Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 63

Райф дал увести себя в печной дом.

Стараниями Ангуса яма с глиняными стенками превратилась в теплое и светлое жилье. На медной печурке дымилась мокрая тряпка, которой Ангус сразу обернул руки Райфа, спасая их от обморожения. Затем он откупорил кроличью фляжку, охлаждавшуюся в набитом снегом котелке.

— Выпей, — сказал он, и Райф выпил. Холодная водка обожгла горло.

Землянка была крошечная, с низким потолком. Кое-где из стен торчали сосновые корни, словно кости из размытой дождем могилы. Райф, усевшись на пол перед печкой, ел и пил то, что подавал ему Ангус. Поджаренные зайцы таили под черной хрустящей корочкой обжигающе горячий сок, куропатка, начиненная полынью и зажаренная прямо в перьях, таяла во рту.

Дыма было много, несмотря на открытую вьюшку: печка была старая, и дымоход у нее прохудился.

Райф чувствовал онемение во всем теле. Он уже не помнил, когда в последний раз вот так отдыхал или спал.

— Птичка была что надо, — сказал Ангус, обсасывая крылышко. — Лучше бы, конечно, было ее ощипать, но это занятие мне ненавистно больше всего на свете. — Он уже стер с лица все защитные слои и пристально смотрел сквозь дым на Райфа. Отставив миску с костями, он спросил: — Когда ты подстрелил ее, ты почувствовал какой-нибудь вкус или запах?

Райф покачал головой.

— Такой медный, как у крови?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что такое случается, когда человек прибегает к древнему знанию.

— Древнему знанию?

— К чародейству, как говорят некоторые. Мне самому это слово не нравится — оно пугает людей. — Ангус бросил взгляд на Райфа. — Предпочитаю сулльское название: раэр-сан, древнее знание.

При упоминании о суллах Райфа пробрал озноб. Их старались не поминать вслух. С порубежниками, которые жили на землях суллов, доводились им родней и покупали у кланов меха и древесину, дело обстояло иначе — о них говорили свободно, но с суллами ни один человек дела не имел. Великие воины Облачных Земель со своими серебряными метательными ножами, бледной сталью, круто выгнутыми луками и чубами на головах не удостаивали кланы своим вниманием. Стараясь говорить небрежно, Райф спросил:

— А каковы признаки человека, занимающегося древним знанием?

— Говорят, что такие часто чувствуют вкус и запах металла. И после ворожбы их охватывает слабость. Зрение мутнеет, желудок сводит судорогами, сильно болит голова. Степень недомогания зависит от количества истраченной силы. Я видел раз, как один кувыркнулся с коня прямо в грязь, и прошла неделя, прежде чем он поднялся на ноги. Он попытался сделать то, что превышало его силы и его мастерство, и это чуть его не убило.

У Райфа горели щеки. Он тоже чуть не упал с коня, когда попал в сердце бладдийскому копейщику.

— Было время, когда мастера древнего знания ценились высоко. Тогда известка, скрепляющая кладку Горных Городов, была еще бела, как снег, а в кланах правили короли, а не вожди. Есть люди, которые скажут тебе, что строители Вениса обязаны древнему знанию не меньше, чем своим мастеркам и зубилам. А кое-кто добавит, что у лордов-основателей текла в жилах немалая толика Древней Крови.

— Древней Крови?

Глаза Ангуса сменили цвет.

— Это просто так говорится. Древняя Кровь, древнее знание — это одно и то же.

Ответ был уклончив, и Райф догадался, что сейчас Ангус уведет разговор в сторону. Так оно и вышло.

— Кланники в те времена тоже занимались такими вещами. Так, по мелочам: знахарство, прорицания и тому подобное. Только во времена Хогги Дхуна кланы решительно отмежевались от всякого колдовства.

— Ни один кланник, достойный своего амулета, не станет делать того, что противно естеству.

— Да неужто? — Ангус поскреб щетину на подбородке. — А как, по-твоему, кланник получает свой амулет? Случайно? По воле судьбы? Или ведун тянет соломинки из шапки?

— Он сновидит.

— Вот то-то, сновидит. В этом, ясное дело, ничего противного естеству нет. — Ангус красноречиво покрутил головой. — А взять, к примеру, сам священный камень. Я так понимаю, что каждый человек таскает с собой его порошок, так что известка у вас всегда под рукой. Едешь, скажем, где-нибудь и видишь разрушенную стенку. Берешь несколько чашек воды, немного золы из костра, пригоршню порошка священного камня — глядишь, и починил.

