочной картины усиливалась интенсивным мерцанием отдельных областей, как бы клочков полярного сияния в виде первой облачности, проходящей под станцией. Явление было столь необычно, что с ним не могло сравняться ни одно из ранее наблюдаемых нами практически в течение всех 106 суток полета (с 15 июня по 29 сентября 1978)».

Эта запись о том, что полярные сияния IV балла начались через 3,5 часа после свечения второго эмиссионного слоя в планетарном масштабе. Перед сном, просматривая записи, я подумал: а нет ли здесь какой-то взаимосвязи? Человеком я оказался везучим, мне привелось еще раз наблюдать свечение в планетарном масштабе, но решил о нем на Землю не сообщать, а запросил у Виктора Благова данные прогноза на полярные сияния. Получилось потрясающее совпадение: ожидалась магнитная буря — результат солнечной активности. Велико было удивление Александра Ивановича Лазарева и Сергея Вазгеновича Авакяна, когда мы с борта стали предсказывать полярные сияния III — IV балла за несколько часов до их развития. Помощником в этом был второй эмиссионный слой. После его появления в планетарном масштабе через 3–3,5 часа начиналась магнитная буря.

Мы выполнили большую серию наблюдений за серебристыми облаками. Это уникальное явление ученые изучают давно. Исследуют их в основном в северных широтах. Серебристые облака состоят из мелких кристаллов льда и находятся на высотах 80–90 километров. Серебристые облака из космоса впервые наблюдал Виталий Севастьянов. Когда мы летали по солнечной орбите, Александр Иванченков обнаружил тоненькую серебристую прослойку на той высоте, где наблюдается появление серебристых облаков, и выдвинул смелую гипотезу: серебристые облака существуют тоже в планетарном масштабе. До сих пор идет научный спор. В полете с Виктором Савиных я провел серию наблюдений серебристых облаков в экваториальных широтах. Думаю, что привилегия северных широт в монополии на серебристые облака будет нарушена дальнейшим их изучением из космоса.