Шепот ночи - Джойс Лидия. Страница 3

– Тем больше причин, чтобы мы немедленно поженились, – сказал он.

– Но это невозможно! – возмутилась Алси. Барон бросил на нее косой взгляд, полный терпеливого любопытства, и она закусила губу в поисках не столь резкого возражения. – Я, по крайней мере, должна надеть свадебное платье, – выпалила она.

Протест был нелепым, и, как только слова слетели с ее языка, Алси сильнее сжала губы. Но эта была первая связная фраза, лишенная обвинений, которую она сумела выудить из роящихся у нее в голове сумбурных мыслей.

– Вы можете надеть его для нашего свадебного портрета, – уверил ее барон таким тоном, каким утихомиривают раскапризничавшегося ребенка.

Алси подавила поднимавшуюся волну раздражения и обиды – раздражения от его тона и обиды от того, какой, должно быть, пустой и тщеславной она ему кажется. Чтобы успокоиться, она сделала вдох и ухватилась за менее легкомысленное возражение:

– Я англиканка и, прежде чем мы поженимся, должна переменить веру.

– Не волнуйтесь, – сказал барон, когда они вошли в узкий мрачный коридор. – Священник с этого и начнет. Это дело нескольких минут.

Он ответил на ее недоверчивое хмыканье твердым взглядом, и снова от прямоты и непосредственности этих голубых глаз у Алси потеплело внутри. Барон был так близко, что, шагая, задевал ногой ее юбки.

– Четырех месяцев помолвки вполне достаточно для любых приличий. В Англии это значительно превысило бы норму, не так ли?

– Да. – Честность заставила Алси согласиться, но не удержала от безжалостно логичного и вполне аргументированного возражения: – Вряд ли наш союз можно назвать обычным английским браком, поскольку мы даже не знаем друг друга.

– Месяцы переписки так мало значат для вас, моя птичка? – спросил барон, повторяя нежное выражение из своих писем, игру слов, связанную с ее именем [1], но сейчас в его фразе звучала язвительность.

– Нет, конечно, нет, – расправив плечи, сказала Алси, еще больше смутившись от его слов и намерений.

У нее было такое чувство, что она сражалась с бароном, хоть и не могла сказать из-за чего. Алси показалось, что, меняя традиции и обычаи в свою пользу, он обманывает ее, но она не находила способа поймать его на этом.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал барон, и Алси поняла, что проиграла.

Они свернули в другой полутемный коридор, и барон заговорил на непонятном языке. Алси узнала звуки речи венгерских матросов.

– Я не говорю по-венгерски, – запротестовала она на немецком.

Барон фыркнул и сменил язык, на этот раз она смогла разобрать отдельные слова.

– Значит, это вы понимаете? – спросил он, ведя ее очередным коридором.

– С трудом, – ответила Алси на древнегреческом, значительно отличавшемся от современного языка, на котором говорил барон.

Бенедек кивнул.

– А по-русски? – спросил он на языке, из которого она едва знала десяток слов.

– Нет, – решительно ответила она тоже по-русски. «Он меня проверяет? – задумалась Алси. – С какой целью? И какой ответ он хочет услышать?» С опозданием она решила, что барону может не понравиться жена, знающая кроме немецкого, на котором они переписывались, французский и латынь, но было слишком поздно притворяться невеждой.

– Французский? – спросил он, словно прочитав ее мысли.

– Ну конечно.

Барон снова и снова переходил с языка на язык, но Алси, не узнавая ни единого слова, только беспомощно качала головой. Он без предупреждения остановился, и Алси с испугом увидела, что коридор кончился и перед ними темная полированная дверь.

– Церковь, – пояснил барон Бенедек по-немецки.

Он долго смотрел на Алси, но из-за темноты в коридоре она не могла разобрать выражение его лица. Однако его внимания было достаточно, чтобы ее вновь окатили теплые волны – ощущение опьяняющее и вместе с тем тревожное.

– Я знаю, что англичанин традиционно целует свою нареченную, когда она принимает его предложение, – произнес барон игривым тоном, который противоречил его серьезному взгляду. – В нашем случае с этим произошла задержка, но я считаю, что традиции надо уважать.

