Легендарное оружие древности - Низовский Андрей Юрьевич. Страница 42

В то же время на клинке сабли князя Пожарского нет никаких восточных надписей, и он стальной, а не булатный. Следовательно, он не персидский и не турецкий. Но где же тогда он был изготовлен? По мнению специалистов, ответ следует искать в специфике работы московской Оружейной палаты той поры, которая в ХVII веке являлась основным центром производства парадного холодного оружия в России.

Русские мастера в своей работе традиционно ориентировались на образцы восточного оружия и умели отковывать клинки на персидский (кизылбашский), турецкий, «черкасский», а также на литовский и польский «выков». Клинки отковывались из стали русского производства и из привозного восточного булата и монтировались на «турское» (турецкое) и на «кизылбашское дело». Ножны оправлялись металлом или целиком по турецкому образцу, или же отдельными деталями, наподобие персидских ножен. Для украшения использовались камни, привезенные с Востока, — бирюза, сапфиры, рубины, шпинель, яшма. В копировании восточных образцов русские мастера добивались весьма высоких результатов. Польский шляхтич Самуил Маскевич, участник событий Смутного времени, бывший в 1610–1611 годах в Москве, отмечает в своих записках: «Русские ремесленники превосходны, очень искусны и так смышлены, что все, чего с рода не видывали, не только не делывали, с первого взгляда поймут и сработают столь хорошо, как будто с малолетства привыкли, в особенности турецкие вещи: чепраки, сбруи, седла, сабли с золотою насечкою. Все вещи не уступят настоящим турецким».

Кроме русских в Оружейной палате работало и много мастеров-иностранцев: поляков, немцев, голландцев; работали даже персидские оружейники, приехавшие из Ирана. В собрании Оружейной палаты сегодня можно увидеть парадное оружие, изготовленное русскими мастерами и иностранцами, работавшими в России. У большинства сабель клинки привозные или сделанные «на иноземный выков», преимущественно восточный; монтировка же в большинстве случаев осуществлена русскими мастерами.

К числу выходцев из Ирана, работавших в Оружейной палате в Москве, как считается, принадлежал мастер Тренка Акатов, именуемый в одном из источников «сабельным хозяином», — так назывались только персидские мастера. В описи 1687 года упоминаются два клинка «Трепки Акатова дела». По мнению специалистов, клинок сабли Д.М. Пожарского ближе всего к сабельной полосе работы Тренки Акатова, хранящейся в Оружейной палате: на правой стороне ее имеется сделанное золотой насечкой клеймо, изображающее льва, а на теле льва — два углубленных кружка, схожих с кружками на сабле Пожарского. В описи 1687 года об этой полосе сказано: «Полоса стальная, Тренки Акатова, первое дело, делана при боярине при князе Борисе Александровиче Репнине». Боярин Б.А. Репнин управлял Оружейным и Серебряным приказами в 1640–1642 годах; это совпадает с последними годами жизни Д.М. Пожарского. Таким образом, нельзя исключать, что сабля князя Пожарского представляет собой изделие мастеров московской Оружейной палаты, сделанное по турецкому образцу.

После 1647 года палаш М.В. Снопина-Шуйского и сабля Д.М. Пожарского хранились в ризнице Соловецкого монастыря и во всех описаниях монастыря традиционно упоминались в числе его достопримечательностей. Подробные сведения об этих реликвиях содержатся в описании монастыря, опубликованном в 1836 году архимандритом Досифеем (Досифей, архим. Географическое, статистическое и историческое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М., 1836; второе издание — М., 1853). По словам автора, князь Семен Васильевич Прозоровский в 1647 году дал в монастырь по кончине Дмитрия Михайловича Пожарского саблю его с «серебряной оправой и с дорогими каменьями» и палаш «в серебряной оправе с каменьями, собственный князя Михаила Васильевича Шуйского-Скопина». Таким образом, принадлежность этих двух реликвий замечательным деятелям русской истории начала XVII века подтверждается традицией, но достоверно установить, так ли это, не представляется возможным. Однако пока нет также и никаких данных, которые всерьез заставили бы нас усомниться в этом.

