Погоня за ястребиным глазом . Судьба генерала Мажорова - Болтунов Михаил Ефимович. Страница 30

В общем, думали, просчитывали, готовились… Подогнали поближе имеющиеся в наличии пожарные машины. Буквально вылизали стартовую площадку и территорию вокруг. Насыпали брустверы из земли для защиты колес. Кабели и шланги уложили на опоры. Когда все было готово, открыли клапан. Кислород потек через сопло двигателя на стартовый стол, на щиты подъемника. Вся площадка покрылась паром, в белом мареве исчезла ракета. Офицеры с замиранием сердца следили за этой процедурой. Пять тонн кислорода — заправка солидная! На бетоне появились кипящие лужи из жидкого кислорода. Кто зазевался и ступал в лужу, отскакивали в сторону, но уже без подметок на сапогах. Наконец кислород испарился, и вся площадка покрылась белым инеем.

Главное было сделано, угроза взрыва ликвидирована. Ракету увезли со старта. Тем временем на полигон стали приходить известия о впечатлениях от первого пуска. Он, конечно же, не остался незамеченным как в Советском Союзе, так и за рубежом.

Запуск и полет ракеты видели жители не только окрестных деревень — Капустина Яра, Владимировки, но и городов Баскунчака, Ахтубинска. Так что разговоры, естественно, пошли. Но самое неприятное, что несмотря на все предпринятые НКВД меры секретности, на третий день после пуска радио Би-би-си сообщило: большевики запустили баллистическую ракету в районе Сталинграда.

Поднялся страшный шум. Режимные и охранные службы были подняты на ноги. Милиция начала срочную проверку жителей окрестных населенных пунктов. Любой, кто казался неблагонадежным, высылался с насиженных, обжитых мест. Вводился жесткий контроль на въезд и выезд в район полигона. Однако все было бесполезно. Би-би-си сообщало и о последующих пусках. Судя по всему, источник информации находился не в Капустином Яру.

Очередной пуск оказался неудачным. Ракета благополучно покинула стол, набрала высоту, и вдруг упала тяга двигателя. Все это, казалось, происходило над головами стартовиков. Мажоров видел все собственными глазами: ракета словно замерла, затем наклонилась вперед по курсу и стала падать. Что тут поднялось! На пуск, как обычно, собралось много людей. Они должны были находиться в укрытиях, но любопытство брало верх. А тут всех словно ветром сдуло! К общей радости, ракета упала в полутора километрах от старта. Раздался мощный взрыв, и в небо взметнулись черные облака дыма.

Потом, на разборе, выяснилось, что у немцев происходило нечто подобное, а бывало и похлеще. Так, в Пенемюнде, куда на демонстрационный пуск прибыл сам Геринг, ракета зависла над стартом и начала вращаться, при этом пламя двигателя стало «лизать» огнем окружающие сооружения. Потом она также упала со страшным взрывом.

Дело в том, что на первых ракетах не было телеметрических устройств. Датчики телеметрии, которые по радио передавали бы на землю данные о функционировании узлов и устройств, стали монтировать на ракетах позже.

Словом, были как удачные, так и неудачные пуски. Одна из ракет, поднявшись со стола, стала набирать высоту и, неожиданно повернувшись вокруг оси на 90 градусов, пошла дальше по трассе, только не на восток, а на север. А на севере не голая, выгоревшая степь, а много деревень, сел и многотысячный город Саратов. Что будет? Где она упадет? На первых ракетах не существовало устройств для ликвидации изделия при нештатной ситуации. И ракетчики уже бессильны были что-либо предпринять, если она поднималась в небо. Не оставалось ничего иного, как ждать сообщения от поисковой группы, самолеты которой отправились на этот раз на север, к Саратову. Вечером, наконец, стало известно, что ракета упала в районе местечка Красный Кут.

Там, кстати, произошел интересный случай, доказывающий, что шила в мешке не утаишь. Когда поисковики стали задавать вопрос местным мальчишкам, «не видели ли они, где упал самолет», те честно ответили: «Самолет не видели, а вот где упала ракета, знаем». Так что «ракетные дела», несмотря на все старания энкавэдэшников, были секретом Полишинеля, даже для краснокутских мальчишек.

