Воздушный замок - Джонс Диана Уинн. Страница 23
Однако у Полуночи были другие планы. Когда Абдулла зашагал вслед за солдатом, она преградила ему путь, злобно глядя ему в глаза снизу вверх. Абдулла решил не обращать на нее внимания и попытался ее обойти. И тут же зверюга снова стала огромной. Перед Абдуллой стояла черная пантера, больше прежнего, если это вообще было возможно, и рычала. Он остановился, попросту перепугавшись. И зверюга прыгнула на него. Абдулле сделалось так страшно, что он даже не вскрикнул. Он просто закрыл глаза и стал ждать, когда ему перегрызут горло. Какая тут Судьба, какие пророчества!
Вместо этого по его горлу нежно провели чем-то мягоньким. Маленькие крепкие лапки ступили ему на плечо, а вторая пара таких же лапок уперлась в грудь. Абдулла открыл глаза и обнаружил, что Полночь снова стала кошачьего размера и вцепилась ему в куртку. Сине-зеленые глаза глядели ему в лицо, яснее ясного говоря: «Будешь меня нести. А то как бы чего не вышло».
— Хорошо, о коварное котообразное, — покорился Абдулла. — Только, пожалуйста, постарайся не драть когтями вышивку. Некогда это был мой лучший наряд. И прошу, помни, что я несу тебя вопреки своим убеждениям. Я не люблю кошек.
Полночь преспокойно взобралась Абдулле на плечо, где и уселась, грациозно балансируя, пока Абдулла брел, оскальзываясь, по склону горы — до самого заката.
Глава двенадцатая,
в которой Абдуллу и солдата настигает рука Закона
К вечеру Абдулла почти что привык к Полуночи. Пахло от нее, в отличие от Джамалова пса, сплошной чистотой, к тому же она явно была превосходной матерью. Слезала с Абдуллы она исключительно для того, чтобы покормить котенка. Абдулла даже подумал, что, если бы не досадное обыкновение пугать его огромными размерами всякий раз, когда он ей чем-то не угождал, со временем он бы и вовсе приучился терпеть ее общество. И он был вынужден признать, что котенок у нее просто очаровательный. Шустрик-Быстрик играл кончиком солдатовой косички, а когда они сделали привал на обед, пытался охотиться на бабочек — очень неуклюже.
Остаток дня он провел за пазухой солдатского мундира, пристально вглядываясь в траву, деревья и обрамленные вереском водопады, которые встречались им на пути к равнине.
Однако Абдуллу привел в страшное раздражение весь тот шум, который солдат поднял по поводу своих новоприобретенных друзей, когда они остановились на ночлег. Переночевать они решили на постоялом дворе, на который наткнулись в первой же долине, и солдат твердо решил, что у его кисок должно быть все самое лучшее.
Хозяин постоялого двора и его жена разделяли мнение Абдуллы. Это были грубые люди, к тому же крайне раздосадованные произошедшей тем утром непостижимой пропажей крынки молока и целого лосося. С выражением сурового осуждения на лицах они сновали туда-сюда, разыскивая для начала корзинку подходящей формы и подушку, чтобы положить на дно. Они мрачно вбегали со сливками, куриными потрошками и рыбой. Они недовольно выдавали гостям какие-то травы, которые, как заявил солдат, предупреждают раздражение в ушках. Они свирепо посылали за другими травами, которые были призваны выгнать у кисок глистов. Однако они с решительным скептицизмом отнеслись к требованию согреть воды для купания только потому, что солдату пригрезилось, будто Шустрик-Быстрик подхватил блоху. Абдулла понял, что пора вести переговоры.
— О князь и княгиня постоялых дворов, — сказал он. — Смиритесь с эксцентричностью моего превосходного спутника. Говоря о купании, он, конечно, имеет в виду ванну для себя и для меня. Оба мы устали, запылились в пути и будем рады чистой горячей воде, за которую, разумеется, доплатим, сколько положено.
— Что? Я? Купаться? — поразился солдат, когда хозяин постоялого двора и его жена затопали прочь, чтобы поставить кипятиться огромные чайники.
— Да. Вы. — отрезал Абдулла. — Иначе с нынешнего вечера я решительно рву отношения и с вами, и с вашими кошками. Пес моего занзибского друга Джамала обладает едва ли более пронзительным ароматом, нежели вы, о немытый воитель, а Шустрик-Быстрик, невзирая на блох, куда как чище.
