Сын менестреля - Джонс Диана Уинн. Страница 7

Заработок оказался неплохим, что порадовало мать. А Кленнен был в прекрасном расположении духа, потому что один старый знакомец подарил ему кусок говяжьей вырезки. Вырезка была нарядно-красная и нежная и обернута листьями, которые сохраняли ее свежесть. Кленнен бережно убрал мясо в шкафчик. Пока они ехали через Крейди под легкой моросью, он с энтузиазмом говорил об ужине. К немалому неудовольствию Брид, Киалан дожидался их под деревом сразу за городом.

– Ха! – сказала Брид. Его не интересуют наши представления, этого господина Гордеца! Ты его заметил, Морил? Он ловил каждое слово!

– Да, – ответил Морил.

Пока красное мясо шипело над огнем, Брид с напускной невинностью сказала Киалану:

– На представлении отец рассказывал одну из историй об Адоне. Ты хоть какую-то из них знаешь?

– Знаю. Скука смертная, заявил Киалан. – Магия там всякая…

– Так я и знал, что ты это скажешь! – возмутился Морил. – Я же видел…

– Тихо! – прикрикнул Кленнен. – Вы мешаете мясу. Ни слова, пока оно не приготовится.

Мясо, безусловно, заслуживало уважения. Даже Киалан ничего не мог сказать против него. После ужина они поехали дальше. При всей своей беззаботности Кленнен, похоже, не меньше Морила спешил снова увидеть Север. Он не давал Олобу выбрать лужайку, пока солнце почти не зашло, а небо впереди не превратилось в нагромождение лиловых облаков, прорезанных алыми линиями.

Представьте, как это выглядело бы над вершинами Севера! Но даже на Юге в это время года лес красив. Ничто не может сравниться с высокими буками по весне. А Топи ты хоть немного знаешь, Киалан?

– Чуть-чуть, – ответил он.

– Если бы у нас было время, я бы провез тебя через нее ради одних только цветов, – сказал Кленнен. – Но она слишком далеко на востоке, как это ни обидно. А местные утки – язык проглотишь!

– В Южном Дейле водятся кролики, – подсказал Дагнер.

– Точно! – откликнулся Кленнен. Надо будет завтра поставить силки.

Весь следующий день ехали не останавливаясь. Местность стала меняться. Невысокие серо-зеленые холмы уступили место более высоким и ярким горкам, и деревьев стало больше. Это было как бы предвкушением Севера. Морил начал ощущать приятное волнение, хотя и знал, что они еще только въезжают в Южный Дейл. Толиан, граф Южного Дейла, имел репутацию деспота пострашнее Хенды. До конца пути было еще далеко. За этими зелеными холмами лежали предгорье и лес Марки, и только потом перевал Фленн, по которому проходила граница между Югом и Севером.

Тем не менее цветущие яблони были приятным разнообразием после бесконечных виноградников. Ночи стали чуть прохладнее, кролики попадались во множестве. Каждый вечер Дагнер отправлялся ставить силки, и, к изумлению Морила, Киалан впервые вызвался помогать и начал ходить с Дагнером.

– Это просто потому, что ему нравится убивать, – сказала Брид. – Он из таких.

Но что бы Киаланом ни двигало, он удивительно хорошо умел ловить и свежевать кроликов, а Линайна варила из них вкусный суп. Так что следующие несколько дней путники очень хорошо питались. Морил был почти благодарен Киалану. А вот Брид нисколько не была ему благодарна, потому что каждый раз, когда они заезжали в городок или деревню, чтобы дать представление, Киалан прикидывался, будто его это нисколько не интересует, и говорил, что будет ждать их за городом. И каждый раз они неизменно замечали его среди слушателей, и вид у него был такой же заинтересованный, как и у любого другого.

– Двуличный лицемер! – возмущенно говорила Брид. – Он просто пытается нас унизить!

– От тебя не убудет, – отзывалась Линайна своим суховатым тоном.

Это заставляло Брид возмущаться еще сильнее. Становилось заметно, что Линайна поведение Киалана одобряет. Нет, она не говорила ничего в его защиту. Но и не противодействовала ему ни словом, ни делом, хотя могла бы. А когда Киалан порвал в лесу свою добротную куртку, Линайна заштопала ее.

Получив починенную одежку, Киалан выказал больше удивления, чем благодарности.

– Э-э… спасибо, – промямлил он. – Не стоило беспокоиться.

