Арсенал-Коллекция 2012 № 04 (4) - Коллектив авторов. Страница 25

— А солончаки попадались?

Туда мы ходили, дрова заготовлять для кухни. Рано утром, пока еще солнца нет, ходили в пески — саксаул искали, вырывали их и таскали на кухню. А уж потом мы летали, потому что днем в пески не пойдешь, жара сильнейшая, до сорока градусов в тени.

Был один колодец. Глубина пятнадцать метров. Вода — холоднющая.

Потом мы, наверное, с восьми часов примерно, начинали летать, и летали примерно до одиннадцати. Потом полеты прекращались. Наступал период полного затишья, никакого движения, ничего.

Самолеты мы на половину зарывали, в песок. Опасались сильного ветра, особенно ветра, который назывался «афганец».

На «Яках» программа была короткая: взлет-посадка, зона. Ну и немножко полетали строем.

— А по маршруту?

Полетов по маршруту не было, и стрельбы не было — ни по конусу, ни по щитам.

По-моему, ни в одном училище такой подготовки раньше не было.

— Вы за время подготовки, сколько всего вылетов сделали?

Аэродром Плеханове. Конец 1943 года. На заднем плане виден A-20G

1943 год аэродром Плеханове. Командир эскадрильи Башкиров проводит занятие по тактике

До фронта? Налёт небольшой. В книжке есть. Вот: «У-2», налетал пятьдесят семь часов. «УТИ-4» — двадцать четыре с половиной часа...

Училище я окончил в марте 1943 года. Выпустили группу. Нас вдвоем направили в Саратов, в запасной авиационный полк. В Саратов я приехал за три дня, опять через Казахстан. Аэродром находился в Багай-Барановке. Там в ЗАПе должны были тренироваться... Но мы там бездельничали, потому что не было самолетов, ждали откуда-то самолеты. Потом нас отправили на Ленинградский фронт.

— Вы в каком звании училище окончили?

Младший лейтенант.

— А лейтенанта когда получили?

Лейтенанта получил в 14-м полку. После войны, по-моему.

— Как осуществлялся отбор тех, кто поедет в Ленинград?

Никакого отбора не было. Туда отправляли, где летчиков не хватало. В сентябре 1943 года вызвали в штаб, вручили предписание... Ехал через Москву. Сначала в Кобону, от Кобоны на пароходе. Потом в Марьин нос, и на Финляндский вокзал. В штабе армии на Дворцовой площади получил направление под Волхов.

Опять на пароходе через Ладогу в Кобону, а с Кобоны добирались, кто как может. На машине приехали в «Плеханово». Там стояли 159-й полк Покрышева на «Лавочкиных», и 196-й полк на «Аэрокобрах». Командовал им Андрей Чирков — Герой Советского Союза.

Я попал в 196-й полк. Стал переучиваться на «Аэрокобре». Она с передним колесом, а потому у нее посадка непривычная... Но сначала я летал на «Киттихауке», чтобы ознакомиться с приборной доской. Непривычно: футы, мили... Все время приходилось пересчитывать в голове. Сколько километров, туда-сюда. Посадка такая же, как у «Яка», поэтому летал только ради знакомства с приборной доской.

— И как Вам после «Яка» показался «Киттихаук»?

Барахло... В смысле пилотажа «Як» был лучше. Но оборудован хорошо, радиостанция хорошая, обзор великолепный. Я на нем несколько вылетов сделал. А потом на спарке. Летчиком-инструктором у нас был эстонец. Ему не удавалось лететь на фронт, и он занимался тем, что на спарке вывозил молодых летчиков.

— Спарка «Киттихаук» — это что переделка?

Подробностей не знаю, но, по-моему, переделывали у нас. И когда моторесурс выходил, наш «105-й» мотор ставили.

После нескольких полетов на спарке, инструктор меня перевел на «Аэрокобру».

Познакомился с «Аэрокоброй», сделал как бы взлет, но останавливался, так чтобы почувствовать его на взлете. А потом взлетел, все нормально. Когда посадку делаешь, немножко не добираешь ручку, а потом он сам заваливается на переднее колесо. Обзор хороший, двигатель сзади стоит. По-моему, «Алиссон» — хороший мотор, вот я до сих пор помню, а планер у американцев был перетяжеленный. Вооружение: 37-миллиметровая пушка, два крупнокалиберных пулемета через винт и четыре «Кольт-Браунинга» в крыле. Как дашь очередь, так сплошной фейерверк.

