Сталин и бомба. Советский Союз и атомная энергия. 1939-1956 - Холловэй (Холловей) Дэвид. Страница 83

Победа Лысенко придала смелости тем, кто хотел и в других областях науки сделать то, что было сделано в биологии. В течение последующих двух лет были организованы конференции по психологии, астрономии, химии и этнографии с целью вырвать с корнем иностранное идеологическое влияние; был атакован «космополитизм» и получили распространение нелепые претензии на приоритет русских и советских ученых и инженеров в истории мировой науки {1093}. Над физикой тоже нависла угроза. Квантовая механика и теория относительности служили мишенью для нападок со стороны философов еще в 30-е годы. Новая полемика началась в 1947 г. после публикации М.А. Марковым, работавшим в ФИАНе, статьи, посвященной эпистемологическим проблемам квантовой механики {1094}. Марков был атакован воинствующим философом А.А. Максимовым за свои взгляды, а особенно за поддержку теории дополнительности Нильса Бора {1095}. Редактор журнала, в котором была напечатана статья Маркова, в 1948 г. был отстранен от должности, а интерпретация квантовой механики, разработанная копенгагенской школой, на целое десятилетие была изгнана из советской науки {1096}. [243]

Триумф Лысенко в августе 1948 п. представлял гораздо более страшную угрозу физике, чем запрет специфической интерпретации квантовой механики. В течение четырех месяцев проходила подготовка к созыву Всесоюзной конференции физиков для обсуждения недостатков советской физики. Конференция готовилась Министерством высшего образования, возглавляемым Кафтановым, и Академией наук, президентом которой был тогда Сергей Вавилов. 17 декабря учреждается Организационный комитет конференции, во главе с заместителем министра высшего образования А.В. Топчиевым; заместителем Топчиева назначен Иоффе {1097}.

В письме заместителю Председателя Совета Министров Клименту Ворошилову Кафтанов обозначил недостатки, которые конференция предполагала исправить: «Курс физики преподается во многих учебных заведениях в полном отрыве от диалектического материализма… Вместо решительного разоблачения враждебных марксизму-ленинизму течений, проникающих через физику в высшие учебные заведения… в советских учебниках по физике не дается последовательного изложения современных достижений физики на основе диалектического материализма… В учебниках совершенно недостаточно показана роль русских и советских ученых в развитии физики; книги пестрят именами иностранных ученых…» {1098}. На эту конференцию предлагалось пригласить 600 физиков в московский Дом ученых; она представлялась как некое продолжение сессии 1936 г. {1099} Эту последнюю теперь задним числом стали критиковать за то, что она уделила мало внимания идеологическим вопросам.

Между 30 декабря 1948 г. и 16 марта 1949 г. Оргкомитет провел 42 заседания. На них присутствовали не только члены комитета, но и приглашенные. Дискуссии часто бывали острыми и ожесточенными. Разграничительные линии, однако, возникали не только между физиками и философами. В конце 40-х годов советские физики разделились на две группы; одна из них была представлена Академией наук, другая — Московским университетом {1100}. Это разделение восходило к середине 30-х годов, когда под руководством Вавилова ФИАН стал превращаться в сильный институт. По мере усиления ФИАНа ухудшалась ситуация в университете. После того как в 1936 г. был арестован декан физического факультета Б.М. Гессен, на факультете все больше усиливалось влияние физиков, которые предпочитали в научных и административных спорах искать поддержку у политического руководства. Несколько физиков, включая Капицу и Иоффе, в 1944 г. написали письмо Молотову, в котором выразили свою озабоченность уровнем преподавания физики в университете и просили его назначить кого-нибудь из ведущих физиков (Обреимова, Леонтовича или Фока) на должность декана факультета. Молотов не последовал этому совету; ситуация еще более обострилась после смерти Леонида Мандельштама (1944 г.) {1101}. Один за другим члены школы Мандельштама — Г.С. Ландсберг, Игорь Тамм, С.Э. Хайкин, М.А. Леонтович — уходили из университета, их сменила довольно пестрая группа посредственных физиков. В эту группу входило и несколько серьезных ученых — Д.Д. Иваненко, А.С. Предводителев, но были в ней и такие, как В.М. Кессених и В.Ф. Ноздрев, которые возмещали недостаток своих способностей в области физики идеологической «бдительностью» [244]. Университетских физиков объединяло чувство раздражения тем, что их работа не получила того признания, которого, по их мнению, она заслуживала. Также они были раздосадованы тем, что, несмотря на энергичные усилия, их не привлекли к работам по атомному проекту. Некоторые из них были готовы перейти к политическим обвинениям, чтобы свести счеты с физиками из Академии. Кампания борьбы с космополитизмом придавала их обвинениям политический оттенок {1102}. [245]

Оргкомитет обсуждал десять докладов, которые предполагалось представить на конференцию. Вавилов должен был прочесть доклад, озаглавленный «Философские проблемы современной физики и задачи советских физиков в борьбе за передовую науку», Иоффе — «О мерах по улучшению преподавания физики в технических вузах»; другие должны были говорить об учебниках и повышении уровня обучения физике. Но дискуссии в Комитете вышли далеко за пределы этих довольно безобидных тем. Университетские физики и их союзники, философы, ринулись в атаку, обвиняя физиков Академии в распространении космополитизма и идеализма, в том, что они не цитируют русских ученых, уклоняются от честных дискуссий, отказываются от развития фундаментальной физики и участвуют в шпионаже в пользу Германии. Последнее обвинение было направлено против Мандельштама, умершего пятью годами раньше. Но и здравствующим физикам тоже досталось от критиков. Иоффе, Тамм и Марков, которые принимали участие в заседаниях комитета, подверглись резкой критике. Френкель был особой мишенью, и высказанное им в 1931 г. утверждение о непричастности диалектического материализма к физике снова было использовано против него. Нападкам подвергся и Капица, хотя он и не бывал на заседаниях Комитета {1103}.

Вавилов оказался в трудном положении. Как физик, он понимал абсурдность обвинений, выдвинутых университетскими физиками и их союзниками. Однако, как президент Академии, он должен был принимать участие в кампании, которая была санкционирована политическим руководством. Он пытался уравновесить эти несовместимые обязательства, но не сумел удовлетворить университетских физиков. Физики из Академии отвергали критику квантовой механики и теории относительности. Они отвергали также критику их отношения к западной науке. Если они не цитировали работы университетских физиков так уж часто, сказал Тамм, это объяснялось тем, что они не считали их очень хорошими. Ландсберг обвинял Иваненко в том, что тот рассматривал цитирование своих работ и работ своих учеников как пробный камень патриотизма советских физиков. Физики Академии были готовы создать видимость критики идеалистических философских взглядов некоторых западных физиков. Под нажимом критики Френкель признал, что в некоторых своих работах он объяснял идеи основоположников квантовой механики, не подвергая их критике. Но в ключевых вопросах физики Академии, однако, удерживались на своих позициях.