Лицо его было пунцовым, но он скорчил надменную мину, словно насмехался над проявленной заботой.

– От меня он такого никогда не дождется! – пообещала Брид. – По мне, так пусть хоть в лохмотьях разгуливает!

На следующий день повозка въехала в ту часть Южного Дейла, которая принадлежала к землям Маркинда. В Маркинде они никогда не давали представлений.

Олоб неспешно тащил повозку то вверх, то вниз по склонам невысоких холмов, а неприязнь Брид к Киалану меж тем достигла предела. Отчасти виноват в том был Кленнен, который никогда не мог устоять перед соблазном выступить перед новой публикой. Вот он и принялся объяснять Киалану, почему он всегда старается быстро проехать через Маркинд, не дав представления.

– Видишь ли, я увез отсюда Линайну, – сказал он. Из самого центра Маркинда, из замка самого лорда. Правда, Линайна?

– Правда, – подтвердила Линайна, которая становилась еще более бесстрастной, чем обычно, всякий раз, когда Кленнен рассказывал эту историю.

– Она была помолвлена с сыном лорда. Как же его звали? А, Пеннен! И он был юным глупцом и мямлей, вспоминал Кленнен. – Меня пригласили выступить на помолвке: я уже успел прославиться, и меня частенько звали на такие празднества, скажу я тебе. Ну, и как только я вошел в замок и увидел Линайну, так понял, что она создана для меня. А этот идиот Феннер ее совершенно не достоин. Ведь так его звали, правда, Ления?

– Его звали Ганнер, – ответила Линайна.

– О да! – подхватил Кленнен. – Помню, он мне чем-то напомнил гуся. Наверное, из-за тощей шеи и круглых глазок. Как бы то ни было, я рассудил, что в привлекательности ему со мной не тягаться, а разобраться с юным господином Селезнем можно и потом. И я сосредоточился на Линайне. Я запел – я никогда не пел лучше, ни до того дня, ни потом, – и Линайна не могла оторвать от меня глаз. Ну, тут я ее не виню, ведь, скажу без ложной скромности, в те дни я был мужчина видный, да и одаренный к тому же, а вот Гусенок – нет. И я в песне спросил Линайну, не выйдет ли она за меня вместо этого Крякена, а когда я подошел, чтобы взять вознаграждение за выступление, она сказала «да». И тогда я занялся им. «Юный лорд, – спросил я очень почтительно, – господин, какую награду вы мне дадите?» А он мне ответил: «Любую, какую ты пожелаешь. Ты – великий менестрель». Кстати, это были единственные его разумные слова за весь вечер. И я заявил: «Я беру то, что вы держите в своей правой руке». Видишь ли, он держал руку Линайньт. Я до сих пор смеюсь, когда вспоминаю, какой у него был тогда вид.

В продолжение всего рассказа – а он был длинный, потому что Кленнен повторял его несколько раз, прибавляя все новые подробности, – Брид и Морил шли по дороге достаточно далеко, чтобы ничего не слышать, и наблюдали, как на лице Киалана появляется выражение отвращения. Сами они слышали эту историю бесконечное число раз.

– Наверное, это свойство менестреля – любить повторять одну и ту же историю сто раз, – сказала Брид довольно язвительно. Но, казалось бы, отец должен был бы уже запомнить имя Ганнера.

– А это часть рассказа, – отозвался Морил. – Интересно, – добавил он задумчиво, – а что случилось бы, если бы нам по дороге через Маркинд встретился Ганнер? Он велел бы схватить отца и посадить в темницу?

– Конечно нет! – ответила Брид. – И вообще я не думаю, что эта история – правда. Но даже если все на самом деле было так, то Ганнер теперь, наверное, уже старый и толстый. Он и думать забыл о маме.

Поскольку Брид действительно так считала, с ее стороны было немного несправедливо так обозлиться, обнаружив, что Киалан разделяет ее мнение. Но когда тебе кто-то не по праву, трудно оставаться справедливым. Они остановились пообедать, а Кленнен, войдя во вкус, продолжал приукрашивать свою историю.

– Линайна – благородная дама, – заявил он, удобно устраиваясь у алого колеса повозки. – Она – племянница Толиана, знаешь ли. Но он от нее отрекся за то, что она убежала со мной. И в этом был виноват я и та шутка, которую я сыграл с Гусиком. «Юный лорд, – сказал я ему. – Отдайте мне то, что вы держите в правой руке». Ох, я никогда не забуду его лица! Никогда!