— Разговоры ходили, что «Кобра» в штопор сваливается?

Про это сейчас расскажу.

Все наши самолеты примерно три тонны весили. «Як», к примеру, до трех тонн был. «Лавочкин» три с чем-то. А у «Аэрокобры» полетный вес — шесть тонн. Вооружения много, бензина много. Тяжелый самолет. Мы стояли вместе с «Лавочкиными», но для «Кобр» специально полосу выделили и удлинили. Потому что «Кобре» надо дольше бежать, чтобы оторваться.

Кстати, прилетел как-то командир дивизии Матвеев:

— Что это за самолет «Кобра»? А ну-ка я на него сяду.

И взлетать начал не по полосе для «Кобр», а по той, где взлетали «Лавочкины».

Смотрим: бежит, бежит, бежит, аэродром кончается. Ну, думаю все, поминать будем. Но оторвался, качается, но взлетел.

Кое-как набрал высоту. Сел нормально, зарулил, плюнул и ушел, и не стал ни с кем разговаривать.

Я как-то еду с ним на электричке в Пушкин, там расположен музей 275-й дивизии, и говорю:

— Как же так, — говорю, — Вы чуть не разбились на «Кобре»?

— А Вы не сказали, что щитки-то надо было выпускать перед взлетом?

Чирков ему ничего не сказал, думал, что командир дивизии знает. Он же подчиненный, не дело подчиненному подсказывать...

А в штопор, «Кобра» в любой валилась. Хоть плоский, хоть простой. И садилась очень плохо. Вот мы вдвоем приехали осваивать эти «Аэрокобры», взлет-посадку освоили. Потом мне говорят:

— Ну, давай, лети теперь в зону, попилотируй. И смотри, — говорят, — за хвостом. Потому что немцы рядом. Могут шлепнуть...

Ну и я отпилотировал, сначала виражи, потом переворот сделал, и... что такое, пока очухался, земля уже рядом, а я ведь на трех тысячах был. За переворот потерял аж полторы тысячи. А «Як» за переворот терял шестьсот метров. Думаю, надо же какой тяжелый самолет.

Опять набрал три тысячи... Виражи, перевороты, боевые развороты, бочки... Потом, строем полетал немножко с моим товарищем, с которым прибыл с училища — сержантом Владимиром Павловым. Летал он отлично, хороший летчик был. Но он до фронта не добрался, погиб на «Аэрокобре».

А случилось это на моих глазах: они парой от Волхова летят к аэродрому, высота примерно две тысячи. И ведущий пошел в пикирование; шел, шел, потом раз и очень резко вывел. И тут же как лист стал падать. Командир Чирков кричит ему:

— Прыгай!

Ничего не слышно.

— Прыгай!

Не реагирует.

— Прыгай! ... твою мать!

А тот раз, раз, раз и упал в кусты...

— Фамилию погибшего помните?

Павлов. Он на фото есть, покажу потом[* Павлов Владимир Ильич, 1922 г.р., сержант 196-го ИАП., погиб в катастрофе на Р-39 02.02.1944. Похоронен в Плеханово.].

Он так стремился на фронт... Похоронили его в «Плеханово»...

Инженерный состав долго разбирался, что произошло, и пришел к выводу, что на больших нагрузках детали конструкции регулировки стабилизатора не выдержали. И в результате произошел резкий выход из пикирования и пилот потерял сознание, самолет неуправляемо падал... На «Аэрокобре» много было катастроф...

— У людей, которые воевали на «Аэрокобре» различное, прямо противоположное впечатление. А Ваше мнение?

Для боя ничего хорошего не было.

— То есть Вам он не нравился?

Мне — нет. Но я читал недавно брошюру «Я воевал на «Аэрокобре»» — многим нравился. Но на «Аэрокобре» очень много было небоевых потерь...

— Вы на каком бензине летали? На американском?

Нужен был авиационный бензин «Б-100», а у нас его не было. На нашем «Б-89» двигатель терял мощность, и самолет уже не давал то, что могла дать «Аэрокобра». Но я на «Б-100» не летал, и вообще на «Аэрокобре» я недолго был и в боях не участвовал. Я просто освоил его. И тут меня перевели в 14-й гвардейский полк на «Яки».