Самозванка - Гамильтон Диана. Страница 9

— К супу из моллюсков прекрасно подходит ?Manzanilla?. Это вино придает еде особый аромат, — тихо, но с прохладцей сказал Хавьер.

Она опустила ложку в тарелку, стараясь побыстрее проглотить все, что у нее было во рту. Он дает мне понять, что я веду себя за столом точно невоспитанный ребенок! Он никогда не упускает возможности хоть как-нибудь унизить меня! — оскорбилась Кэти, и аппетит у нее моментально пропал.

— Мы получаем это вино с виноградников в Санлукар-де-Баррамеда. Считается, что ветры с Атлантики придают ему неповторимый, слегка солоноватый привкус. — Хавьер с задумчивым видом отхлебнул из своего бокала, не отводя слегка прикрытых веками глаз от ее сверкающего фиолетового взгляда. Скорее машинально, чем осознанно, Кэти тоже сделала небольшой глоток. Соленый херес?

Но он оказался бодрящим, холодным и с необычным, интригующим вкусом, немного светлее по цвету, чем ?Fino?, которое она пила в качестве аперитива. Однако если Хавьер и заметил ее удивление, сменившееся удовольствием, то никак не прореагировал на это.

— Доешьте суп. Пакита очень расстроится, если вы не вычистите тарелку до дна.

— Я не ребенок, — чопорно ответила Кэти. Его глаза тут же скользнули по крутым изгибам ее груди, и он согласился:

— Да, вы правы.

Кэти решила не реагировать и хранить гордое молчание. Так она и делала, пока ела салат, потом цыпленка с чесночной подливой и запивала легким риохским вином.

— Положить вам сладкого пирога? — спросил Хавьер, беря серебряную лопаточку для торта длинными, тонкими пальцами.

Кэти помотала головой. Она не могла съесть больше ни крошки, а риохское, наложившись на все продегустированные ею хересы, ударило в голову. Она не привыкла к алкоголю в таких количествах.

Серебряная лопаточка аккуратно легла на скатерть, а сам хозяин откинулся в кресле, и его голос с приятным акцентом был слишком уж ровным и спокойным:

— Я слышал, вы пытались отказаться от услуг Розы. — Улыбка приподняла уголок его рта, но глаза оставались холодными. — Если это было сделано в попытке доказать мне, какая вы чудесная мать, то выстрел не достиг цели.

Кэти поспешила проглотить едкий ответ: она не могла позволить себе говорить, пока язык не начнет опять слушаться ее. Она уже проклинала себя за то, что соглашалась попробовать все эти хересы, не говоря уже о вине. Надеясь, что он примет ее молчание просто за нежелание удостоить его ответом, она встала со своего места и с ужасом почувствовала, что ее пошатывает, а голова кружится. Она поспешила сесть назад и немедленно услышала сдержанно саркастическое замечание:

— Бедняжка Хуан! Будем надеяться, что сегодня ночью ему не понадобятся ваши заботы. Если же вы придерживаетесь другой точки зрения, я позволю себе предложить, чтобы вы все-таки вызвали Розу из ее вынужденной отставки.

Ребенок на попечении пьяницы! — в ужасе думала Кэти, голова у нее шла кругом. Этот негодяй, по-видимому, нарочно подсовывал мне одну безобидную рюмку вина за другой и спрашивал мое мнение таким учтивым, вкрадчивым голосом. А сам хотел только одного — лишний раз доказать, что я не гожусь в матери даже дождевому червю, не говоря уж о его племяннике!

Кэти не помнила, как ей удалось подняться на ноги и добраться до двери. Она даже смогла выдавить из себя неуверенное ?Спокойной ночи?, и тут он вдруг повернулся в кресле и, подняв в усмешке одну бровь, спросил:

— Скажите-ка мне: если ваше имя Кэти, тогда почему же коллеги и друзья знают вас как Корди, или Корделия? Не сомневаюсь, что этому есть какое-то объяснение, но я терпеть не могу загадок. Так что сделайте одолжение, объясните.

