Пещера Черного Льда - Джонс Джулия. Страница 97
— Да, Женомуж. Ты бросил меня в зубах у черта, а он выплюнул меня назад. — Маленький ярко-голубой глаз смотрел на Вейса с чем-то вроде удовлетворения. Нож лежал на боку — половина тела на берегу, половина на льду. Его лицо приобрело восковую желтизну, сосуды на носу и щеках полопались. С маленького рта свисали ошметки кожи, шевелящиеся от дыхания, один глаз заплыл. Рука, желтая, чешуйчатая и скрюченная, как птичья лапа, подергивалась. Обмороженная нога в сапоге лежала на льду, как колода.
Марафис ощерился в улыбке, жуткой на тронутом морозом лице.
— Правильно боишься, Женомуж. Я видел, что ты сотворил с конем Стагро, я барахтался в воде позади тебя и видел, как ты вылез на лед.
— Я искал тебя, но в той ледяной каше...
— Прибереги вранье-то — пригодится. — Ход стал резать сапог на ноге Марафиса, и тот сморщился. — Мне одно хотелось бы знать: из трусости ты так себя вел или по злобе. Смерти моей хотел, а? Или так уж старался спасти собственную шкуру, что обо мне и моих людях и думать забыл?
Ход медлил убирать нож, ожидая ответа Вейса, Марафис стиснул в кулак здоровую руку, превозмогая боль. Оба, хоть и покалеченные, были все еще опасны. Проглотив желчь, Вейс сказал:
— Я не желал твоей смерти, Нож. Можешь в этом не сомневаться. Лед треснул не по моей воле, а из-за девушки. Она завела нас слишком далеко, ее конь был нагружен легче наших и умел танцевать на льду. Когда я упал в воду, у меня осталась только одна мысль: выбраться. Конь Стагро оказался близко, и я воспользовался им. А когда я вылез из воды, у меня уже не было сил ни на что другое.
— Однако до хижины ты все-таки дополз, — заметил Нож.
— И мокрую одежду скинул, — добавил Ход.
— Все это я сделал безотчетно. Я...
— Заткнись. Надоел пуще блох в мотне. Ты хочешь сказать, что ты трус, а не убийца, — ну так докажи это с помощью своей паскудной магии. Я не хочу потерять ногу и руку. Ты должен их спасти.
— Но...
Нож стукнул здоровой рукой по льду.
— Я видел, что ты сделал с лошадью — ты ее поджарил. Вот так ты должен согреть и меня, только осторожно, не обжигая. Ход присмотрит за тем, чтобы ты мне не навредил.
Ход ласково улыбнулся, показав застрявшие в зубах волокна вяленого мяса.
— Пусть дьявол тебе поможет, если навредишь, Женомуж.
Вейс попятился. Врачевать, и кого — Ножа! Его обуял ужас. Он не врач и не обучен, как некоторые чародеи, обращению с кровью и внутренностями. К болезням он питал отвращение, и желтая распухшая плоть Марафиса была ему противна, как вид кишащих на трупе червей. Да и сил у него нет. Как может он чародействовать после того, что случилось вчера? Он должен отдохнуть и выспаться.
— Давай помоги Ходу отнести меня в хижину.
— Я не могу тебя вылечить. Это просто невозможно.
Марафис тряхнул головой и сморщился, поплатившись за это усилие.
— У тебя нет выбора, Женомуж. Четверо лучших моих людей мертвы. Один получил стрелу в печень, другому продырявили грудь мечом, еще двое погибли в Лохани. Будь ты мужиком, а не полубабой, ты бы их спас. Я хорошо знаю твою черную душонку, Сарга Вейс. Ты хотел убраться отсюда подобру-поздорову, вернуться к своему хозяину и сплести ему сказочку о том, какой ты герой и какая злосчастная судьба постигла нас, остальных. Так вот, этому не бывать. Ход лишился двух пальцев, но он и с восемью с тобой справится. Он убьет тебя по одному моему слову, и у меня язык чешется это слово сказать. Ты мне нужен только как лекарь — вот и лечи меня. Может, тогда Ход забудет о потере своих братьев и оставит тебе жизнь.
Вейс смотрел в одинокий глаз Ножа. Даже простертый на льду, тот оставался опасным. Вейс верил, что он способен на все: стоит только вспомнить, что он выжил, провалившись под лед на морозе, чтобы убедиться в силе его воли.
— Никак слезу собрался пустить, Женомуж?
Вейс злобно посмотрел на Хода и с удовлетворением увидел, как эта толстошеяя скотина отвела взгляд. Гвардейцы уже не впервые прохаживались по поводу красных, воспаленных глаз Вейса. Сердито смахнув с них слезы, маг сказал:
— Отнесем его в хижину.
