Броненосный крейсер “Адмирал Нахимов” - Арбузов Владимир Васильевич. Страница 11
На крейсере все обстоит благополучно, больных в лазарете один, с ушибом ноги, с незначительными простудами пять человек.
От 4 октября 1888 г.
В Кронштадте, имея под килем не более 2 1/2 фут, я не решился принять полный запас угля, а потому по приходе в Киль его оставалось в ямах около 350 тонн. Не желая грузиться углем в Шербурге, куда я предполагаю зайти и где погрузка крайне неудобна и не при всякой погоде возможна, я принял в Киле через посредство консульства 300 тонн угля по 30 марок за тонну с погрузкой его на судно. Большего количества угля я не принял в том расчете, чтобы не перегружаться много и не затруднить себе возможности прохода Бельтами.
Сверх того, я воспользовался разрешением главного командира Кильского порта адмирала Бланке и принял для испытания во вспомогательных котлах 50 тонн Витфальского угля, употребляемого исключительно всеми судами германского флота. Тонн этого угля стоит германскому правительству 15 1/2 марок, а с перегрузками из вагонов в склад и из склада на баржу и с прочими накладными процентами обошелся нам по 20 с небольшим марок. О качествах этого угля я сообщу обстоятельнее в Главный Морской штаб.
Несмотря на крайне неблагоприятную погоду, мы в прекрасно закрытой Кильской бухте пользовались всеми удобствами якорной стоянки и имели непрерывное сообщение с берегом и судами. Вся команда успела перебывать на берегу по одному разу.
28 сентября я имел честь принимать у себя вице-адмирала фон Бланке, который при этом весьма обстоятельно осмотрел крейсер, а затем посещение судна германскими офицерами почти не прерывалось. Они приезжали целыми группами, так, например, все отдельные начальники частей управления с верфи, весь состав преподавателей морской академии, от 3 до 8 офицеров с каждого из судов, стоящих на рейде, и, наконец, морские кадеты человек по 20 и более. Все разрешенное к осмотру показывалось нами с большою предупредительностью, и я полагаю, что многое из виденного ими будет введено на германских судах.
В свою очередь наши офицеры осматривали Адмиралтейство и суда “Kaiser” и “Bayern”; к осмотру же корвета “Blucher” и арсенала с минными мастерскими и складами в Фридрихсхорте нас не допустили под разными предлогами, а главным образом, ссылаясь на неимение специального разрешения из Берлина, причем намекали, что в случае запроса им было бы неприятно передать нам отказ. За исключением этого, мы пользовались в Киле общим вниманием и предупредительною любезностью, чему немало способствовало то, что большинство офицеров крейсера совершенно свободно, а некоторые лаже отлично объясняются на немецком.
29 сентября я был с 8 офицерами на танцевальном вечере, устроенном для нас адмиралом. На этом вечере мы имели честь быть представлены Его Высочеству Герцогу Мекленбург-Шверинскому, служащему мичманом в германском флоте. Наш консул Г. фон Бремен во время нашей стоянки в Киле отсутствовал. Он находится со своим семейством в Лондоне, о чем я считаю не лишним упомянуть в виду возможности посещения Киля крейсером “Адмирал Корнилов”.
Я предполагал выйти из Киля в субботу 1 октября, но, не найдя там ни одного лоцмана, которому можно было доверить провод такого глубокосидящего судна по Бельту, телеграфировал в Ньюборг о высылке лоцмана на встречу крейсеру. В 7 часов утра 2 октября вышел из Киля для следования по назначению. При наличном запасе угля в 700 тонн, перед выходом в море крейсер был углублен форштевнем 25 ф. 7 д., ахтерштсвнем 27 ф. 2 д. В 7 час. 30 мин. стали на якорь у острова Самс-э.
Утром 3 октября снялись с якоря в 7 часов, но вскоре шквалы с дождем и пасмурностью, застилавшею горизонт, заставили лоцмана отказаться проходить узкость между банками, и он настоял на том, чтобы мы возвратились к острову Самс-э.
В 5 часу утра 4 октября ветер несколько стих и горизонт совершенно очистился, почему в 6 час.30 мин. снялся с якоря и следовал дальше под проводкою лоцмана. В 8 часов вечера, придержавшись к Фридрихсгавену, спустил лоцмана, которому и передан последний рапорт.
От 14 октября 1888 г.
По отправлении моего последнего донесения с лоцманом, отпущенным на берег в Фридрихсгавене, крейсер обогнул Скаген около 10 часов вечера 4 октября и при ровной и тихой погоде вступил в Немецкое море. Так как на переходе Бельтами мы переложили сети заграждения, лежавшие на палубе под паровыми катерами, где под ними копились грязь и сырость, на бимсы между барказами, то, предусматривая возможность изменения девиации компасов, сделали поверку на все курсы по наблюдениям солнца, причем оказались лишь незначительные поправки, могшие произойти от перемены широты.
Пользуясь погодою, на этом переходе команду обучали ставить и крепить паруса и вымыли все брезенты, белье и койки пресною водою из опреснителей, помещенных на отливных трубах холодильников. Уголь, принятый в Киле за кардифский, оказался не вполне удовлетворительных качеств; он разгорался почти так же трудно, как антрацит, пар держался крайне не ровно, и мусору оставалось необыкновенно много.
К полудню 6-го октября по счислении и обсервациям мы были в 4 милях от плавучего маяка банки Галлопер. Определившись по маяку, продолжали плавание, не теряя из виду маяков до поздней ночи, и в 9 часу вечера от Доженеса спустились к французскому берегу.
На рассвете 7 октября при смене рулевых заметили повреждение штуртросной Галевской цепи: почти посредине цепи, т.е. в той части, которая при прямом положении руля приходится под зубчатым колесом и, следовательно, менее доступна для осмотра, и которая при действии рулем почти непрерывно складывается; болт, соединяющий звенья цепи, перетерся почти более чем наполовину своей толщины, и соответствующее болту отверстие в звене размололо на целый полудиаметр. Поврежденный болт и звено я передал на крейсер “Адмирал Корнилов”, а чертеж их при сем представляю. Отлив в Шербурге новое звено и два болта, я предполагаю сделать несколько запасных частей этой цепи в Плимуте. Я считаю необходимым донести об этом повреждении, к счастью, своевременно замеченном и потому не имевшем никаких последствий, для того чтобы обратить внимание на устройство цепи, не допускающей возможности осмотра соединительных болтов или перестановки звеньев.
Так как к 7 час. 30 мин. утра мы были уже в виду Шербурга, я не остался в море для исправления, а вошел на Шербургский рейд, стараясь не натруждать штуртрос крутыми и быстрыми перекладываниями руля и управляясь в нужных случаях винтами. На Шербургском рейде застал французскую эскадру, состоящую из судов: “Marengo” под флагом контр-адмирала de Boissoudy, “Ocean” и “Suffrcn”, новую, только что испытываемую броненосную канонерскую лодку “Acheron” и минный авизо "L'Eperricr". и наши: крейсер “Адмирал Корнилов” и клипер “Крейсер”.
Обменявшись с крепостью и адмиралом салютами по уставу, стал на мертвый якорь рядом с крейсером “Адмирал Корнилов”. Узнав, что Ваше Императорское Высочество находится в Пармусе и отменили поездку в Шербург. я счел долгом отправиться в Париж, дабы иметь честь представиться.
Во время стоянки на Шербургском рейде наш крейсер был предметом общего внимания и с большим интересом осмотрен префектом и многими здесь находящимися морскими офицерами. Наши офицеры имели случай осмотреть Адмиралтейство и французские военные суда, а команда вся по отделениям перебывала на берегу. Здесь пополнили запас деревянного масла для машин приобретением 250 пудов. Пользуясь отправлением крейсера “Адмирал Корнилов”, я по представлению старшего судового врача списал на него одного машиниста, у которого оказалось хроническое воспаление почек. Вместо него командир крейсера “Адмирал Корнилов” не нашел возможным дать матроса для пополнения комплекта, так как у него самого слишком мало команды.
Пользуясь разрешением Вашего Императорского Высочества, я обратился к находившемуся здесь агенту капитану 2 ранга Доможирову с просьбой о высылке на крейсер в Сингапур одной малой аммиачной машины для делания льда, стоимость которой без пересылки 1600 германских марок. Мэр города, от имени здешних морских и военно-сухопутных властей и населения, устроил третьего дня, 12 октября, в здешнем театре парадный спектакль, на который было выдано 35 билетов для офицеров нашей эскадры и 50 для нижних чинов. В этом радушном приеме и в выражениях своих симпатий России все население города принимало полное и живейшее участие, и дружными, непрерываемыми криками “Vive la Russic” оглашало блистательно иллюминированные газом и фонариками площади и улицы города далеко за полночь.