Ученик пекаря - Джонс Джулия. Страница 22

Харвеллские леса поначалу не казались особенно густыми, но не успевал путник спохватиться, как оказывался в глухой чащобе. Деревья стояли стеной, и даже сквозь поредевшую осеннюю листву свет проходил с трудом. Каждый шаг, к тревоге Джека, сопровождался шумом: хворост трещал под ногами, нарушая заповедную лесную тишь.

Запахи поздней осени стояли вокруг: стынущей земли, гниющих листьев, сырой коры, и легкий ветер нес с собой предчувствие дождя.

Джеку становилось не по себе от пьянящих запахов и стены леса вокруг. По его прикидке, он прошел не больше лиги; он не Думал, что лес окажется таким густым.

Кожаные сандалии промокли от росы, и он был слишком Легко одет для такой погоды. Джек боялся. Память о тех хлебах преследовала его. Помнилась тошнота и еще — чувство, будто череп вот-вот лопнет. Это было колдовство, а всякий ребенок знает, что колдовство — злое дело, которым в старину занимались язычники. Сам Борк проклял колдовство. Джек судорожно вздохнул. Он не хотел быть побитым камнями, как еретик, или носить клеймо отщепенца.

Лесной воздух наполнял легкие, проникая в кровь. Джек стал успокаиваться, а со спокойствием к нему пришла и решимость.

Он и без того отщепенец. В замке все знали, что он безотцовщина, а его мать считали шлюхой. Люди, в общем, были добры к нему, но, стоило ему повернуться спиной или совершить какой-то проступок, перешептывания возобновлялись, в замке он навсегда остался бы ублюдком. Покинув замок, он оставил позади и свой позор. У него появилась надежда. Он будет печь хлеб в другом городе, и никогда ему не придется прикусывать язык или удерживать руку, заслышав чей-то шепоток. Он начнет новую жизнь, где никто не будет знать, что у него нет ни семьи, ни корней. Узнать что-то о происхождении матери — несбыточная мечта: ему даже ухватиться не за что. Лучше ух начать все заново, позабыв о своих детских фантазиях.

Воспрянув духом, Джек зашагал дальше. Между стволами наметилось что-то вроде тропинки, и Джек вверился ей.

Немного времени спустя он услышал женский голос, кричащий:

— На помощь! На помощь!

Джек без колебаний устремился на крик и очутился на просеке. Впереди какой-то мальчишка наскакивал с ножом на женщину. Не теряя времени, Джек поспешил ей на помощь. Мальчишка тут же бросился в лес. Джек побежал было за ним, но тот мигом исчез из виду. Повернувшись к женщине, Джек увидел перед собой совсем юную девушку.

— Вы ранены, госпожа? — спросил он, подойдя к ней.

— Не беспокойтесь, прошу вас, это только царапина.

Нож порезал ей запястье.

— Пожалуйста, позвольте мне помочь вам. Не такая уж это царапина.

— Не в ране дело, — холодно ответила девушка. — У меня отобрали кошелек.

— Вам следует вернуться в город, госпожа, и уведомить королевскую стражу. Они поймают этого парня.

Девушка восприняла его слова без особого внимания.

— Хорошо еще, что он не забрал обратно свою лошадь и оставил мне припасы. — При девушке был большой дерюжный мешок.

— Госпожа, вы должны немедля вернуться в Харвелл и заняться своей раной.

Девушка, подумав немного, ответила:

— Я никогда не вернусь в Харвелл. — Голос у нее был сильный и звонкий, и, несмотря на ее грубый плащ, Джек видел, что она знатного происхождения.

— Куда же вы держите путь?

— Вы задаете слишком много вопросов. Мне пора. — Девушка взвалила мешок на спину лошади и направилась на восток. Джеку не хотелось отпускать ее.

— Мне тоже на восток, — сказал он, подумав, что с тем же успехом может отправиться и туда.

— Я пойду одна. — Холодность ее тона смутила Джека, но он не сдался.

— В другой раз у вас и лошадь отнимут.

Девушка заколебалась, бросив быстрый взгляд синих глаз на лошадь и свои пожитки.

— Хорошо, можете проводить меня немного, пока мы не отойдем подальше от города и замка.

Некоторое время они шли молча — девушка посасывала ранку на запястье, чтобы унять кровь. Потом, к удивлению Джека, сказала:

— Пожалуй, лучше будет сойти с дороги.

