Отдых с удочкой - Мокротоваров Владимир Александрович. Страница 24

Признание в любви

Ловить рыбу удочкой так приятно, что и выразить, не могу…

А. П. Чехов

Человеку с удочкой, рыбалке, природе посвящено великое множество строк — в стихах и поэмах, рассказах и романах, письмах и мемуарах, интервью и статьях. Писатели и живописцы, артисты и военные, космонавты и мореходы, люди ушедших эпох и наши современники преданно признаются в благородной страсти, властно владевшей или владеющей их сердцами.

РЫБАЛКА, РЫБОЛОВСТВО, кажется, существуют вечно. Конечно, побудительным мотивом собирать дикий мед и яйца птиц, охотиться на зверя, ловить рыбу была у человека забота о своем желудке. Но только ли?.. Неужто не сверкал огонек азарта в глазах пращура, мастерски выудившего из реки ловкую, сильную рыбину? Уже десять тысяч лет назад удильщики пользовались костяными крючками и поплавками из бересты и сосновой коры. По крайней мере, пять тысяч лет назад ставили верши (об этих фактах упоминается в литературе). И уже тогда, надо думать, люди пытались выразить свое восхищение увлекательной речной охотой. А еще человеку так свойствен восторг и трепет от созерцания малиновой воды восхода и багряной — заката… Свойствен всем и всегда. И жителю пещер, и жителю современной городской многоэтажки — обладателю катушки спиннинга наимоднейшей конструкции.

Поэтическая строка о рыбалке звонка, упруга и бегуча, как туго натянутая рыбой леса, режущая воду.

Японский поэт Тиё (он жил в эпоху позднего Средневековья) оставил нам трехстишие о рыболове, которого застиг на речке поздний час.

Удочки в волнах
Чуть коснулась на бегу
Полная луна.

Всего три строчки, но перед нами — картина, полная поэзии. Современник Тиё, поэт Бусон, тоже написал трехстишие, намного его пережившее. В японской деревне только что вырытый колодец заселяют… карпом. Он хранит воду в чистоте, заглатывая попадающих в нее мух и мошек. И стихотворение Бусона трактует крестьянскую сметку в романтическом духе:

Старый колодец в селе.
Рыба метнулась за мошкой…
Тихий всплеск в глубине.

Но мы — о рыбалке. Давайте вместе с вами, читатель, составим символическую библиотеку, посвященную ужению и людям, одержимым этой «тихой охотой». Что же мы поставим на первую полку в первый ряд?

Конечно же, труды Сабанеева. Леонид Павлович Сабанеев (1844–1898 гг.) — крупный зоолог, тонкий знаток ихтиофауны России, пытливый натуралист. И блестящий пропагандист любительского рыболовства. Его книги о биологии, жизни и способах любительского лова обитателей наших прудов и речек выдержали много изданий. Стали классикой особой ветви спортивной литературы. Авторитет метра среди любителей незыблем. Аргумент «Это я читал у Сабанеева» считается неопровержимым доводом и способен решить самый ожесточенный спор у рыбацкого костра.

Леонид Павлович был редактором (также издателем) журналов «Природа», «Природа и охота». Словом, многое сделал для того, чтобы восполнить пробел, на который горько сетовал его современник: «…на русском языке, сколько мне известно, до сих пор не напечатано ни одной строчки о рыболовстве вообще или об уженье в особенности…» Причем энциклопедические познания Сабанеева счастливо соединились с живым, образным языком его главного труда «Жизнь и ловля пресноводных рыб».

Будет справедливо, если рядом с томом Сабанеева поставим книги замечательного русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859 гг.). В романе-хронике «Детские годы Багрова-внука» он с тонким психологизмом показал, как формируют духовный мир, впечатлительную душу его юного героя, по крайней мере, четыре могучие силы: любовь матери, чтение книг, сказки крепостной женщины Палагеи и русская природа. А инструментом познания природы стала рыбная ловля.

«Уженье просто свело меня с ума, — признается герой этого автобиографического произведения. — Я ни о чем другом не мог ни думать, ни говорить…» Изначальное впечатление от рыбалки С. Т. Аксаков описывает в следующих словах: «Я весь дрожал, как в лихорадке, и совершенно не помнил себя от радости». Мальчику было 4 года. Каким же поистине светлым потрясением в его жизни стал праздник первого свидания с удочкой! Этой любви он уже не изменит. Запомнит навсегда и обессмертит благодарным словом речку своего, детства Дёму — «величавую, полноводную, не широкую, не слишком быструю», на которой «мелкая и крупная рыба металась беспрестанно».

Аксаков написал на склоне лет художественно-документальные «Записки об уженье рыбы» и «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». В жанре, дотоле незнаемом русской литературой, не только раскрыл суть и прелесть связанных с рыбалкой и охотой светлых эмоций, но и воспел родные леса, степи и воды. «Я затеял написать книжку, — сообщал он Гоголю, — об уженье не только в техническом отношении, но в отношении к природе вообще; страстный рыбак у меня так же страстно любит и красоты природы…» Верные пейзажи России и живое чувство, водившее пером их автора, высоко ценили Чехов, Горький, Паустовский. В «Жизни Клима Самгина» один из «опорных» героев, большевик Степан Кутузов, бросает такую многозначительную реплику: «Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы прочитайте Аксакова „Об уженье рыбы“ — заразитесь!»

И мы тоже отсылаем читателя к этой поэтической энциклопедии рыбной ловли. Благородством и мудростью красиво прожитой жизни веет от аксаковских страниц. Веет от них и светлой грустью от невозможности вновь испытать с полным накалом чувства давно откипевших дней… Заключительные строки «Записок» заставляют вспоминать о Гоголе — так живописна, размашиста и точна во всех деталях картина:

«Каждый из них (рыболовов-любителей. — Авт.), достигнув старости, находит отраду в воспоминании того живого чувства, которое одушевляло его в молодости, когда с удочкой в руке, забывая и сон, и усталость, страстно предавался он твоей любимой охоте… И я помню его как давний, сладкий и не совсем ясный сон, помню знойные полдни, берег, заросший высокими, душистыми травами и цветами, тень ольхи, дрожащую на воде, глубокий омут реки, молодого рыбака, прильнувшего к наклоненному над водою древесному пню, с повисшими вниз волосами, неподвижно устремившего очарованные глаза в темно-синюю, но ясную глубь… И как замирало сердце юноши, как стеснялось дыханье».

Одна из прелестей рыбалки заключена в возможности вкусить на природе ароматную, настоянную на дымке костра, запахе листьев и трав, речном целебном воздухе уху по-рыбацки. Уху не обошла вниманием и пушкинская муза. Описывая в письме к Соболевскому 9 ноября 1826 года путь от Москвы до Новгорода, поэт восторженно раскрывает «гастрономическую» сторону путешествия. На первой станции после Валдая

Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.

Как видим, А. С. Пушкин проявил тонкое понимание рыбацкой кухни. Его определение «уха по сердцу» прекрасно. Согласитесь, что это нечто иное, нежели холодное и пресное понятие «рыбный суп». Хорошая уха сродни поэзии.

Для обличения алчности, жадности, первородного «вещизма» была создана поэтом «Сказка о рыбаке и рыбке».

В античной Греции у моряков и рыбаков было свое божество — Главк. Его представляли в виде получеловека-полурыбы, у него были волосы до плеч, борода до пояса. Согласно мифу Главк мог предвидеть будущее и открывал его людям. То же пытались делать астрологи. Они обращали взоры к созвездиям Зодиака, среди которых горят в чудовищных безднах космоса скопления солнц, названные созвездиями Рыб и Рака…