Погоня за ястребиным глазом . Судьба генерала Мажорова - Болтунов Михаил Ефимович. Страница 4

Трохина, дымя папиросой, выслушала Мажорова и оскалилась, обнажив неровные, желтые зубы.

— Ну ты даешь, Мажоров? Тоже мне специалист нашелся. Инженеры смотрели, только глазами хлопали…

— Там не глазами хлопать, а делать надо.

— А если сломаешь? — Трохина выпустила струйку дыма.

— Так она уже сломана…

Банный начальник задумчиво почесала затылок под красной косынкой и залихватски махнула рукой.

— И то правда. Действуй, Мажоров.

Внимательно изучив содержимое радиолы, Юрий понял: сгорел силовой трансформатор. Но он, как, впрочем, и другие узлы, не подлежал разборке. При поломке его просто заменяли новым. Но это там, в Америке. А здесь, в Узбекистане, было совсем по-другому. Юрий четко осознавал: никто не собирается держать его на должности радиста, если радиоузел не будет работать. Но перспектива оказаться безработным никак не прельщала его. Значит, выход один — разбирать неразборное и отремонтировать неремонтируемое.

Трансформатор представлял собой запаянную металлическую коробку, облитую битумом. С большим трудом, на костре Юра обжигал битум, потом распаивал крышку коробки и, наконец, извлек оттуда трансформатор. На его перемотку ушло две недели. Юра намаялся вдоволь, измазался с ног до головы битумом, который никак не желал смываться с рук, лица. Однако добился своего — установил трансформатор на прежнее место, припаял все концы, включил… О, чудо! Радиола ожила. На праздник возрождения радиолы сбежалось все банное начальство: заведующая Трохина, бухгалтер, завхоз. Все бурно восхищались, цокали языками от удовольствия: «Ай да Мажоров! Ай да молодец!»

Радиоузел заработал. Юркин авторитет, как специалиста-радиотехника, взлетел до небес. Ему положили оклад в 300 рублей и установили рабочий день с 15 до 23 часов. А это была уже двойная радость. С таким распорядком дня Юра мог не только зарабатывать деньги, но и учиться в техникуме. И он решил поступить в Ташкентский техникум связи.

В МОСКВУ — ЗА ПРАВДОЙ!

В школе Юрий был отличником, да еще успел поучиться в восьмом классе, и потому его приняли в техникум без экзаменов. Поступил на радиофакультет.

Теперь утром, к девяти часам, он ехал на занятия, а после обеда — спешил на работу. С первого семестра вышел в отличники и получал стипендию в 150 рублей. Ну, раз отличник, то должна быть и общественная нагрузка, да побольше. Юрий пытался объяснить, что вечером он работает и не в силах заниматься с отстающими. Его вытащили на комсомольское собрание и тут пришлось признаться: он единственный кормилец в семье, отец арестован, находится в заключении. Это сообщение вызвало удивление у некоторых комсомольцев: мол, объясни, как же тебе удалось вступить в комсомол?

А дело было так. В начале восьмого класса к Юрию подошел комсорг школы Виктор Калинин и без лишних предисловий спросил: «Почему не вступаешь в комсомол?» Комсорг знал, что Мажоров отличник, помогает своим товарищам, а со вступлением в ВЛКСМ почему-то тянет.

Юрий ответил, что он подал бы заявление с радостью, но вот беда, его отец арестован. Комсорг молча выслушал сказанное, ничего не ответил, но через несколько дней вновь нашел Юрия.

— Товарищ Сталин сказал, что дети за отцов не отвечают. Так? — спросил Калинин.

— Так! — согласился Юрий. — Тем более я уверен, что мой отец невиновен.

Потом Мажоров не раз задумывался над тем, как в действительности ему удалось стать комсомольцем. И не находил ответа. То ли это случилось в первые месяцы после высказывания Сталина, то ли просто ему повезло, но в октябре 1938 года он стал комсомольцем.

Все это честно, не таясь, и рассказал на собрании Юрий. Удивительно, но его сообщение было воспринято с пониманием, и впредь Мажорова особенно не мучили общественными нагрузками. Он мог успешно учиться и работать.