Таким размеренным, теперь уже привычным темпом, шла служба Мажорова. В июне все изменилось кардинально. В бригаду сообщили: майору Плотникову и старшему лейтенанту Мажорову следует вскоре убыть в Ростов-на-Дону для сдачи предварительных экзаменов в академию.

Юрий бросился в библиотеку, набрал учебников по алгебре, геометрии, русскому языку, физике. Стал листать, читать, понимая, как много забыто за годы войны и послевоенной службы.

Отборочные экзамены проходили в Ростовском артиллерийском училище, впоследствии названном именем маршала Митрофана Неделина, погибшего при испытании ракеты.

Сначала их пропустили через медкомиссию, потом сдали экзамены. Все прошло успешно. Им сказали, что в августе в бригаду придет вызов в Ленинградскую академию связи для сдачи вступительных экзаменов. Окрыленные, они возвратились в Капустин Яр.

Теперь предстояло основательно заняться подготовкой к основным экзаменам. Юрия волновали два предмета — топография и стереометрия. В школе до восьмого класса их не изучали, в техникуме тем более. Но что поделаешь, назвался груздем — полезай в кузов!

Он начал подготовку. Работал основательно. Вот только времени не хватало катастрофически. Вечером, после возвращения со старта, засесть за учебники порою не было сил. Оставалось только воскресенье. Просил отпуск. Долго решали давать не давать, наконец, в середине июля отпустили.

Наступил август, пора было собирать чемоданы в дорогу. Но тут объявили, словно ушат ледяной воды на голову вылили: командование бригады решило в этом году их в академию не отпускать. Нет замены. Это был удар под самый дых. А вскоре по секрету им сказали, что и на Плотникова, и на Мажорова пришел вызов, и находится он в секретной части бригады.

Юрий добился приема у генерала Тверецкого. Поговорил, объяснил. Без толку. И вот теперь он вышел из кабинета комбрига и стоял в растерянности. Решил идти домой. Там с тревогой и надеждой его ждала Татьяна. Она как могла успокоила мужа, а потом настойчиво стала уговаривать написать жалобу. Уговорила. Он действительно сел и сочинил письмо на имя первого заместителя Главкома артиллерии маршала Яковлева. Такой же рапорт написал и майор Плотников.

Жалоба ушла в Москву, отпуск прервали, и Мажоров вновь вернулся на службу. Стояла жара, настроение было паршивое, он забросил учебники и, откровенно говоря, на положительное решение не надеялся. Хотя вещи уже были уложены и они, что называется, жили на чемоданах.

Так прошло две недели. Наступила середина августа. Вечером 16-го он, как обычно, вернулся со старта, умылся, переоделся. Поужинали с женой и легли спать.

Поздно, почти в полночь, раздался стук в окно. На пороге стоял офицер.

— Мажоров! Ты писал жалобу на генерала Тверецкого?

— Писал…

— Так вот пришел ответ. — Офицер в упор смотрел на Юрия. — Тверецкий приказал, чтобы завтра духу твоего в бригаде не было.

— Прекрасно. Дайте машину, ведь до станции 90 километров.

— Будет тебе машина!..

И офицер растворился в темноте. Действительно, в полдень у ворот их дома уже стояла машина. Погрузив чемоданы, двинулись. Через три часа были на станции Баскунчак.

По приезде в Москву Мажоров отправил жену к ее родителям в Саваслейку, а сам сел на поезд, следующий в Ленинград.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЛЕНИНГРАД. АКАДЕМИЯ

Академия связи в Ленинграде находилась на проспекте Бенуа. Главный корпус обнесен забором из металлических прутьев. Недалеко от входа в здание была установлена скульптурная композиция: Василий Иванович Чапаев на коне с шашкой наголо в вытянутой руке, окруженный бойцами. Среди них и знаменитая Анка-пулеметчица и ординарец Петька.

Приехавшие кандидаты шутили, мол, если не поступим, пойдем туда, куца указывает Чапаев. Ведь он тоже «академиев не кончал», а белых бивал.

Предоставив необходимые документы, Мажоров получил направление в академическое общежитие на улице Кирочной. Офицеров разместили в спортивном зале, поставив двухъярусные койки. В зале было около трехсот человек, и потому гул стоял, словно в пчелином улье. Соседом Юрия по койке оказался украинец с большими черными усами по фамилии Петрусь.