Позывной – «Кобра» (Записки разведчика специального назначения) - Абдулаев Эркебек. Страница 7

Мама попала в их число. После пары месяцев подготовки, они выступили на стадионе «Динамо». Вечером по плану культурной программы их должны были повести в Большой театр. Мама с подружкой остались в общежитии, потому что немного простыли на выступлениях. Неожиданно в комнату забежали какие-то военные, подняли их с коек и куда-то повезли. Оказалось в Кремль на праздничный банкет! Огромный зал, изысканно накрытые столы, серебро и хрусталь. И сотни, тысячи людей: прославленные военные, известные ученые, знаменитые артисты, — это была сказка из «Золушки»! Закружилась голова… Подруги робко пристроились где-то на краюшке, так и не притронувшись к блюдам. Внезапно раздались бурные аплодисменты, переросшие в овации, в зал вошел сам товарищ Сталин, а с ним Калинин, Ворошилов… Сталин произнес короткий тост, поднял свой бокал. Посидев немного, вожди извинились и ушли. Объявили перерыв. Освободились места за столами поближе к Президиуму. Шустрая подружка-татарка схватила маму за руку и поволокла туда. Сели напротив Георгия Димитрова, его жены-красавицы и седой старушки матери. Официанты внесли горячее. Как его кушать? Заметив ее состояние, добрая старушка начала тихонько подсказывать в какую руку надо взять вилку, в какую нож. С блюдом кое-как справилась, хотя ни вкуса ни запаха не чувствовала. Очень захотелось взять на память о Кремлевском банкете какой-нибудь сувенир. Ведь дома расскажешь — не поверят! Мать Димитрова объяснила, что серебряные ложки-вилки брать не следует, но можно взять бумажные салфетки с водяными знаками, изображающими Кремль, и пожалуй, мельхиоровые спичечницы. Так и поступили.

В 1986 году мама встретилась со своей подружкой-татаркой. Они вспоминали Москву тридцатых, перебирали имена однокурсниц по медучилищу, не вернувшихся с фронта, пили водку и плакали…

Глава 6. Парашютные сборы

Летом 1972 года я попал на парашютные сборы. К тому времени у меня уже было 39 прыжков на Д-1-5у, из них четыре прыжка со стабилизацией раскрытия купола по 15 секунд. Пора было переходить на ручное раскрытие. Пересел на ПД-47 с квадратным куполом. И вот я со сборной Киргизии в одном самолете. Ребята и девчата уходили на 2200 метров крутить акробатику. Я должен был покинуть борт раньше на высоте 1200 метров. Им всем было чертовски интересно, они сгрудились у открытой двери и почему-то между собой называли меня перворазником. Признаюсь, мне это было неприятно. Мастер спорта Сергей Решетилов, только что прибывший на сборы, должен был прыгать вместе со мной. Он еще раз проверил замки аварийной отцепки своего УТ-2р и прокричал мне в ухо:

— Я пойду первым. Через две секунды иди за мной. Не волнуйся!

Самолет сбросил газ. Серега напружинился, рыбкой выскользнул наружу, в воздухе красиво развернулся, лег на спину и поманил меня за собой. Взявшись правой рукой за косяк двери, я резко оттолкнулся правой ногой и лег на поток. Слегка повернув голову, посмотрел на дверь и, встретившись глазами с инструктором, сделал ему отмашку рукой. Он кивнул в ответ: все в порядке…

…Через две секунды меня закрутило. Малейшее движение руки или ноги приводили к мгновенному изменению положения тела в воздухе. Меня бешено вращало одновременно во все стороны и я никак не мог стабилизовать падение. Через несколько секунд, поняв бессмысленность своих потуг, рванул кольцо. Резкий удар, я повис под куполом, вернее под квадратной «салфеткой». Решетилов с громким шелестом раскрылся чуть ниже, и выписывая вокруг меня круги, приземлился рядом. Собрав свой купол, покачал головой:

— Ну ты даешь…

Все спортсмены и инструкторы остро переживали за меня и наперебой давали полезные советы. Однако второй прыжок — опять закрутило. Десятый прыжок — то же самое!