— Но если вы нас бросите, как же быть с моей принцессой и вашей дочкой Султана? — спросил солдат.
— Придется что-нибудь придумать, — отвечал Абдулла. — Однако я предпочел бы, чтобы вы приняли ванну — если хотите, возьмите с собой Шустрика-Быстрика. Именно для этого я и попросил нагреть воды.
— Ванны истощают силы, — неуверенно возразил солдат. — Но мне кажется, что заодно можно будет искупать и Полночь.
— Если вам угодно, можете намылиться ими обоими, будто губками, о поглупевший от любви пехотинец, — отвечал Абдулла и отправился наслаждаться собственной ванной.
В Занзибе принято часто купаться, потому что климат там очень жаркий. Абдулла привык посещать общественные бани не реже чем через день, теперь ему этого не хватало. Даже Джамал — и тот ходил в баню раз в неделю, и молва гласила, будто он берет с собою в бассейн и пса.
Абдулла рассудил, что, когда горячая вода успокоит солдата, кошки будут кружить ему голову не больше, чем пес — Джамалу. Он надеялся, что Джамалу и его псу удалось спастись и что если это так, то сейчас им не приходится терпеть тяготы пустыни.
Судя по всему, силы солдата от ванны не истощились, хотя коричневый оттенок его кожи заметно посветлел. Похоже, Полночь сбежала, едва завидев воду, однако, по утверждению солдата, Шустрику-Быстрику пришлась по нраву каждая минута.
— Он играл с мыльными пузыриками! — самозабвенно восклицал солдат.
— Надеюсь, ты заслуживаешь всех этих забот, — сказал Абдулла Полуночи, когда она уселась на его кровати, аккуратно умываясь после цыпленка в сливках. Полночь обернулась и наградила его презрительным круглоглазым взглядом — еще бы она этого не заслуживала! — а затем вернулась к мытью ушей.
Счет на следующее утро был чудовищный. Доплачивать пришлось в основном за воду, однако суммы за подушки, корзинки и травы тоже бросались в глаза. Абдулла, содрогнувшись, расплатился и встревоженно поинтересовался, далеко ли до Кингсбери.
Шесть дней, был ответ, если идти пешком.
Шесть дней! Абдулла едва не застонал. Шесть дней подобных расходов — и когда он найдет Цветок-в-Ночи, то сможет себе позволить держать ее разве что в кромешной нищете. А еще придется целых шесть дней терпеть всю эту канитель, которую солдат развел вокруг кошек, и лишь тогда у них появится возможность изловить колдуна и только приступить к поискам. Ну уж нет, подумал Абдулла. Следующим желанием, с которым он обратится к джинну, будет просьба переправить их всех в Кингсбери. Это означает, что страдать придется всего лишь два дня.
Успокоенный этой мыслью, Абдулла зашагал по дороге. Полночь мирно ехала у него на плече, а бутылка с джинном болталась на боку. Солнце сияло. После пустыни глядеть на зеленые поля было одно удовольствие.
Абдулле начали нравиться даже домишки под травяными крышами. У них были восхитительные, несколько беспорядочные садики, а многие крылечки увивали розы и другие цветы. Солдат объяснил, что травяные крыши тут в обычае. Их называют соломенными, и, как утверждал солдат, они отлично защищают от дождя, хотя Абдулле верилось в это с трудом.
Вскоре Абдулла погрузился в очередную мечту — о том, как они с Цветком-в-Ночи живут в домике под соломенной крышей и с крылечком, увитым розами. Абдулла собирался разбить для любимой дивный сад на зависть всем соседям. Он уже начал планировать этот сад.
К несчастью, его мечты прервало то обстоятельство, что ближе к полудню начал моросить дождик. Полуночи это совсем не понравилось. Она принялась громко жаловаться прямо Абдулле в ухо.
— Пустите ее под куртку, — велел солдат.
— Кто угодно, только не я, о обожатель животных, — отвечал Абдулла. — Она любит меня не сильнее, чем я — ее. И она, несомненно, воспользуется случаем пропахать у меня в груди борозды.
Солдат вручил Абдулле шляпу с Шустриком-Быстриком, тщательно прикрытую грязноватым платком, и запрятал Полночь под свою куртку. Они прошли с полмили. К этому времени дождь полил вовсю.