Марафис молчал, пока они поднимались с ним на берег. Основную тяжесть Ход принял на себя — Вейс держал Ножа за ноги. Они продвигались с трудом, и Нож, должно быть, сильно страдал, но ни разу не вскрикнул и не выругался. Кто-то возможно, восхитился бы подобной стойкостью, но Вейсу было не до того: страх перед тем, что ему предстояло, давил на грудь, как свинец.
Добравшись наконец до хижины, он ощутил новую боль, дергавшую в голове, как больной зуб.
— Втащи его в дом и раздень, — сказал он Ходу. — И выломай пару половиц. Нужно будет быстро развести огонь.
— Тебе тоже нечего топтаться на пороге, Женомуж. Пойдешь с нами. — Ход перетащил Марафиса через порог. Сам Нож молчал — возможно, впал в беспамятство.
— Мой господин вызывает меня. Я должен поговорить с ним.
Эти слова возымели ожидаемое действие: Ход, как и все невежественные Рубаки, боялся колдовства, как самого Ободранного. Он потрогал эмблему у себя на груди и произнес вполголоса имя Создателя.
— Ступай, — прошипел Вейс, довольный его суеверным страхом, на котором легко было сыграть. — Лучше тебе не оставаться здесь, когда мне явится его двойник.
Ход запер дверь очень проворно для человека с восемью пальцами и при этом прищемил полу своего плаща. Он оторвал застрявший кусок, не открывая двери, — решил, видно, пожертвовать ошметком кожи, лишь бы не увидеть, чего доброго, призрак.
Вейс ехидно улыбнулся. Двойниками и призраками очень удобно пугать детей и таких вот полудурков. Но улыбка тут же погасла, и он, прислонившись к стене хижины, открылся тому, кто вызывал его.
От боли и потрясения у него захватило дух. Пентеро Исс ожил в нем, как второе сердце. Все волосы на теле Вейса встали дыбом, все поры раскрылись, источая пот. Как Исс это делает? На таком расстоянии для этого требуется невероятная сила. Он ведь не просто говорит издали, а входит в чужое тело, подвергая себя опасности обратного удара. Вейс, конечно, сам впустил Исса в себя, но разум и тело не всегда действуют заодно, и самосохранение может оказаться сильнее мысли. Что, если нить порвется?
«Успокойся, Сарга Вейс. Я ведь говорил тебе, что свяжусь с тобой в пути».
Вейс передернулся так, что позвонки захрустели, и страх объял его чистым спиртовым огнем.
«Что вы хотите от меня?»
«Асария с вами?»
«Нет. Она едет на север, в Иль-Глэйв. Нож попытался взять ее вчера на озере, но лед проломился, и она убежала».
«А что семерка?»
«Семерки больше нет. Нож обморожен, Ходу обрубили пальцы, остальные мертвы». Вейсу даже в голову не пришло солгать — ведь Исс был внутри него.
«Я пошлю к вам другую семерку. Ступайте в Иль-Глэйв и ждите их там».
«Но нам придется вернуться в Венис. Нож нуждается...»
«Позаботься о нем, Сарга Вейс, — для этого ты ему и придан. Вы должны следовать за Асарией на Север и вернуть ее назад. Семья Ангуса Лока живет около Иль-Глэйва, и он непременно заедет к своим. Найди и их заодно».
Спорить Вейс не мог. Сила Пентеро Исса намного превышала его собственную — от нее веяло чем-то чуждым, потусторонним.
«И не вздумай надуть меня», — прозвучало уже издали — это Исс удалялся на юг, в Венис, в уютное тепло своего тела.
Вейс обмяк, привалившись к обледенелой бревенчатой стене. Последствия разговора с Иссом чувствовались, как песок на губах, но Вейс не любил плеваться и вместо этого сглотнул. Откуда Исс получил такую силищу? Ведь он слаб — Вейс прощупал правителя на этот предмет еще в их первую встречу. И вдруг такое.
Пытаясь успокоиться, Вейс провел рукой по лицу и скривил рот, уколовшись об однодневную щетину.
— Входи, Женомуж!
Вздрогнув от голоса Хода, Вейс сделал несколько вдохов и выдохов, оторвался от стены и вошел. Марафис лежал с разутой желтой ногой, и кожа слезала с его обмороженного лица клочьями. Вейс собрал свои силы в кулак. Его страх уже проходил, как бывает всегда, когда человек в гневе желает доказать свое превосходство тем, кто считает себя сильнее его. Так, значит, Ход убьет его в случае неудачи? А кто сказал, что Ход, проснувшись, не увидит, что его оставшиеся восемь пальцев отвалились так же, как первые два? И что Пентеро Исс не почувствует, что кто-то вторгся в его собственное тело и что источник его тайной силы перешел в другие, более искусные руки?