Искусство войны - Оловянная Ирина. Страница 53

Я бросил на землю собственный рюкзак:

– Еще пять минут, а потом двигаем. Отойдем, – предложил я Роберто.

Пока мы с ним сделали пару десятков шагов, я сосчитал до десяти и успокоился достаточно, чтобы не попытаться задушить его, к чертовой матери!

– Наша цель, – объяснил я, сдерживая ярость, – состоит не в том, чтобы доставить их в лагерь, это можно сделать гораздо проще: нажать кнопку на комме, связаться с капитаном, капитулировать и попросить его прислать катер за этими нытиками. А потом выбросить из головы, что мы проиграли, даже не попытавшись победить. Хочешь? Давай. Только говорить будешь ты.

Роберто опустил голову и покраснел. Мы помолчали.

– Ладно, – согласился он, – ты прав. А что мы будем делать?

– Мне очень не нравится, что меня слишком часто об этом спрашивают. У тебя своя голова на плечах. Я не знаю, что мы будем… Я скажу, чего мы не будем… Потакать заведомым капризам, терпеть бессмысленное глупое нытье, позволять пакостничать.

– А почему ты не протестовал, когда я взял рюкзак у Нино? И даже сам так же…

– Чтобы не спорить у них на глазах. Кроме того, теоретически, они действительно могли устать. А сейчас у нас привал. Вот я и говорю, что это заведомый каприз. И по этому склону с двумя рюкзаками… ты просто загремишь. И, пожалуйста, не жалей ты их сверх всякой меры. Не девчонки.

Роберто покивал.

– Ладно, пошли, – предложил я.

Мы вернулись к ребятам.

– Значит, так, – я сделал вид, что ничего не произошло, – первым идет Тони, Алекс его страхует и направляет в нужную сторону, потом Романо, Гвидо, Нино, Лео, Траяно, Роберто, Вито, Луиджи и я.

Тони и Вито сразу же начали надевать рюкзаки. Я улыбнулся этим котятам, а Лео поощрительно хлопнул Вито по плечу.

– Если ты страхуешь двоих – не иди последним, – предложил Лео.

– Ага, – согласился я, – тогда замыкаешь ты, а перед тобой Нино.

– Ну, так нечестно, – опять вякнул Луиджи, не особенно надеясь на успех своего предприятия.

– Сейчас я тебе устрою «честно», – пообещал я. – Мы идем уже почти четыре часа, давай теперь на такой же срок поменяемся рюкзаками. Нет? А что так?

Луиджи помотал головой, вздохнул, как раб на галере (обижают!), поднял свою тяжкую ношу (килограммов семь, на спине, даже не смешно!) и направился куда-то не туда.

– Передо мной! – велел я резко. – Вито, иди перед Луиджи, – добавил я гораздо мягче.

– Подлиза! – прошипел Луиджи.

Вито не отреагировал. Умница мальчик.

– Бывают только подлизы и нытики, – прокомментировал я, – первые тащат свой груз сами, в надежде на э-э… не знаю на что. А вторые пытаются свалить его на других и считают это великой доблестью. Понял, нытик?

Он не ответил. Кажется, это хорошо.

И мы пошли к вершине холма. Интересно, могу я сейчас выделить часть своих интеллектуальных ресурсов, чтобы подумать? Или всё мое внимание потребуется, чтобы котята не загремели вниз по склону? Праздный вопрос! Лучше скажи-ка ты, Энрик, почему нытики одновременно являются пакостниками? Если это взаимосвязано, то, добившись положительных сдвигов в чем-то одном, можно рассчитывать, что и другое противное свойство потеснится с занимаемых им позиций. Хм, Вито – несомненный пакостник, но почти не нытик. Стоп. Не торопись. Допустим, очень хорошо меня понял в первую нашу встречу. Самый ценный опыт приобретается на собственной шкуре. Тогда почему он гоготал, когда Тони упал на склоне? Потому что он не один. За компанию! Как все в его стае! Капитану следовало выдать мне их по одному, на пару суток каждого, тогда наши шансы были бы гораздо выше.

В этот момент Луиджи споткнулся, и мне пришлось его ловить. Я поставил его на ноги:

– Давай-давай, топай.

Он фыркнул, вздохнул под гнетом тирании и пошел дальше.

