Пламенный вихрь - Джойс Бренда. Страница 8

Марси некоторое время смотрела на нее, потом успокаивающим жестом положила руку ей на плечо, и они направились в магазин.

— Что ж, выбирайте — или дуться полгода, или воспользоваться замечательной возможностью.

Сторм не очень-то слушала. Она никогда еще не видела такого большого магазина одежды, как магазин мадам Ламот. В витринах были выставлены готовые платья для продажи. Несколько женщин разглядывали различные предметы одежды. И еще аксессуары — шляпы, перчатки, шали, туфли, чепчики, булавки, кружевные отделки, ленты. Ничего подобного Сторм еще не встречала. К ним поспешно подошла невысокая полная женщина в небесно-голубом муслиновом платье.

— Мадам Фарлейн! Как замечательно, что вы приехали!

— Мадам Ламот, познакомьтесь с кузиной Пола Лангдона, Сторм Брэг„Ей необходим полный гардероб, и как можно скорее. Для начала мы купим несколько готовых платьев. Надеюсь, если понадобится их подогнать, это можно будет сделать сегодня же?

— Ceriainement! — Маленькая леди сияла, окидывая фигуру Сторм быстрым, наметанным взглядом. — Мадемуазель такая высокая. Все готовые платья будут ей коротки.

Об этом Марси не подумала. Она обеспокоенно принялась рассматривать Сторм, вспыхнувшую от досады из-за ненавистного эпитета «высокая».

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Марси. — Наверняка найдется что-то, что можно отпустить.

— Да, да, конечно. Идемте, снимем с вас мерки.

Сторм раздели до сорочки и панталон и измерили вдоль и поперек. Марси непрерывно болтала, расписывая, какой она хотела бы видеть одежду Сторм.

— С вашей яркой внешностью, — говорила Марси, — вы должны носить смелые, яркие цвета. Никаких пастельных тонов!

Сторм слушала, не имея понятия, о чем они говорят. Она устала и, усевшись, принялась ждать, пока Марси и мадам Ламот рассматривали сотни кусков шелка, тафты, муслина и бархата, выбирая ткани, отделку и фасоны. Марси все время спрашивала мнение Сторм. Та со всем соглашалась, чувствуя себя беспомощной и подавленной всем этим великолепием.

— Нам совершенно необходимо иметь это темно-синее бальное платье из тафты через две недели, считая от пятницы, — заявила Марси. — И все, что к нему полагается.

Мадам Ламот кивнула:

— О, oui. Мадемуазель поедет па ежегодный бал к Синклерам, nоn?

— Да, — сказала Марси.

Сторм ужасно перепугалась. Через пять дней она приглашена на обед. Через две недели она поедет на бал? Танцевать она умела, но будь она проклята, если станет. Она поломает себе ноги, даже если попробует просто ходить в этих крошечных туфельках на высоком каблуке.

— Вишнево-розовое шелковое будет готово к утру пятницы?

— Для вас, мадам, конечно, — сказала мадам Ламот. Марси знала, что она заставит своих мастериц работать сверхурочно и за это запросит почти двойную цену.

Сторм затянули в корсет. Она никогда еще не носила даже лифа.

— Я не могу дышать, — выдавила она.

— Хотя мадемуазель и высокая, у нее тончайшая талия — девятнадцать дюймов, — сказала мадам Ламот.

— Я упаду в обморок прямо у всех на виду, — воскликнула Сторм. На лбу у нее выступила испарина.

— Сторм, леди полагается носить корсет. Вы привыкнете. Мадам, распустите его немного.

Сторм обнаружила, что одета в изумрудно-зеленое шелковое платье в тонкую кремовую и розовую полоску. Она опустила глаза и увидела свою грудь, такую же золотистую, как и все тело, потому что всю свою жизнь она купалась обнаженной. И мадам Ламот, и Марси были потрясены покрывавшим се золотистым загаром, и Марси прямо спросила ее об этом. Совершенно невинно Сторм поведала ей правду и заметила, что обе шокированы.

— Вырез слишком велик, — в ужасе заявила она теперь.

— Совсем не велик, — возразила Марси, взглянув на потрясенное лицо девушки. Она нахмурилась, подумав о вечерних платьях, которые заказала для Сторм. У синего платья из тафты вырез действительно большой, но в этом наряде девушка будет просто восхитительна, к тому же до бала еще две недели. Хватит ли этого времени, что бы она привыкла?