А работать в те годы было не просто. В стране приняли закон, в котором ужесточались наказания за прогулы и опоздания на работу. Нарушителей отдавали под суд и приговаривали к тюремному заключению на срок от одного года до трех лет. Закон этот вызвал ропот и недовольство в народе, но деваться было некуда.

В Ташкенте общественный транспорт работал скверно. Автобусов мало, троллейбусов вовсе не было, не говоря о метро. По улицам ходили лишь трамваи. Этот трамвайный парк состоял в основном из старых вагонов бельгийского производства начала века. А населения — около 600 тысяч человек, город раскинулся в радиусе двадцати километров.

Нарушения в работе транспорта часто приводили к массовым утренним забегам ташкентских трудящихся, спешащих изо всех сил успеть на трудовую вахту к условленному часу. В народе эти забеги в шутку называли «утренним марафоном». Юрий не раз, добираясь в техникум (к счастью, за опоздания на занятия тогда не сажали), видел большие толпы бегущих людей, среди которых порою выделялись «марафонцы»… в кальсонах. Это были явно проспавшие.

Занятия в техникуме заканчивались в 14 часов 25 минут. Юрий, услышав звонок, хватал учебники, одежду и бросался на трамвайную остановку. Ехал в вагоне по Полиграфической улице, потом через улицу Навои, по мосту над арыком Анхор и, наконец, по Ленина добирался до улицы Правда Востока. Дальше — пешком.

По приходу на рабочее место он включал радиолу, которая была оснащена встроенным американским аппаратом для проигрывания пластинок, и передавал музыку. Потом, после музыкального концерта, настраивал приемник на радио Ташкента, транслировал передачи.

Крепко досаждала унылая узбекская музыка и однообразное пение местных артистов. Правда, после присоединения к СССР Западной Белоруссии и Западной Украины оттуда стали приезжать мастера-парикмахеры, как правило евреи. Они привозили с собой польские и немецкие пластинки с записями танго. Приносили эти пластинки в радиоузел и просили поставить. Это были прекрасные мелодии — «Черные глаза», «Аргентинское танго», «Ночь в Монте-Карло». Послушать популярную западную музыку собиралось немало людей, что способствовало росту популярности ташкентских бань и парикмахерских.

Случались, конечно, и курьезы. Как-то Юрий загрузил в автомат пластинки и пошел перекусить в буфет. Сидит себе, слушает музыку из своего радиоузла, жует пирожки. И вдруг музыка обрывается. Он стремглав бежит на рабочее место и видит: американский автомат выбросил несколько наших пластинок, да с такой силой, что они вдребезги разлетелись, ударившись о стену. Оказалось, что некоторые пластинки были изготовлены некачественно. Они оказались, видимо, из-за экономии пластмассы, тоньше остальных. Автомат «рассердился» на русский тяп-ляп. В дальнейшем пришлось проверять каждую пластинку и только после этого ставить в автомат.

Несмотря на большую занятость (с утра до полуночи то учеба, то работа), не забыл, не забросил Юрий и свое увлечение. Правда, занимался радиолюбительством в основном на каникулах. В эти прекрасные дни он собрал и настроил первый в своей жизни супергетеродинный приемник, о котором прочитал в журнале «Радиофронт». Назывался он «ЛС-6», что означало «любительский супергетеродин на шести радиолампах». Этот приемник, без сомнения, был новым этапом в развитии радиотехники для всех радиолюбителей, ну и, конечно же, в первую очередь для самого Мажорова.

Юрий собрал его на металлических радиолампах, что тоже в ту пору было в новинку. Приемник, как говорили тогда, получился всеволновой, то есть имел как коротковолновой, так средневолновой и длинноволновой диапазоны. Уже тогда в Мажорове проявились первые черты изобретателя. Он сумел приспособить для своего радиоприемника в качестве одного из узлов трубку от органа из местной кирхи. Приемник получился качественный и надежный. Юрий сделал для него футляр, в верхней части установил проигрыватель для пластинок.

И тут же у приемника нашелся богатый покупатель. Он предложил Юрию солидную сумму — 500 рублей. Не хотелось расставаться с делом рук своих, но нужда заставила. За те заработанные полтысячи Юрий купил туфли и пальто-бекешу для зимы.