Кэти молча смотрела на него, и глаза ее так расширились, что даже заболели. Он что-то заподозрил! И специально ждал, пока мои затуманенные алкоголем мозги окажутся не в состоянии придумать какую-нибудь правдоподобную ложь. Может, он для этого меня и напоил?

Язык у нее прилип к гортани, бешено скачущее сердце мешало обрести ясность мышления. Хавьер улыбнулся — и точно ужалил ее, а от следующей вежливой тирады Кэти покрылась мурашками с головы до пят.

— Возможно, ваша память нуждается в небольшой помощи. — Белые зубы сверкнули меж раздвинувшихся чувственных губ. — Когда я прочитал ваши письма, особенно второе, сообщавшее о появлении на свет ребенка якобы от моего брата, я предпринял некоторые предварительные расследования. Если вы помните, подписи на письмах были абсолютно нечитаемы, но результаты этих расследований и мои воспоминания о вечеринке по окончании гастролей, на которой вы тоже присутствовали, — все давало одно и то же имя: Корделия Соме. А для друзей — Корди. Для друзей, которых, как я заметил, у вас бесчисленное множество, в основном мужского пола и, скажем так, интимного плана.

Если что-то и могло ее протрезвить, то это презрительные интонации, с которыми были произнесены последние слова. Да как он смеет делать из моей сестры какую-то шлюху, готовую завалиться в постель с кем попало? Корди просто любит волшебный мир шоу-бизнеса, веселые вечеринки, общение с людьми. А флирт всегда был для нее забавной игрой, еще лет с пятнадцати. Она никогда не была неразборчива в связях. Конечно, тот факт, что она забеременела, вроде бы доказывает обратное. Но если бы она спала с кем попало, она уж постаралась бы предохраняться… Чувствуя, что голова у нее абсолютно ясная, Кэти бросила на Хавьера уничтожающий взгляд и голосом, полным яда, ответила:

— Ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы потеряли сон из-за такого пустяка, сеньор. Корделия — это мое сценическое имя. Мне казалось, что обычное, старое ?Кэти? выглядит как-то слишком уж просто. Вы удовлетворены?

Ему не остается ничего иного, подумала она, выскальзывая за дверь. Придется придумать какие-нибудь более хитрые вопросы, чем этот, если он хочет поймать меня на лжи — подвыпившую или абсолютно трезвую. Быстро же я становлюсь специалистом по вранью…

Кэти закрыла глаза, стараясь спрятаться от вибрирующего белого сухого жара, и пониже опустила на лицо широкие поля соломенной шляпы, которую одолжила ей Роза.

Она приехала сюда, к самому дальнему краю виноградников, на тракторе с Рафаэлем, старшим сыном Пакиты и Томаса, и уже через минуту стала искать хоть клочок тени.

Позади нее трактор с ревом исчез из виду, оставив в неподвижном воздухе облако белесой пыли. Здешняя земля треугольником раскинулась между Кадисским заливом и городами Херес, Пуэрто-де-Санта-Мария и Санлукар-де-Баррамеда и омывается реками Гвадалквивир и Гуадалете.

Больше нигде в мире не производится таких уникальных вин. Все это она узнала от Розы, которая твердо решила просветить ее.

В последние дни Кэти успокоилась и расслабилась. Она объясняла это проявлением дружеских чувств со стороны Розы и отсутствием Кампусано.

Не то чтобы он уехал из поместья, нет. Но ужинал каждый вечер где-то вне дома. Со своей матерью, объяснила Роза. Но с цинизмом, появившимся в ней неизвестно откуда, Кэти мысленно возразила: та дама, с которой он регулярно ужинает, должна быть намного моложе донны Луисы и отношения между ними, уж конечно, никак не походят на отношения матери и сына! И злость, которую она испытывала всякий раз, когда слышала, как он возвращается под утро, возникала, конечно же, только из-за того, что он силком увез ее из Англии, а сам напрочь забыл не только о ее существовании, но и о цели ее визита — представить ребенка бабушке.

О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.

Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.