Он как раз думал о том же — но что ее-то побудило это предложить? Однако ее тон не допускал вопросов.

Они сошли в лес, и Джек попытался найти тропинку, идущую вдоль дороги, но не слишком близко к ней. Клонящееся к закату солнце, пробившись между стволами, осветило лицо девушки. Джек никогда еще не видел такой чистой нежной кожи и таких больших глаз. Образ подавальщицы Финдры, доселе служившей Джеку мерилом женской прелести, утратил часть своего очарования. Теперь Джек приобщился к более уточненной, более величественной красоте — и более недоступной, чем все женщины, которых он ранее знал.

Джека обуяла робость. Никогда еще собственные ноги не казались ему такими длинными и неуклюжими. Он опасался наступить на что-нибудь и растянуться или попасть ногой в кроличью нору. Волосы тоже пришли в полный беспорядок и падали ему на глаза при каждом четвертом шаге — он нарочно считал шаги. А в довершение всего у него отнялся язык. Ум наряду с ним тоже отказывался служить и предлагал лишь самые глупые темы для разговора. Как будто этой девушке с тонким профилем и кожей, белой, как свежезамешенное тесто, интересно будет слушать про подагру мастера Фраллита!

Он покосился на нее — что-то в ней затрагивало его душу, Понемногу он стал понимать, что это — отражения его собственных чувств. Она тоже боялась и пыталась скрыть это. Джек решился заговорить, не считаясь с риском выставить себя дураком.

— Как вас зовут? — робко спросил он.

— А вас? — мигом выпалила она. Джек не сдержал улыбки.

— Меня Джеком.

Девушка назвать себя не спешила, и Джек спросил, как звать ее лошадь.

— У нее нет имени. То есть оно есть, но я его не знаю.

То, что она не знает, как зовут собственную лошадь, позабавило Джека, и он впервые за день засмеялся. От этого на душе у него сразу полегчало.

— Я только сегодня ее купила, — объяснила, смягчившись, девушка. — Если вы находите, что это так смешно, придумайте имя сами.

Джеку это предложение понравилось, и он стал думать.

— Может, Серебряный? Я сейчас увидел тополь, вот и подумал...

Теперь настал черед девушки посмеяться.

— Да какой же он Серебряный — он ведь гнедой!

Джек почувствовал себя полным дураком. Серебряный — надо же брякнуть такое! Попробовав найти умный ответ и не найдя такого, он попытался хотя бы лицо сделать не слишком глупым.

После недолгого молчания девушка сказала:

— Меня зовут Мелли. Теперь ты знаешь мое имя, но прошу тебя, ничего больше не спрашивай.

Джек склонил голову в знак согласия. Он видел, что она знатная девица, — стало быть, это не полное ее имя. У знатных дам имена длинные и красивые. Однако он порадовался, что она назвала ему хотя бы короткое имя, и эта радость на время помогла ему забыть то, что случилось утром.

Солнце понемногу опускалось за деревья, и небо темнело. Лес, уже затихший перед зимой, погружался в великий ночной покой. Джек и Мелли признались друг другу, что проголодались. День был на исходе, и они решили остановиться на ночлег. Все это время они шли по оленьей тропе, ведущей на юго-восток, и отдалились на несколько лиг к югу от Харвеллской восточной дороги.

Мелли бесцеремонно вывалила на землю содержимое своего мешка. Обнаружился большой запас весьма неаппетитного вяленого мяса и несколько свертков с сухарями. Были также две жестянки, одна запечатанная воском. Мелли открыла их: в одной оказался жевательный табак, в другой, к ее ужасу, — живые черви.

— Фу! — Она отшвырнула жестянку от себя, совершив этим роковую ошибку, — черви тут же расползлись повсюду, забравшись и в драгоценные припасы. Джек принялся вытряхивать их из еды, посуды и одеял. Потом, отойдя на несколько ярдов, прислонился к дереву и стал жевать кусок вяленой свинины.

— Как ты можешь есть мясо, по которому ползали черви? — с гримасой отвращения спросила Мелли, раздраженная его неприхотливостью.

— Другого-то ничего нет.

Этот ответ ничуть не устроил Мелли, и она разъярилась. С чего это мастеру Трауту вздумалось подсунуть ей червей?