Корона с шипами - Джонс Джулия. Страница 86

— Что, по-твоему, предпримет теперь Изгард? — спросила она.

— Постарается побыстрее захватить Бей'Зелл. Он недоволен, что мы с Кэмроном остались живы. Нам известно, с чем придется столкнуться рейзской армии, и поэтому Изгард опасается, что мы можем причинить ему немало вреда.

— Мне кажется, я его волную не меньше. — Тесса поплотнее запахнулась в плащ. Собственный голос показался ей чужим — непривычно серьезным. — Кто-то заметил меня, когда я рисовала узор. Он смотрел мне в глаза, он видел мое лицо. Он знает, что я пыталась бороться с гонцами.

Райвис задумчиво кивнул:

— Похоже, что мы трое — ты, я и Кэмрон — и есть ближайшая цель Изгарда.

Тесса вздрогнула. Обоженная ладонь снова напомнила о себе. Ей вдруг захотелось, чтобы солнце скрылось за тучами. Но оно продолжало слепить глаза, нагревать скамейку, ее щеку, лицо Райвиса.

Скрипел шпангоут корабля, десятками собственных ладов звучало море, но Тессе казалось, что вокруг них сгустилась, обложила их, как вата, зловещая тишина. Она заговорила, просто чтобы прервать молчание:

— Ты что-нибудь знаешь о колдовстве?

Райвис пригладил волосы, покачал головой, размышляя.

— Немного. Из сплетен, слухов — как все. Колдовство — оно как дьявол: некоторые верят в него, некоторые нет, но говорить о нем вслух не любит никто. Уже многие годы, да что годы — десятилетия, столетия — о магии стараются не упоминать. Тысячу лет назад в Дрохо иногда сжигали одиноких старух. Их называли ведьмами и обвиняли в сношении с демонами. Пять столетий назад в Мэйрибейне вылавливали и вешали всех узорщиков, которые осмеливались поселиться на материке. Святые отцы из Лиги утверждали, что своими рисунками каллиграфы вызывают самого дьявола. Такие историйки можно услышать и в наши дни. В любом городишке или деревне, что в Рейзе, что в Дрохо, ты найдешь неучей, которые боятся писцов, старых дев и выходцев с Острова Посвященных.

— Но ведь в этих россказнях есть и доля правды? — возразила Тесса. Она отложила пирожок. Ей расхотелось есть. — Дэверик блестяще доказал это — вот она я. Выдернута из прошлой жизни и перенесена сюда.

— Вряд ли на Острове Посвященных многие согласятся поддерживать такой разговор. Они стали очень осторожны. Боятся не то что сделать — сказать лишнее. Официально им вообще запрещено рисовать узоры в прежнем, старинном стиле. Нынче они малюют простенькие картинки: пейзажи, портреты святых отцов, обычные цветы и деревья. Никаких абстракций. Однако их работы до сих пор пользуются спросом на континенте. Я знаю людей, готовых выложить приличные деньги за рукопись, переписанную и иллюстрированную кем-нибудь из посвященных.

— Дэверик прошел обучение на этом острове. И человек, к которому я еду — брат Аввакус, — тоже.

Она глотнула сидра и, глядя в сторону, на воду, вслушивалась в слова Райвиса. Он говорил почти шепотом, и все равно голос его легко перекрывал шум моря.

— Узорщик Изгарда учился там же. Да и сам Иагард не раз обменивался письмами с тамошним настоятелем. — Райвис беспокойно заерзал на скамейке. — Нам придется соблюдать крайнюю осторожность. Гэризон и Остров Посвященных давно и довольно тесно связаны друг с другом. Они не раз обменивались секретами. И бог знает чем еще. Когда королю Хирэку нужны были узоры, он нанимал для этой работы каллиграфа с Острова.

— Хирэк? — переспросила Тесса. В этом мире для нее по-прежнему оставалось много темных пятен.

— Величайший из гэризонских королей. Или же наоборот — самый злобный и подлый из них, зависит от трактовки историка. — Райвис долил сидра в ее чашку, и только тогда Тесса с удивлением обнаружила, что успела осушить свою чашку.

— Хирэк — первый из правителей Гэризона — носил Венец с шипами, — продолжал Райвис. — До него Гэризон был всего лишь нищим герцогством, затерянным среди непроходимых лесов, не имевшим собственных водных путей. Хирэк — лига за лигой — завоевывал все новые и новые земли, захватывал поля, города, реки. Ничто не могло остановить его. Солдаты его были безжалостны, а полководцы холодны и тверды как сталь. Ко дню кончины короля Хирэка Гэризон превратился не просто в сильное государство. Он стал империей.