XXI

Сабля Богдана Хмельницкого

Значительная часть предметов, связанных с именем легендарного украинского гетмана Богдана Хмельницкого, ныне хранится в музеях Польши, и прежде всего — в знаменитом музее Чарторыйских, который с 1950 года является филиалом Национального музея в Кракове. Этот музей, самое старое частное собрание Польши, был основан в 1796 году княгиней Изабеллой Чарторыйской, а первыми его экспонатами стали трофеи, захваченные у турок в историческом сражении у стен Вены в 1683 году. Княгиня приобрела также собрание герцогов Брабантских, включая их богатую библиотеку, а под влиянием модного в ту пору романтизма — множество «памятных» реликвий, включавших в себя стул Шекспира, фрагменты надгробия Ромео и Джульетты, реликвии, связанные с именами Абеляра и Элоизы, Петрарки и Лауры. Как свидетельствуют музейные каталоги, в начале XIX столетия в этом же собрании оказались реликвии, связанные с именем Богдана Хмельницкого, — сабля, нагайка и два кубка.

Упоминания о сабле появляются уже в самых ранних описаниях коллекции Чарторыйских, из чего следует, что в составе собрания она находилась еще в первые годы XIX века. Ранняя история сабли практически неизвестна. Существует версия о том, что украинский гетман подарил ее костелу в Сокале. В самом раннем каталоге собрания Чарторыйских сабля фигурирует как «палаш в черных ножнах, оковка железная, с золотым портретом Богдана Хмельницкого, предоставлена им костелу в Сокале». В 1877 году она описывается уже как «сабля простая, поврежденная ржавчиной, с золотым бюстом Богдана Хмельницкого. Без ножен». Бросающееся в глаза замечание о плохом состоянии сабли и отсутствии ножен говорит о том, что за истекшие полвека реликвия пережила какое-то тяжкое испытание. И это действительно так!

1831–1874 годы оказались самыми трудными в судьбе коллекции Чарторыйских. После поражения польского восстания 1830 года сын Изабеллы князь Адам Ежи Чарторыйский был вынужден бежать за границу. Он осел в Париже и в 1843 году приобрел парижский отель Ламбер, в котором организовал музей, где экспонировались вывезенные им во Францию произведения из фамильного собрания Чарторыйских. Другая часть собрания была укрыта в тайниках, на территории, подвластной Российской империи. Такая судьба, в частности, постигла коллекцию холодного оружия (в состав которой, по-видимому, входила и сабля Хмельницкого). Ее экспонаты были замурованы в стенах дворца 3амойских в Клеменсове. По-видимому, об этом знал лишь узкий круг людей, так как этот тайник был обнаружен лишь при случайных обстоятельствах спустя тридцать лет, во время перестройки дворца. Извлеченное из него оружие оказалось в очень плохом состоянии, и это понятно: на протяжении почти трех десятилетий оно хранилось, можно сказать, в экстремальных условиях! Весьма вероятно, что сабля Богдана Хмельницкого также находилась в числе экспонатов, укрытых во дворце Замойских.

В 1869 году изъятое из тайника оружие было переправлено в Париж, где находилась основная часть коллекции Чарторыйских. После смерти князя Адама Чарторыйского собрание перешло к его сыну Владиславу. В 1871 году, после поражения Франции во франко-прусской войне, Владислав Чарторыйский уехал из Парижа, забрав с собой всю коллекцию. В 1874 году магистрат Кракова предложил ему организовать музей в стенах старого краковского арсенала, и в 1878 году музей Чарторыйских открылся для посетителей. Сабля, которую молва связывает с именем Богдана Хмельницкого, до сих пор находится в его собрании.

О том, что сабля действительно принадлежала украинскому гетману, нам сообщают только музейные каталоги XIX века; более надежных данных в нашем распоряжении нет. Пролить свет на загадку могло бы детальное изучение сабли, однако, как уже говорилось выше, она дошла до наших дней значительно поврежденной: большая часть поверхности изъедена ржавчиной (на отдельных участках даже образовались сквозные дыры), лезвие выщерблено во многих местах. Длина клинка составляет 87,4 см, ширина клинка у рукояти — 5,3 см, высота рукояти — 12 см. На клинке сохранились остатки инкрустированного золотом изображения какого-то человека с булавой в руке и неясный текст на польском или, как полагают некоторые исследователи, на украинском языке, но выполненный латинскими литерами. Этот текст, но в первую очередь изображение человека и являются своеобразным ключом к разгадке тайны сабли.