Продолжим. Итак, почему пакостники одновременно являются нытиками? Почему слабые любят поиздеваться над чужой слабостью? Ха! Очевидно, потому и любят! Тупица и бездарь пишет пакостное слово на памятнике человеку, ботинки которого чистить недостоин. Памятник не может себя защитить и отомстить обидчику. Всё понятно: стремление пакостничать, издеваться, трусость, нытье суть внешние проявления отсутствия ума и характера. Подарить им ум и характер за три дня?! Да ты спятил, парень, проще устроить революцию в кремонской зоне!

Революцию будем делать потом. Сейчас будем воспитывать пятерых десятилетних мальчишек, от которых отказался капитан Ловере. Педагог умный, умелый и опытный.

Глава 27

Я еще пару раз ловил падающего Луиджи и столько же раз – Вито, прежде чем мы добрались до середины крутого склона.

– Дышите ровнее, – поучал я своих подопечных, – и не останавливайтесь. Пусть медленно, но идите, а то быстрее устанете.

На середине склона сломался Романо. Хм, он показался мне покрепче других, поэтому я поручил его Гвидо, все-таки наш начальник штаба пока еще недостаточно тверд, чтобы гнать в гору хнычущего щенка. А Романо лег на траву и заныл:

– Я больше не могу-у!

Не мог бы – ныть бы тоже сил не было. Черт бы его побрал! У моих как раз дыхание установилось, я даже поверил, что они без жалоб дойдут до вершины.

– Идите вперед, – скомандовал я, – Гвидо, пригляди за Луиджи, а этого оставь мне.

– Я тоже устал! – заявил Луиджи.

– Заткнись и береги дыхание! – отрезал я. – Как девчонка, – проворчал я себе под нос, но так, чтобы он слышал.

Он всхлипнул, но послушался.

– Вито, иди перед Нино.

Лео приглядит за обоими. Я присел на склоне рядом с лежащим Романо и посмотрел представление в театре одного актера для одного зрителя. Через несколько минут разнообразные ахи и охи закончились.

– Ты чего? С Новой Сицилии? – немного насмешливо поинтересовался я.

– Не-ет, – заныл он.

Хм, каким-нибудь больным он быть не может, во-первых, лечится всё, во-вторых, его бы просто сюда не взяли… Нормальный домашний ребенок, в детском военном лагере первый раз, но… Но ведь четыре года тренировок! Каждый день! Куда смотрел его сенсей?

– А откуда? – продолжил я расспросы.

– Сам ты с Новой Сицилии! Я те ща как дам!

Я расхохотался:

– Ты – нытик, хлюпик и слабак! Мне? Да тебя всю жизнь кто-нибудь будет обзывать, ругать и вытирать об тебя ноги, если захочет! А ты будешь всю жизнь это терпеть!

Он выкарабкался из лямок рюкзака и постарался достать меня кулаком. Я легко уклонился.

Не пытаясь ударить меня еще раз, он уселся на траву и заревел.

– На это у тебя сил хватает, – прокомментировал я спокойно, – значит, и на все остальное тоже должно хватить.

Через пару минут он немного успокоился, по-моему, это было еще одно представление. Мальчик бьет на жалость. На меня не подействовало. Летучие коты, в камуфляжке нет специального кармана для носового платка, поскольку ни разу в жизни не понадобился…

Я плеснул на ладонь воды из фляжки и умыл ему рожицу.

– Все? – спросил я мягко. Он всхлипнул и кивнул.

– Тогда вперед. Надевай рюкзак – и пошел.

Я поправил ему лямки, развернул и легким шлепком отправил вверх по склону. Пока Романо приходил в себя, ребята ушли довольно далеко, и догнать их до вершины у нас было никаких шансов. Плохо, вдруг еще кто-нибудь из глупых котят устроит представление, а Роберто или Гвидо не выдержат и пожалеют. Я медленно пошел вслед за мальчишкой.

Так я и не понял, что нам делать. А если бы и понял, то что? За ночь объяснить друзьям, обсудить, а потом за два дня все наладить? Так не бывает. Строго говоря, задача Ловере не имеет решения. Ммм, на последнем экзамене синьор Брессаноне тоже задал нам задачу, которую нельзя было решить за выделенное время. Черт, я опять начал погружаться в пучину черного отчаяния. Вернуть этих мальчишек, как выразился капитан, «людьми», не получится. Это очевидно. Ну хоть что-то сделать можно?! Например, заставить их задуматься, первый раз в жизни. С Вито же сработало, и дело не в том, что я причинил ему боль, а в том, что сказал и как.