Полсекунды Алси смотрела на него, ничего ни понимая. Он отпустил ее, обнял за талию, другую руку положил ей на затылок и притянул к себе. Только тогда она поняла, что он действительно собирается поцеловать ее – по-настоящему поцеловать.

Машинально она попыталась отстраниться, но барон крепко держал ее. «К чему сопротивляться?» – одернула себя Алси. В этом нет ничего непристойного, ведь они через несколько минут поженятся. Когда барон привлек ее к себе, жаркое смущение охватило ее, и Алси до конца не могла поверить, что это не грешно.

Барон притянул ее к своему твердому торсу, под его напором зашелестели мнущиеся юбки. Словно в тумане видела Алси, как приближается его лицо, ее дыхание участилось, сердце пустилось вскачь. Потом его рот нашел ее губы.

Вежливый, отметило ее подсознание этот мягкий контакт, но так продолжалось недолго. Его губы были такими жаркими, что Алси пронзили огненные стрелы. Она чувствовала себя отяжелевшей и одновременно невесомой, ее колени подогнулись, она припала к барону, откинув голову в инстинктивном приглашении.

Которое он принял.

Его мягкий поцелуй вдруг стал страстным, ее губы раскрылись под натиском его языка. Алси не могла поверить пылу своих желаний и не умела их себе объяснить. Прикосновения его языка к глубинам ее рта были быстрыми, решительными и шокирующе интимными. Ее внутренний огонь бушевал все сильнее, заливая краской кожу и лишая дыхания. Это было так восхитительно, так удивительно правильно и не поддавалось доводам рассудка.

Когда барон наконец отстранился, Алси была не готова к этому и споткнулась, пытаясь обрести дыхание и моргая в полумраке, который теперь казался ярким светом.

Она с опозданием подумала, что своим бесстыдством могла шокировать и оттолкнуть будущего мужа, но когда встретила его взгляд, увидела на его лице скорее удовольствие, чем удивление. Барон поднял затянутую в перчатку руку к ее лицу и мягко провел пальцами по щеке.

– Похоже, мы оба получили больше, чем ожидали, – загадочно сказал он, хрипотца в его голосе заставила Алси вздрогнуть. – Снимите шляпку и башмаки, – критически оглядев ее, продолжил барон.

Алси задохнулась от этой просьбы – нет, требования! – но по лицу барона было понятно, что он не шутит.

– Почему я должна это делать, сэр? – потребовала ответа Алси. Он считает ее распутницей?

В его улыбке мелькнуло понимание.

– Я заглянул в ваши грешные мысли, мисс Картер, но уверяю вас, у меня самые благородные намерения. Это необходимо для обряда перехода в другую веру.

Минуту поколебавшись, Алси не нашла разумных возражений. Развязав ленты шляпки, она бросила ее на пол. Потом осторожно приподняла юбку, открывая высокие башмаки, пытаясь уравновесить свой неуместный энтузиазм во время поцелуя демонстрацией девичьей деликатности. Она сделала доблестную попытку расстегнуть затянутыми в перчатки руками ряд крошечных пуговок, но, запутавшись в нижних юбках, пошатнулась.

– Позвольте мне.

Алси взглянула в миндалевидные льдисто-голубые глаза барона Бенедека. В них мерцали опасные огоньки, смесь веселья и соблазна.

– О нет, – вспыхнув, машинально возразила она. – Я не могу позволить, чтобы вы сделали это.

– А почему? – спросил барон таким тоном, что у нее засосало под ложечкой и сердце застучало быстрее. – Сегодня ночью я сниму с вас не только туфли.

Алси была настолько ошеломлена, что он успел опуститься на одно колено и твердо взялся за ее лодыжку, прежде чем она возмущенно произнесла приличествующее в таких случаях выражение:

– Глубокоуважаемый сэр!

Ей оставалось либо бороться с бароном, либо позволить ему помочь ей, и здравый смысл подсказал ей, какая альтернатива мудрее. Алси плотно сжала губы и стоически выпрямилась, сказав себе, что во имя мира в семье должна стерпеть такое обращение.