Арсенал – Коллекция, 2012 №01 - Автор неизвестен. Страница 24

– Как часто пополнялся боекомплект?

– Перед боем или наступлением мы всегда старались набрать побольше ящиков со снарядами. А дальше всё зависело от того, в каком районе мы вели боевые действия, а также как был организован подвоз. Если только чувствовали, что дороги не позволяют организовать регулярное пополнение боезапаса, нужно было экономить и рассчитывать только на те снаряды, что заранее взяли.

– Какие типы снарядов вы использовали?

– Против танков и бронетехники – бронебойные и подкалиберные, а когда немцы отступали, и их пехота бежала, то стреляли шрапнелью, чтобы она перед ними в воздухе разорвалась и накрыла пехоту. Такой способ приводил к более эффективному поражению личного состава. За всё время мне только один довелось использовать шрапнель по наступающей пехоте. Мы тогда подбили вражеские танки, а немцы всё равно пёрли вперёд – тут я по ним и дал шрапнелью. Здесь здорово помог командир орудия, он вовремя меня сориентировал, какой тип снаряда нужно заряжать и быстро дал команду подносчику, на какое расстояние надо установить взрыватель.

Артиллеристы меняют дислокацию в западную часть города Нейсе в Силезии. 1-й Украинский фронт, 1945 г. На переднем плане – 76-мм дивизионная пушка образца 1942 года (ЗиС-З).

Мигур Иван Иванович (современное фото)

– Кто отрывал окоп для орудия?

– Сам расчёт. Что уж говорить, такая работа была очень тяжёлая. К примеру, при прорыве немцами нашей обороны мы не успевали подготовить окоп, а просто подкапывали сошки, чтобы при выстреле орудие не сильно откатывалось. Иначе можно было потерять прицел, а в борьбе с танками противника каждая секунда дорогого стоит. А в обороне мы вырывали окопы и для орудия, и ровики для снарядов, и окопы для себя. За ночь должны всё это сделать. И замаскировать позицию. Непросто приходилось, но как-то справлялись.

– Как транспортировались орудия?

– Только гужевым транспортом. Автомобили мы не использовали, да они и не всегда смогут пройти по бездорожью. Этот момент тоже нужно понимать.

– С особистом в артиллерии сталкивались?

– Конечно же, он у нас имелся. Но только я с ними не контачил, очень не любил их после той истории с панибратством, когда меня чуть не арестовали по доносу.

– Что было самым страшным на войне?

– Видеть, как вражеская пехота идёт на твоё орудие врукопашную. У всех солдат белки глаз кровью наливаются, тогда становилось очень страшно. И единственное, что спасает – нужно быть быстрее противника. И все, иначе – смерть.

– Как кормили на фронте?

– Ну, здесь однозначно нельзя ответить. Если затишье, то все подвозили своевременно. Но случалось так, что банально не могли подвезти еду, или кухня заблудилась, или тылы отстали. Тогда сидели и день, а то и по двое суток без кормёжки. И такое бывало. Но тяжелее было не с едой, а с условиями жизни. Я за все годы на фронте не имел представления о том, как это, нормально поспать – всё время в окопах, всё время в одежде. И вшей кормили, и все, что хочешь, было.

– Как боролись со вшами?

– Если удавалось, то прожаривали одежду над костром, в ином случае, на остановке, или если где-то вставали на ночёвку, то всё снимали с себя и набрасывали на лошадей – ведь вши не переносят конского запаха, особенно лошадиного пота. Так и боролись, хотя, прожарка над костром, конечно же, была эффективнее.

– Пленных немцев видели?

– А как же не видеть! К концу войны они вели себя смирно, и сразу кричали: «Гитлер капут! Сталин гут!» Но настоящие нацисты смотрели на нас с пренебрежением. Я хорошо помню один момент в Чехословакии – мимо нас вели группу эсесовцев, в том числе и офицеров, очень высоких, с прекрасной армейской выправкой. И когда один из них увидел нас, артиллеристов, замызганных, разношерстно одетых, ему явно стало неудобно, что такие вот солдаты его победили. Тогда он окатил нас таким презрительным взглядом, будто мы совсем не люди, а навоз под его сапогами. Я же сказал своим солдатам в расчёте: «Ну и шут с ним! Пусть он как хочет себя ведёт, а всё равно под нашими автоматами в плен топает».

– Кто командовал Вашим дивизионом?

– Капитан Иван Петрович Мартынов. Впоследствии, уже став майором, он перешёл на должность командира дивизиона в 313-й гвардейский артиллерийский полк нашей дивизии. И здесь в апреле 1945 года Иван Петрович получил звание Героя Советского Союза. Это настоящий офицер, настоящий Батя для нас, противотанкистов. На войне он больше всего на свете заботился об одном – о жизнях солдат. Знаю, что сейчас Иван Петрович Мартынов живёт в Москве. Хотел бы, пользуясь такой возможностью, передать ему низкий земной поклон по пояс. Большое Вам спасибо, Иван Петрович, за то, что сохраняли жизни своих подчинённых!

– С кем-то из старших командиров, кроме Ивана Степановича Конева, довелось встречаться?

– Так близко, как тогда, нет. Ну, было дело, однажды издали видал Георгия Константиновича Жукова, несколько раз видел Николая Павловича Пухова, командира 13-й армии, в состав которой входила наша дивизия. Но с ними я не разговаривал.

– Как относились в войсках к Сталину, партии?

– Хорошо. Как ни крути, а, всё-таки Сталин принял Россию с сохой, а оставил её с атомной энергией и космическими исследованиями.

– Как Вы встретили День Победы?

– мы были в Чехословакии. Конечно же, обрадовались, из всех видов оружия стреляли в воздух, друг друга обнимали. Одним словом, радовались, что в живых остались. На следующий день как раз планировали торжественную встречу с американцами, и тут тревога. Нас подняли в ружьё, и мы приняли участие в разоружении и захвате разрозненных частей СС и Русской освободительной армии генерала-предателя Власова. От борьбы с эсесовцами мы и после 9 мая 1945 года несли потери. Дело в том, что многие переодевались в гражданскую одежду или притворялись инвалидами, ходили с палочкой. Когда же мы их останавливали, то они зачастую оказывали вооруженное сопротивление. Так что потери были. А власовцы прорывались к американцам, но мы их останавливали и разоружали. Кстати, солдаты из 25-го танкового корпуса нашей 13-й армии захватили в плен и самого Власова.

Тогда говорили, что его нашли на полу автомобиля завёрнутым в ковер. В итоге благодаря оперативным действиям командования дивизии и армии большинство власовцев было задержано, так что они не смогли перейти к американцам.

После войны наш дивизион остановился в курортном чешском городе Карловы Вары. Здесь пошли разговоры о том, что дивизию должны были отправить на Дальний Восток. И действительно, мы погрузились в эшелон, но в Польше мне стало нехорошо после контузии, и меня направили в госпиталь, где меня снова лечили от контузии. При выписке предлагали остаться в Группе советских войск в Германии, но я наотрез отказался, так как хотел вернуться в родную дивизию. Только прибыл в часть, а мой дивизион уже расформировывался. Оттуда меня перевели в другую часть, затем направили на учёбу в артиллерийское училище, где я стал младшим лейтенантом. Демобилизовался в звании капитана, сейчас живу в Алуште.

Интервью и лит. обработка: Юрий Трифонов

Бегелъдинов Талгат Якубекович (фото военных лет)

Лётчик-штурмовик Бегельдинов Талгат Якубекович

Когда на фронт приехал дважды герой Советского Союза Михаил Одинцов, тогда он был замкомэска и комэск Пошивальников меня спрашивают: «Ты сколько налёта имеешь?» – «11 часов» – «Не густо…а летать то можешь?» – «Ну, вообще могу…» они с подозрением посмотрели на меня. – «Ну, ладно. Летать-то как… не забыл? У тебя всё же два месяца перерыв» – «Да, нет вроде бы» – «Ну, ладно завтра посмотрим».