Я понял, что совершив до этого около сорока прыжков «на веревочку», я намертво усвоил вредную привычку через две секунды после отделения от самолета, в ожидании динамического удара раскрытия купола, непроизвольно концентрироваться. Условный рефлекс, черт его дери! В результате попадал в штопор. Ходил весь в синяках от подвесной системы. Но мучительнее были душевные травмы. Неужели я такой тупица? И вот однажды, совсем отчаявшись, перед прыжком закрыл глаза, расслабился. Покинув борт самолета, лег на поток, широко раскинув руки и ноги, начал отсчет. Через четыре секунды обратил внимание, что падаю стабильно. Открыл глаза. Я переборол себя! Это было неописуемое блаженство — уметь управлять своим телом во время свободного падения!

Мне дали более совершенный купол Т-4-4м. Сейчас понимаю, что если бы я перешел на ручное раскрытие не на сороковом, а начал уже где-то на пятнадцатом прыжке, видимо удалось бы избежать ошибок, одна из которых чуть было не стоила мне жизни на очередных сборах в 1976 году.

Что мне дал парашютный спорт кроме чувства «глубокого морального удовлетворения»?

Во-первых, собранности. Признаюсь, я никогда особенно не отличался аккуратностью и собранностью. Парашютизм, если и не устранил совсем, то в какой-то мере сгладил этот недостаток.

Инструкторы с нами особенно не церемонились. И не прощали даже малейших ошибок. Допустим, привязал контровку чеки прибора КАП-3 не «восьмеркой». Инструктор выдергивает чеку: трещит прибор, щелк! Ранец раскрывается, купол вываливается на землю. Все, собирай по новому. Ребята уходят в воздух а ты сопишь над укладкой.

Во-вторых, когда в 1982-м году в КГБ Киргизии решался вопрос кого отправить на учебу в школу диверсантов, мои 80 прыжков произвели впечатление на начальника республиканской разведки Эрика Чинетова. И он остановил свой выбор на моей кандидатуре. Значит и в «Вымпел» я попал благодаря парашютному спорту.

Глава 7. Экзамен по истории КПСС

На втором курсе я завалил экзамен по истории КПСС и полгода не получал стипендии. Произошло это следующим образом. На экономфаке общественные дисциплины преподавали на двух языках. Я занимался в группе с русским языком обучения. Во время сессии наш преподаватель заболел и экзамены принимал профессор киргизского потока. Поскольку моя фамилия начинается на «А», пошел отвечать первым. Не успел произнести нескольких фраз, как профессор прервал меня:

— Абдулаев, ты кто по национальности?

— Киргиз.

— Почему фамилия не киргизская?

Объясняю, что фамилию отца исказили, когда он в тридцатые годы учился в Ташкенте.

— Хорошо. Ты владеешь родным языком?

— Да.

— Ну и отвечай по-киргизски.

Тут я начал мычать. Извините, одно дело бытовой, разговорный язык, а тут специфические научные выражения. Это две большие разницы. Короче, поставил он мне «неуд».

Нечто подобное произошло со мной в восьмом классе, когда принимали в комсомол. Заседание Бюро райкома, во главе стола первый секретарь, противная тетка с мясистым, угристым носом. Я не смог по-киргизски рассказать Устав ВЛКСМ. Так что вступил в комсомол лишь в десятом классе.

Итак, остался без стипендии. Стыд-то какой! Родителям не расскажешь, да и финансами они помочь не могли. Например первый костюм мне сумели купить по окончании третьего курса на деньги, вырученные от продажи меда с небольшой отцовской пасеки. До того донашивал пиджаки старшего брата. Джакып — молодец. Он не только получал повышенную стипендию, но и подрабатывал на «скорой помощи». Так что полгода я выживал как мог. Хорошо, что в городе было много близких и дальних родственников, к которым можно было изредка забежать поесть.

Глава 8. Адыл и Абай

В общежитии в каждой комнате стояло по 4–5 кровати. Парни размещались на третьем и пятом этажах, а девушки на втором и четвертом. Наша комната, посовещавшись, наладила дружбу с девчатами, проживавшими над нами. Это было выгодно, у девчат не переводился хлеб, сахар и сливочное масло. Так что по вечерам, придя к ним в гости, всегда можно было рассчитывать на угощение. В свою очередь, когда у нас заводились деньги, водили их в кино и в кафе. Правда денег у нас хватало на три-четыре дня.