Райф сердито посмотрел на дядю.

— Мы носим священный камень с собой, потому что это Сердце Клана. Мы всегда так делали.

Ангус, к его удивлению, мирно кивнул.

— Да, парень, ты прав. Мне не следовало тебя дразнить. Такой уж я есть — иногда меня так и разбирает. Будь Дара здесь, она бы выкинула меня на снег. — Ангус встал и сунул куропаточьи кости в печку.

Райф смотрел, как пляшет пламя под дымовым отверстием. Щеки и пальцы, тронутые морозом, покалывало, и усталость охватила его, как прибывающая вода. Даже раздражение против Ангуса не желало проявляться.

— А в наши дни кто-нибудь занимается древним знанием?

Ангус подкладывал дрова в печь, но Райф уловил в нем какаю-то перемену.

— Есть кое-кто, только их мало.

— И в кланах тоже?

— Возможно. Но и в кланах, и за их пределами на это смотрят косо. В городах теперь царит Единый Бог, а он ревнив. Всякая сила, не принадлежащая ему, притесняется и подлежит забвению. Хогги Дхун пришел к этому еще тысячу лет назад, когда изгнал из клана всех чародеев. У Единого Бога длинные руки. Он живет в горных городах, но будь уверен — его власть простирается и на кланы.

— Но мы поклоняемся Каменным Богам.

— Верно. Благодарите за это последнего из клановых королей.

Райф запустил руку в волосы, не понимая, куда Ангус клонит.

— Почему ты все время упоминаешь Хогги Дхуна? Он ненавидел города и их ревнивого бога. Он перебил десять тысяч горожан в битве у Каменных Пирамид. Он сделал Горькие холмы своей стеной и поклялся, что ни один человек, не входящий в клан, не поставит за ними своего дома. Он спас кланы и никогда не имел дела с Единым Богом.

Ангус загружал печку на ночь, выбирая самые толстые поленья.

— Тут ты прав. Хогги в самом деле спас кланы. Он знал, какая угроза таится в городах. Он знал, что при малейшей возможности они перейдут через Горькие холмы и разобьют священные камни кланов в прах. Он знал, что они думают о кланах с их девятью богами. Хогги Дхун был не дурак. Одной рукой он сражался с городами, а другую протянул им навстречу.

— Хогги Дхун не протягивал им руку.

— Вот как? Значит, это простое совпадение, что он объявил старую науку вне закона в то же самое время, когда это сделали в городах? Простые совпадения — древнее знание, а не поступок умного человека, который, видя, что мир меняется, решил измениться вместе с ним?

— Я не понимаю.

— Все очень просто. Отречься от Каменных Богов Хогги Дхун не был готов. Он знал, каким жестоким варваром считают его в городах, и знал, что войны за веру в Мягких Землях на Юге могут легко перекинуться и на Север. Поэтому вместо того, чтобы обособиться со своими богами и навлечь на себя гнев городов, он предпочел бежать вместе со стаей. Всех приверженцев древнего знания изгнали или затравили собаками. Для Хогги это были пустяки. Каменные Боги всегда были суровы и не скорбели об умерших. Одним этим ловким ходом Хогги Дхун обратил Горные Города из врагов в сторонников. Он и потом сражался с ними — ты знаешь об этом лучше меня, — но сражения всегда велись за землю, а не за веру. Общая вера — великая сила, но ничто не вяжет так крепко, как общая ненависть.

Райф уставился на Ангуса, не зная, что и думать. Хогги Дхун был последним из великих клановых королей, и никто в клане не излагал его историю таким умаляющим его образом.

— Если Горные Города так стоят за свою веру, почему они тогда не пошли на суллов? Сулльские боги древнее клановых.

Ангус закрыл печную дверцу, и стало темно.

— Потому что у суллов им нужно было отнять только землю, а не богов.

Райф закрыл глаза, ожидая, что Ангус скажет еще что-нибудь, но тот умолк и стал устраиваться на ночлег у противоположной стены. Райф чуть было не заговорил сам, чтобы нарушить молчание, — ему почему-то не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Через некоторое время дыхание Ангуса стало ровным, и Райф решил, что дядя спит. Скоро ли уснет он сам? Скоро ли к нему явятся страшные сны?