— Возможно, мадам, чтобы Сторм чувствовала себя свободнее, стоит добавить кремовые кружева на груди, — сказала Марси.

Они добавили кружев на грудь и на подол с оборками потом объявили, что платье сидит прекрасно. Мадам Ламот на минутку отошла.

— Вы прекрасно выглядите, Сторм, — тихо сказала Марси. — Посмотрите. — Она повернула ее лицом к зеркалу. Пока Марси распускала ее густые, с золотистыми прядями волосы и подвязывала их наверх розовой лентой, Сторм смотрела во все глаза, едва узнавая себя. Она видела высокую, необычайно красивую девушку — с золотистой кожей и полной грудью, — лицо которой выражало удивление и восторг. Корсет и кринолин были ей ненавистны, но она вынуждена была признать, что платье прелестное. Теперь, когда были добавлены кружева и ложбинки между грудями не стало видно, она не чувствовала себя такой обнаженной.

— Не хотите ли вы поехать в этом платье домой? — спросила Марси.

Она и хотела и не хотела.

— Я только испорчу его.

Марси засмеялась, но заставлять не стала.

Он опустил голову и прижался губами к обширной груди. Она застонала. Улыбаясь, он щекотнул языком торчащий сосок, потом еще и еще, пока она не зарылась пальцами ему в волосы. Бретт ухватил твердый бугорок губами и принялся сосать. Постанывая, она пыталась сдвинуть его голову ниже.

Бретт проложил дорожку поцелуев по мягкому, чуть выпуклому животу к завиткам волос, укрывавшим ее вожделенный холмик. Когда поцелуи спустились еще ниже и его язык интимно коснулся розовой, влажной плоти, она ахнула, потом вздох перешел в стоны, и он поднял голову и погрузился в нее плавными толчками. В экстазе она опять застонала, и он присоединился к ней.

Через минуту он откатился в сторону. Он никогда не оставался на всю ночь у своей любовницы Одри, и сам удивился, что провел ночь здесь, у Патрисии Фаули. Но оставить без внимания ее записку было просто невозможно. Патрисия Фаули была замужем за немолодым и богатым торговцем недвижимостью. Несколько раз она отчаянно флиртовала с Бреттом, и он давно понял, что в конце концов они обязательно станут любовниками. Ее муж на неделю уехал из города, и когда она пригласила Бретта на поздний ужин, он приехал, полный желания.

Он сел и потянулся всем своим худым, мускулистым телом. Искушенная в любви, Патрисия оказалась страстной и требовательной партнершей. Она улыбнулась ему. Всего двадцати двух лет от роду, она была светловолоса и голубоглаза, и теперь, при утреннем свете, он мог хорошо разглядеть ее округлую, во вкусах времени, фигуру. Кожа у нее была молочно-белая, и без корсета она оказалась несколько полнее, чем он предполагал.

— Доброе утро, — пробормотал он.

— M-м, — промурлыкала она. — Превосходное утро. Бретт вяло поднялся.

— Не уходи, Бретт,

— Боюсь, мне пора, chere.

— Еще только рассвело. Натягивая брюки, он засмеялся:

— Не совсем.

Когда он присел на кровать, чтобы натянуть сверкающие черные сапоги, она прижалась к его спине мягкой роскошной грудью:

— Останься. Я отпустила всех слуг. Никто не узнает.

— Ты живешь чересчур опасно, — сказал он; сейчас он на время насытился, и она больше не вызывала у него желания. — Как бы я ни недолюбливал твоего мужа, я не хочу быть пойманным, когда наставляю ему рога.

— А, ерунда! Стив слишком стар. Что мне остается делать? — Она мило надула губки. Бретт ухмыльнулся:

— У тебя есть рука — воспользуйся ею.

Шокированная, она ахнула.

Бретт засмеялся и натянул рубашку. Ночью она дала ему понять, что ей знакомы подобные наслаждения.

— Когда мы снопа увидимся?

— Через пару дней, — ответил он, вовсе не уверенный, что действительно этого хочет. Да, она хороша, но Одри лучше — менее требовательна, более отзывчива. Кроме того, в Сан-Франциско предостаточно шлюх на любой вкус, а Бретт был не из тех, кто подолгу довольствуется одной и той же женщиной. Даже Одри была его любовницей всего несколько месяцев.