История подлодки «U-69». «Смеющаяся корова» - Метцлер Йост. Страница 6
Если первая торпеда – первый настоящий удар по врагу – окажется неудачной, то это подорвет уверенность команды. Я знал, что прежде всего в экипаже необходим высокий моральный дух, чтобы помогать людям переносить жестокие условия плавания зимой. Мы вышли в первый боевой поход, и для большинства моряков это было лишь начало карьеры подводника. По этой причине мысли о первой «оловянной рыбке» терзали меня даже во сне, не говоря уже о свободном от вахты времени.
После короткого полуденного перерыва я вернулся на мостик и хлопнул сигнальщика по плечу.
– Ничего не происходит, герр капитан. Нигде нет ни корабля, ни клуба дыма, ни даже верхушки мачты, в общем, взгляду остановиться не на чем.
Ветер немного стих, но количество брызг, казалось, еще увеличилось. В такую погоду точность выстрела торпеды больше зависела бы от нашей удачи. За глубокими и длинными впадинами следовали высоченные и тяжелые водяные валы… Лодка подверглась испытанию на прочность и уже находилась на пределе. Корпус зловеще потрескивал, и струи воды находили любую щель, чтобы проникнуть в помещение. Нам же было видно только волны и воду. Небо серело, а горизонт все больше окутывало туманом. На востоке начало смеркаться. Шансы обнаружить цель в первый день плавания и произвести удачный выстрел все уменьшались. Внезапно рулевой Баде закричал как сумасшедший:
– Вижу топ мачты – тридцать градусов право по борту.
Было 17 февраля. Лодка была еще далеко от заданной оперативной зоны. На мостике воцарилось напряжение. Все смотрели в заданном направлении, тщетно стараясь разглядеть хотя бы что-то. Я попытался закурить, но спички и сигареты упали за борт. Я прижал бинокль к глазам. Никто не произнес ни слова. Выл ветер, волны продолжали биться о борт субмарины. Мы молчали и продолжали вглядываться в даль. Но я ничего не мог разглядеть, кроме капель. Ни мачты, ни дыма…
– Мне кажется, Баде… – собирался я прервать поиск, когда матрос, стоящий рядом с Баде, закричал:
– Две мачты и дымовая труба! Судно движется зигзагом.
Теперь мы тоже видели врага. Время от времени над волнующейся гладью Атлантики показывалось два топа мачт. Судно шло курсом, перпендикулярным нашему. Оно явно направлялось поближе к Британским островам.
Успеет ли судно добраться до гавани? Я отдал боевым постам приказ, которого люди терпеливо ждали целый день.
Боевые посты. Атака в надводном положении. Цель – вражеское судно. Курс двести шестьдесят градусов. Оба двигателя полный вперед.
Впервые это была не тренировка. Едва команды успели отзвучать, как уже отовсюду – от боевых постов до боевой рубки – поступили сигналы готовности.
Через несколько секунд «U-69» была готова к действию. Один человек от восторга сделал резкое движение и чуть было не разбил себе голову среди огромного числа рулей и рычагов в машинном отделении. После чего он, шатаясь, отправился на свой боевой пост и через мгновение был уже на месте. Радостное предвкушение царило на мостике. Люди наверху уже могли видеть врага и следить за его передвижениями в сумерках.
– Donnerwetter! [6] – вскричал штурман Баде после того, как корабль стало возможно разглядеть во всей красе.
Подводная лодка приблизилась на 3000 ярдов к английскому кораблю. Судно шло зигзагом, таким образом можно было усложнить возможности стрельбы атакующей субмарины.
Я слегка изменил курс, и «U-69» поспешила за врагом. Я установил такой курс, чтобы подойти к судну противника максимально близко.
На субмарине стояла мертвая тишина, хотя в такой шторм вряд ли даже самый сильный шум донесся бы до экипажа корабля.
Темнело так быстро, что вскоре судно превратилось в большое темно-серое пятно, но этого было достаточно, чтобы не выпускать его из виду. Это было торговое судно примерно на 8000 тонн, так что торпеду на него было потратить не жаль.
Корабль снова начал двигаться зигзагом.
– Сохраняйте этот курс.
Расстояние и курс цели проверили. Враг должен лечь на следующий виток зигзага, и тогда придет время стрелять.
