Корона с шипами - Джонс Джулия. Страница 56

— А вот, — провозгласил он, ногтем открывая крышечку, — ляпис-лазурь, редчайший из красителей. За эту коробочку я отдал золота вдвое больше против ее веса.

Не смея вздохнуть, Тесса наклонилась рассмотреть содержимое драгоценного ящичка. Ярко-синий блестящий порошок искрился в белоснежно-белой жемчужине. Так вот что привело вдову Фербиш в такое возбуждение. Краситель цвета морской воды. Тесса смотрела на порошок, а перед глазами вставали другие картины. Она откинулась на спинку стула и поспешила задать первый пришедший в голову вопрос — что-то о том, как из этого вещества получают краску. Но Тессе никак не удавалось прогнать страшное видение — вдова Фербиш, как она видела ее в последний раз: распростертое на пороге собственного дома окровавленное тело. Нет, лучше не думать об этом. Особенно сегодня, после рассказа Эмита: то же самое гонцы Изгарда сотворили с населением целого города. Родного города Кэмрона Торнского. Нетрудно догадаться, куда нынче ночью направится Кэмрон, и не один — вместе с Райвисом.

Тесса отчаянно терла пятно на руке, отлично понимая, что оно все равно не сойдет. Суждено ли ей снова увидеться с Райвисом? Она не знала ответа на этот вопрос. Безотчетным движением пальцы Тессы нащупали кольцо на шее. Когда бы она ни подумала о прошлом или о будущем, рука непроизвольно тянулась к кольцу.

Эмит расставлял на столе коллекцию горшочков. Содержимое некоторых из них уже было знакомо Тессе — например, обычно хранившийся в кладовой горшок с яичным белком для закрепления красок. Но в основном все это было внове для нее. До сих пор она рисовала только пером, макая его в черные или коричневые чернила. Эмит впервые показывал ей, как смешивать краски.

Вместо палитры Эмит использовал раковины — устриц или моллюсков, в зависимости от консистенции изготовляемой краски. Для начала он наливал немного яичного белка; затем добавлял красящее вещество — в виде порошка или жидкости, размешивал его тоненькой жесткой кисточкой до получения однородного оттенка, а потом докладывал другие составляющие. Порой, чтобы краска получилась пожиже, он капал в нее чуть-чуть воды или, чтобы она лучше приставала к странице, рыбьего клея. Мел подсыпался для придания новых оттенков или для осветления и меньшей прозрачности. В некоторых случаях мел можно было заменить толченой яичной скорлупой.

Движения Эмита были движениями хирурга, уверенного в себе, опытного и элегантного. Тессе казалось, что она видит его в первый раз. Куда подевался опрятный пожилой коротышка, до того вежливый и предупредительный, что за месяц их знакомства ни разу не обратился к ней просто по имени? Перед ней был искусный мастер со скупыми жестами, точным глазом, строго сжатыми губами.

Это его стихия. Приготовление красителей и смешивание красок — область, в которой помощник писца может развернуться по-настоящему, показать все, на что способен. Тесса представила себе, как Дэверик рисует свой последний узор, а за спиной у него, на заднем плане орудует Эмит, готовый по первому требованию мастера подать ему нужную краску.

Если хочешь придать оранжевой охре матовый оттенок — в нее нужно добавить ложку меда; красный кермес можно довести до гелевой консистенции с помощью ушной серы, а синее индиго сделать более жидким и светлым с помощью коровьей мочи — Тесса не стала спрашивать, в чьи обязанности входит пополнять ее запасы. Акациевая камедь, молочный клей казеин, розовая глина, галловая кислота, зеленые и бирюзовые сульфаты, копоть, сажа, красное вино, белое вино, костяная мука, синий краситель из вайды, гипс — все шло в ход и помогало получать новые оттенки красок, делать их гуще, темнее, светлее, более блестящими или более тусклыми...

Весь стол уже был уставлен дюжинами раковинок, и разноцветные краски гнездились в их сердцевинах, как диковинные дары морской пучины. На основе примерно десяти красителей Эмит создал целую палитру. Тут были оттенки на любой вкус — от нежно-розового до кроваво-красного, от светло-серого до темно-синего.

Пестрота красок ослепила Тессу. Каждая была бесценной жемчужиной, заманчиво сверкавшей в своем переливчатом гнездышке. От открывшихся перед ней возможностей у девушки голова пошла кругом. Она уже видела красочные разводы на странице, вкрапления серебра, золотые и красные нити, отсветы темного пурпура на черном, как ночь, фоне. Рука сама потянулась к кисти. Но Эмит перехватил ее на полпути.

— Вы еще не готовы использовать всю палитру. — Он бережно положил руку Тессы обратно на стол. — Сначала нужно узнать, что какой цвет означает, научиться правильно выбирать краски.

Тесса с любопытством посмотрела на Эмита. Что же ему все-таки известно о работах мастера Дэверика? По-видимому, Эмит все же подозревает, что искусство его кумира не так уж безобидно. Иначе с чего бы это он избегает ее взгляда?

Эмит извлек из складок одежды небольшой прямоугольник тонкого пергамента.

— Иногда, особенно при копировании, чрезвычайно важно правильно подобрать цвета.

Он положил пергамент на стол в круг света. Тесса увидела узор, вроде бы совсем обыкновенный — просто окруженный спиралями медальон. Но сочетания цветов — зеленого, золотистого, желтого и горчичного — придавали ему своеобразную изысканность.

— Некоторые краски бывает невозможно достать, — продолжал Эмит. — Возьмем этот желтый цвет. Краска получена из очень редкого растения — коровяка. Он встречается только высоко в горах, далеко отсюда, в Дрохо. Ничего особенного в этом красителе нет, шафран куда лучше, но в глуши писцам не приходится привередничать. Состав красителей разный в разных местностях, меняется в зависимости от традиции и природных ресурсов. Даже здесь, в Бей'Зелле, можно встретить узорщиков, которые всем видам пурпура предпочитают хрозофорный: на севере его легче всего получить, а значит, и стоит он меньше.

Тесса кивнула и притянула к себе страницу с узором.

— Как помощник писца я обязан добиться максимального сходства в составе красителей. Узорщики прежних времен, например Дэверик, в своих картинах всегда шли от древних образцов. Они воссоздавали уже существующие модели, а не малевали, что в голову придет. Иногда делали точную копию, иногда вносили поправки. Другое дело нынешние писаки — они все хотят нарисовать что-то совершенно новое, оригинальное.

Тесса заметила в пергаменте одну странность. Она разглядела на странице тысячи крошечных сквозных дырочек. Именно дырочек, а не точек, как при обычной разметке. Тесса поднесла картинку к пламени свечи. Четкие, золотистые лучики пронизывали узор.

— Дырочки проделаны острием ножа, — разрешил ее недоумение Эмит. — Когда писец хотел сделать точную копию узора и не имел ни времени, ни терпения измерять линии и углы, он накладывал оригинал на чистый лист пергамента и острием ножа или иглой отмечал основные точки. На чистой странице внизу оказывался намечен контур будущей работы. Оставалось лишь воссоздать узор по этим пунктирным линиям. Столетиями копии изготавливались только таким способом.

Тесса провела пальцем по пергаменту. Он был жестким, а значит, очень старым. Она обратила внимание, что один цвет в узоре как-то не подходит к остальным — холодный цвет червленого серебра. Он не сочетался с теплыми оттенками желтого, зеленого и золотого.

— Это сделано специально? — спросила она, обводя пальцем контур серебристого пятна.

— Узорщик использовал красный свинец. — Эмиту явно было приятно, что несоответствие не укрылось от глаз Тессы. — Но с годами металлические красители окисляются на воздухе, блекнут или меняют цвет. Некоторые зеленые краски на медной основе могут даже разъесть пергамент. Это одна из главных сложностей в моей работе — разобраться, какой же краситель выбрал автор оригинала. Впрочем, если по окончании работы он покрыл картину дополнительным слоем овощного сока или яичного белка, первоначальный цвет сохраняется гораздо дольше.

Тесса с жадностью ловила каждое слово. Она была как изголодавшийся ребенок, который без разбору хватает все, что подворачивается под руку. Годами она морила себя голодом — отказывалась от знаний, от подробностей, от увлечений. И теперь здесь, в этом мире, в этом доме, она чувствовала себя как на пиру, где можно объедаться, пока не свалишься под стол. Она наконец-то перестала сдерживаться и безучастно проходить мимо всего интересного. Она наконец-то дала себе волю. Тесса не скучала по своему прежнему миру. С детства ее окружали ночные горшки, кувшины с водой для умывания, платья с чужого плеча, богатые, но болезненные родственники, за которыми приходилось ухаживать, потому что от их щедрости зависела вся семья, полы, которые ей то и дело велели вымести или, наоборот, посыпать сеном. Грубые шерстяные чулки вечно кусали ноги; у нее не было белья, не было зубной щетки и пасты — зубы она приучилась чистить корнем алтея, а из косметических средств очень долго оставались доступными только свиное сало и мыло из животного жира. В доме не было зеркала, и Тесса месяцами не представляла себе, как выглядит. И хотя это не мешало ей в душе оставаться отчаянной кокеткой, теперь она не так уж страдала от тех же неудобств.