— Они захватили Бей'Зелл?

— Не только Бей'Зелл. Весь Рейз. В то время почти весь материк принадлежал истанианцам. Но Хирэк выгнал их из Рейза, Дрохо, Мэдрана, Бальгедиса и Мэйрибейна. Он убил миллионы людей. Миллионы. И, несмотря на это, многие были рады Гэризонцам: их, в отличие от истанианцев, считали своими.

— Но я думала, что Истаниа отделена от Бей'Зелла лишь заливом? Разве она не считается частью континента?

— Страна — да. Ее правители — нет. Они все выходцы с дальнего востока, с бесплодных земель, окружающих Галф. Их язык и обычаи чужды людям запада. Они даже жестоки по-своему, иначе, чем Хирэк и другие гэризонские полководцы.

Скамейка, на которой они сидели, была покрыта налетом морской соли, и, слушая Райвиса, Тесса чертила на ней замысловатые фигуры.

— А что произошло после смерти Хирэка?

— После него на трон всходили другие короли. Одни позначительнее, другие поскромней. Но все они захватывали новые и новые территории: торговые пути, северные порты, потом южные порты, дороги, реки, земли. Хирэка можно назвать первым из великих гэризонских королей-завоевателей, первым, но отнюдь не последним.

Со словом «последним» Тесса как раз завершила свой рисунок на скамейке. Штрихи были грубыми, линии неровными, но узнать узор не составляло труда: кольцо, которое она носила на шее. Она рисовала, не думая, что получится, и увидела результат, лишь когда Райвис замолчал. Тессе стало неприятно и почему-то жутко. Она поспешила стереть набросок и заявила:

— Пойдем пройдемся по палубе.

Если Райвиса и удивило это предположение, вида он не показал, склонил голову в знак согласия, собрал в корзину оставшуюся провизию и поднялся:

— Показывай дорогу.

Тесса привела Райвиса на главную палубу. Она не забывала о его ранении и старалась идти помедленнее. Достаточно и того, что она не дала бедняге посидеть спокойно. Море было спокойно, и корабль почти не двигался. Казалось, на палубы высыпали все его обитатели — пассажиры и матросы. Дети с визгом гонялись друг за другом, матросы занимались парусами, а женщины прихорашивались. Дама в шляпке с вуалью, доходящей до бровей, смазывала лицо чем-то похожим на свиное сало и присыпала пудрой. Две пожилые матроны полоскали ноги в тазике с теплой мыльной водой.

Погода обещала быть чудесной. Безоблачное синее небо, ветерок, едва надувающий паруса, и безбрежное море кругом. Однако вскоре Тессе наскучило любоваться пейзажем. Куда интересней наблюдать, как люди реагируют на Райвиса.

Его появление никого не оставило равнодушным. Он умел привлекать к себе внимание, а потом заставлять любопытных в смущении отводить глаза. Дама под вуалью высокомерно улыбалась, но Тесса заметила, что при приближении Райвиса она затаила дыхание и одернула платье. Престарелые матроны захихикали, закачали головами и смущенно потупились.

Отчасти причиной этому всему был шрам на губе. Он придавал ему угрожающий вид разгуливающего на свободе хищника. И потом — цвет кожи, куда более смуглой, чем у светловолосых жителей Бей'Зелла. Они наверняка принимали его за иностранца. По-видимому, именно так — экстравагантно и вызывающе — Райвис и хотел выглядеть. Костюм его довершал образ. Больше никто на корабле не был одет во все черное.

Почему-то, вышагивая рядом с Райвисом по палубе, Тесса вспомнила ту ночь, когда он поцеловал ее. Прошло шесть недель, а казалось, что целая вечность. Она стала другим человеком. Жизнь с Эмитом и его матушкой преобразила ее, заставила по-новому взглянуть на вещи. Она поняла, что быть ершистой и независимой — не самое главное.

Райвис этого еще не понял. Каждый взгляд, который он бросал на окружающих, говорил: Не воображайте, что я нуждаюсь в вашем одобрении и уважении. Плевать я на вас хотел.

Но, несмотря ни на что, она до сих пор ощущала вкус его губ на своих губах. Обуреваемая смешанными чувствами, Тесса взяла Райвиса под руку.