– Трубы 1 и 2 готовы.
В наступающей темноте должна была быть выпущена торпеда G. VII.a. И лучше было находиться на безопасной стороне.
Расстояние между нами было 1000 ярдов. Когда станет 800, мы выстрелим.
– Трубы 1 и 2 готовы, – пришел ответ из недр субмарины.
Люди в носовом отсеке двигались мягко, как кошки. В машинном отделении все руки находились на кнопках и рукоятках. В любую секунду по команде погружаться они были готовы открыть клапана. Глаза моряков были направлены на машинный телеграф.
Большое торговое судно спокойно шло вперед. Скоро подводники увидели контуры орудия на носу. Людей там не было. В бушующем море экипаж корабля не заметил маленькой подводной лодки.
Судно снова пошло зигзагом и теперь находилось на траверзе «U-69». При таком курсе моряки могли видеть его борт. Несмотря на погоду, не стрелять было бы преступлением. Лучшей позиции для первой торпеды было невозможно и представить. Я дал разрешение открыть огонь.
– Труба 1.
В бинокль лейтенант Хейдеман видел среднюю часть судна. На немецких подводных лодках торпеды по поверхности воды выпускал первый вахтенный офицер, а командир лишь сообщал ему расстояние, положение и скорость.
– Труба 1, – эхом разнеслось по лодке.
– Огонь!..
С воем торпеда вылетела из трубы и на невероятной скорости понеслась в темноту, решая своим движением судьбу корабля.
Переложить руль направо до упора. Левый двигатель полный вперед!
Я же ради безопасности снова вернул лодку на позицию, с которой видел корабль прямо перед собой. Хейдеман не отводил глаз от судна. Другие моряки, как привязанные, следили за «оловянной рыбкой», которая неслась к цели через бушующую Атлантику.
– Verflucht! [7]
Вместо того чтобы сохранять первоначально заданную глубину, торпеда время от времени опускалась в самые глубокие впадины, а затем ныряла в волны, поднимая фонтан брызг.
Попадет ли «рыбка» в цель при столь непостоянном курсе? Заметит ли ее враг и успеет ли выполнить маневры уклонения? Секунды казались вечностью. Стрелка секундомера бежала по циферблату. Сердца моряков бились как бешеные. Корабль на полной скорости шел в родной порт. Торпеда же, казалось, ползла.
Штурман Маринфелд спокойно и профессионально отсчитывал секунды в машинном отделении.
И затем на корабле появились яркая вспышка, огромный темный фонтан, и в то же время раздался оглушающий взрыв. Единственное слово вырвалось из груди каждого члена экипажа подводной лодки:
– Попали!.. Попали!.. Попали!..
С мостика до нижней палубы, от носа до кормы крик обошел все отсеки субмарины. Этот вой напоминал звук, доносящийся из недр бушующего вулкана.
Тем временем кто-то включил граммофон, и первой же раздавшейся мелодией была конечно же песня «Der Onkel Eduard aus Bentschen». Люди на маленькой подлодке бросались друг другу на шеи, крича, ревя и вопя, как дикари. Все сейчас бы с радостью бросили свои места и отправились на берег праздновать свою первую победу. Я должен был их успокоить и заставить замолчать. Впереди находился торпедированный корабль, и в любой момент из темноты мог появиться новый и опасный враг.
Подбитый корабль до сих пор медленно продвигался вперед. Затем двигатели перестали работать, и спасательные шлюпки стали поспешно опускать на воду. «U-69» еще раз медленно прошла мимо судна. На определенном расстоянии я приказал заглушить двигатели. Экипаж корабля еще не закончил эвакуацию.
Команда на мостике наблюдала, как огромное судно вначале оседало в воду, а затем начало крениться. Через некоторое время корабль остановился, завалившись на борт, и, по-видимому, тонуть перестал.
Я не собирался жертвовать две торпеды на один корабль. Боевой поход только начинался, и я, разумеется, хотел сэкономить боеприпасы. Казалось бессмысленным в такую погоду ставить людей к орудию и попытаться уничтожить судно несколькими хорошо нацеленными снарядами. Я обдумывал ситуацию и колебался. Внезапно капрал Хинцпетер крикнул из радиорубки: