Скоро будет буря - Джойс Грэм. Страница 33

Но ведь кто-то сделал это. Он не знал как, не знал когда. Он знал только, что некто нашел изощренный способ ввести в него яд этого тропического паразита. Вдобавок он заметил, что ему становится хуже среди наиболее близких ему людей. Он чувствовал себя хуже на всем протяжении этих каникул: симптомы болезни сделались более явными, и ухудшилось общее состояние. Облегчение он испытывал, лишь когда удалялся от своих попутчиков.

Позади него, на северо-западе, начали собираться тучи. С южной стороны небо было чистым, и он направился на юг.

Пройдя еще три или четыре километра, он оглянулся назад. Пейзаж слегка изменился. Теперь уже не было видно ни дома, ни полей созревшей кукурузы, ни обнажившегося известнякового пласта. Он легко мог вообразить, что никогда здесь не бывал, что у него нет семьи, нет жены и детей, нет опасных друзей или разобиженных любовниц, нет большого дома в графстве Суррей, который требует забот, нет дерьмовой рекламной империи, которую нельзя оставлять без присмотра, нет места для парковки личных машин сотрудников, нет «мерса» для себя или «ситроена» для жены, нет платы за обучение в школе или за собачий корм, нет мощной бытовой техники, нет набора чугунных кастрюль, нет массивного серебряного графинчика, нет врачебных гонораров, нет проклятого темазепана, нет, нет, нет… Нет и не надо. Пока он вышагивал вперед, не составляло труда выкинуть все эти вещи из головы. Он словно слышал, как они откатываются, с грохотом падая позади него на дорогу. Он чувствовал себя легче, сильнее.

Глаза Джеймса были устремлены вдаль, на юг. Там протянулась Французская Ривьера, до которой совсем нетрудно добраться пешком, и легко достижимая Италия, а на расстоянии какого-то шага – Греция и почти видимая Малая Азия, манящая, словно палец в драгоценных перстнях. Он мог идти куда угодно.

Новая жизнь. Здоровье. Молодость. Бодрость. Он отправится ко всем этим соблазнам, просто следуя туда, куда поведет чудесная извилистая дорога.

– Эти тучи, которые ты видишь, Джесси, – нехорошие тучи.

– Одни тучи хорошие, а другие плохие?

– Именно так. Некоторые приносят освежающий дождь. Земле нужен дождь. Но эти тучи особенные. Взгляни на них. Они грязно-коричневые.

– А по-моему, они какого-то пурпурного цвета.

– Нет. Они цвета грязного синяка. Посмотри. Знаешь почему? Они состоят из нечистого воздуха и воды с вредными примесями. Это отравленные тучи. А знаешь, почему они отравленные?

– Нет. – Джесси боялась своей наставницы, когда та бывала в таком настроении. Глаза просветительницы были почти неподвижны и направлены на разраставшееся вдали скопление туч. Эти глаза, несомненно, обладали какими-то необычными свойствами. Несмотря на блеск, они создавали впечатление странного отсутствия, которое Джесси уже наблюдала раньше. Как-то раз, когда Джесси ожидала приема у специалиста с Харли-стрит, какая-то женщина вышла из кабинета врача, пристально взглянула на нее и дотронулась пальцем до ее щеки. – Это из-за химикатов?

– Химикатов? Нет. Это из-за другого типа загрязнений. Я говорю про загрязнение туч, которое создано людскими мыслями.

Джесси засмеялась и затем пожалела об этом. Иногда она подозревала, что ее наставница не в своем уме.

– Думаешь, я шучу? – спросила та. – Эту вещь мало кто может понять. Если люди неважно себя чувствуют, несчастны, озлоблены, сбиты с толку, угнетены или расстроены, они излучают особый вид тепла. Такое тепло притягивает самую обычную тучу подобно слабому магниту и загрязняет ее. То, что ты видишь, Джесси, это цвет грязного тепла Туча, надвигающаяся на нас по этой долине, несет в себе грязное тепло всего человечества. Она следует нашим путем. Что-то должно случиться.

Джесси вновь взглянула на далекую тучу, которая начинала принимать угрожающий вид. Девочка не знала, как надо реагировать на слова наставницы, но подозревала, что полностью доверять ей нельзя.

К девяти часам вечера Джеймс все еще не вернулся. Дотянув до этого времени, они наконец сели за стол. Сабина в молчании ковырялась в содержимом своей тарелки.

– Куда он, черт возьми, подевался? – спросила Рейчел, как будто извиняясь.

– Пока еще слишком рано переходить к выводам, – произнес Мэтт.

– Какие же выводы, по-твоему, мы должны сделать? – спросила Сабина.

Трапеза быстро подошла к концу, и Сабина отправилась на второй этаж взглянуть на девочек. Остальные уселись под открытым небом; тем временем Мэтт открыл бутылку вина и стал перечислять возможные варианты: Джеймс заблудился, он лежит где-нибудь раненый или просто решил возвратиться домой попозже. Все согласились, что еще слишком рано что-либо предпринимать.

– Вы знаете его лучше всех, Рейчел, – выпалила Крисси. – Чего можно от него ожидать?

Рейчел пожала плечами и сердито покосилась на звезды.

К часу ночи Джеймс все еще не вернулся.

Теперь начали возникать новые гипотезы, но ни одна не была высказана вслух. Казалось, вот-вот можно будет услышать, как проворачиваются шестерни в мозгах, открывая доступ очевидным опасениям. Сабина спустилась на первый этаж, чтобы пожелать всем доброй ночи. Рейчел поинтересовалась, не пора ли обратиться в полицию.

– А в Англии ты стала бы вызывать полицию, – может быть, слишком резко спросила Сабина, – если человек не приходит домой всю ночь?

– Нет.

– И во Франции тоже так. Я отправляюсь спать.

– Не тревожься. Я не буду ложиться, пока Джеймс не придет, – сказал Мэтт.

– Тревожиться не собираюсь. И тебе незачем его дожидаться.

– Почему?

– Потому что этот ублюдок прихватил свой паспорт и кредитные карточки.

Глухие рыдания Сабины разносились по всему дому. Ее несчастье пульсировало в глубокой темноте, ее плач не позволял заснуть другим. Она уже не могла притворяться. Какие бы навыки стоицизма и самообладания она ни приобрела за годы жизни в англосаксонском мире – а Джеймс обычно настаивал на хладнокровии точно так же, как он настаивал на хорошем вине, – она внезапно не выдержала. Старый дом с его скрипучими половицами, расшатанными ставнями и непрочной мебелью сам, казалось, испытывал боль и вздыхал в полумраке, испуганный и растревоженный ее страданиями.

Рейчел лежала в темноте, томимая сожалением и чувством вины за ее роман с Джеймсом. Мэтт и Крисси также лежали без сна, с напряжением прислушиваясь, не донесется ли извне какой-нибудь звук, но не ожидая его услышать.

– Один из нас должен пойти и поговорить с ней, – сказал Мэтт.

– Нет, – возразила Крисси, – она сейчас никого не хочет видеть.

Так они и лежали, а рыдания то стихали, то возобновлялись с новой силой. Казалось, этому не будет конца. Только они решали, что Сабина уснула в изнеможении от собственных слез, как она снова разражалась рыданиями подобно человеку, которого терзает боль, реальная физическая боль, как будто на нее набрасывалась новая стая мучителей, зубастых ведьм и летучих мышей.

Дверь в комнату Крисси и Мэтта приоткрылась, скрипнув петлями. Оба они, встревоженные, взглянули на дверь, но никого не увидели. Затем перед ними проплыл призрак в белой ночной рубашке.

– Джесси! – произнес Мэтт.

– Мамочка плачет! – сказала Джесси.

Позади сестры, зажав рот руками, стояла Бет, совсем крошечная в полосатой пижамке. Джесси тоже плакала. Она смотрела на Мэтта и Крисси, как будто они были наделены властью вмешаться и все наладить. Ее глаза говорили: «Вы же взрослые. Вы правите миром. Почему вы ничего не предпринимаете?»

– Один из нас должен отправиться к ней, – повторил Мэтт.

– Пойдешь ты, – откликнулась Крисси. – А я пока посижу с девочками.

Мэтт натянул халат и выскользнул из комнаты. Крисси кивнула девочкам, чтобы они забрались к ней в постель.

– Мамочка плачет! – произнесла Бет, вторя сестре.

– Да, – сказала Крисси, прижимая девочек к себе, – с мамочками иногда так бывает.

26

– Мамочка плачет!