Ученик пекаря - Джонс Джулия. Страница 50

Оспы при дворе боялись как огня; довольно было слуха, что кто-то заболел ею, чтобы все отшатнулись от несчастного. Заболевшие оспой тщательно это скрывали.

— Ни словечка никому не скажу, ваша милость.

Дышать становилось все труднее. Мейбор знаком велел слуге взбить подушки, думая, что почувствует себя лучше, когда сядет. Крандлу волей-неволей пришлось приподнимать тяжелого Мейбора. Дышать стало чуть легче.

— Этак я весь праздник здесь пролежу, — пожаловался лорд. — Я только и успел, что пропустить пару кувшинов эля.

— Может, это и к лучшему, что вы ушли рано, ваша милость, — по крайней мере никто не заметил, в каком вы состоянии. — Крандл еще не видел промокшего камзола и не знал истинной причины, по которой его хозяин покинул бал.

— Ну, ты не зарывайся! — Мейбор скорее простонал это, чем прокричал, — дыхание опять перехватило. Лорд закашлялся, содрогаясь всем телом, и с ужасом увидел, что его сорочка оросилась кровью.

Что это за болезнь, овладевшая им так внезапно? Еще днем он скакал верхом по полям и чувствовал себя здоровым, как всегда. И вот всего несколько часов спустя он кашляет кровью и задыхается. Испуганный Мейбор затих на подушках и скоро погрузился в беспокойный одышливый сон.

Кроп услышал за дверью слабый шум. Он сидел в хозяйских покоях, как полагалось ему в отсутствие Баралиса. Пойти посмотреть, отчего этот шум? Да нет, проникнуть сюда все равно никто не сможет без дозволения Баралиса. Может, это дети шалят — те, что вечно дразнят Кропа и бегают за ним по пятам. Затаились за дверью и ждут, когда он выйдет, чтобы плеснуть в него прокисшим молоком — однажды они уже проделали такое. Решив, что это дети, Кроп вернулся к своим книжкам.

Читать он не умел, но больше всего на свете любил рассматривать картинки. Хозяин, подметив это, подарил Кропу несколько книг с чудесными изображениями всяких растений, насекомых, зверей и рыб. Кроп дорожил ими как зеницей ока. Он перелистывал их несчетное количество раз, никогда не забывая перед этим тщательно вымыть руки.

Сегодня он листал свою любимую книгу, где на картинках изображались цветы. Целиком погрузившись в это занятие, он не сразу услышал, что шум повторился. На этот раз он сообразил, что дети, пожалуй, уже спят, и открыл тяжелую дверь. На полу у его ног лежал Баралис.

Кроп, не теряя времени, подхватил хозяина на руки, отнес в спальню и поразительно бережно для такого великана уложил в постель.

Что ж дальше делать? Заметив, что Баралис дрожит, Кроп поспешил укрыть его несколькими одеялами. Потом принес воды, чистую тряпицу и стал смачивать холодной водой горячий лоб своего господина. Хозяин, похоже, обжегся: кожа на его лице и руках покраснела и вздулась.

Кроп, соображая, что надо делать при ожогах, вспомнил, что у Баралиса есть особые мази на этот случай. Он пошел в библиотеку, порылся в хранившихся там лекарствах и нашел, как он надеялся, ту самую мазь. Он вылил немного на ладонь, чтобы удостовериться. Мазь была маслянистая, приятная на ощупь и прохладная. С великой бережностью Кроп смазал ею лицо и руки Баралиса — и жар вроде бы немного поутих.

Под конец Кроп налил в кубок густого темного вина и, поддерживая голову Баралиса, влил немного хозяину в рот. То, что пролилось мимо, Кроп заботливо вытер мягкой салфеткой.

Баралис за все это время ни разу не пошевельнулся. Кроп забеспокоился, что дело тут не только в ожогах. Но что он мог сделать еще? Кроп подбросил дров в огонь и сел рядом с хозяином, продолжая смачивать ему лоб. Он проведет так всю ночь — только бы хозяину не стало хуже.

Глава 11

Таул спускался к гавани. Рассвет едва брезжил, и было холодно — пришлось закутаться в плащ. Когда он повернул за угол, соленый воздух дохнул в лицо и показалось свинцово-серое море, которое Рорн считал своей собственностью.

Выйдя на набережную, Таул направился на север мимо стоящих рядами кораблей и лодок. Было здесь множество рыбацких суденышек, несколько мощных военных кораблей, яркие увеселительные барки и торговые суда. Никогда еще Таул не видывал такого разнообразия: вот южные корабли, на которых яркими красками выписаны сказочные морские чудища либо голые женщины, вот рорнские с желтыми парусами, вот тулейские, крытые красивым лаком, но более ничем не украшенные.

Наконец Таул дошел до северной гавани и торопливо зашагал вдоль причала, сознавая, что опаздывает, — уже совсем рассвело. Вскоре он нашел то, что искал: двухмачтовое судно под названием «Чудаки-рыбаки». На борту причальные концы — «Чудаки» готовились ставить паруса.

Таул взошел по трапу и тут же услышал окрик:

— Эй ты, куда прешь? — Кричал маленький краснолицый человечек с волосами под стать лицу.

— Это я плыву на Ларн. Капитан Квейн дал согласие.

— Борковы ядра! Ты тот самый сумасшедший? — Таул только кивнул в ответ. — Ну так поднимайся, да поживее. — Таул поднялся на борт, где рыжий мореход смерил его придирчивым взглядом. — В море тебе придется худо. Я это с первого взгляда могу сказать.

— Мне и раньше доводилось плавать, — заметил Таул.

— Воображаю себе. Увеселительная прогулка вниз по Силбуру, — плюнул моряк. — Нет, ты не создан для моря и выблюешь себе все кишки, как только мы поднимем якорь. — Но Таул вправду уже несколько раз выходил в море и, хотя не испытал от этого особого удовольствия, морской болезнью тоже не страдал. — Как тебя звать-то?

— Таул.

— Таул! — снова плюнул рыжий. — Я бы постыдился выходить в море с таким имечком.

Таул решил, что пора повидать капитана, не желая больше стоять тут и выслушивать дальнейшие оскорбления.

— Я хотел бы поговорить с капитаном Квейном.

— Капитан! — взревел рыжий так, что у Таула зазвенело в ушах, и на палубу вышел другой человек, тоже рыжий.

— Опаздываешь, — сказал он, оглядев Таула с головы до ног.

— Я не знал, что северная гавань так далеко.

— Морю твои оправдания не нужны. Попробуй объясни ему, почему ты опоздал, — отрезал капитан, — может, оно сделает исключение ради тебя и маленько задержит прилив. — Таул стал жалеть, что взошел на борт «Чудаков-рыбаков». Капитан же взревел, не уступая силой голоса своему матросу: — Все наверх!

Десять матросов выскочили на палубу, и работа закипела. Капитан заметил, что Таул считает людей, и сказал:

— Одного из-за тебя пришлось оставить. — Он явно ждал, когда Таул спросит почему, и Таул доставил ему это удовольствие.

— Почему, капитан Квейн?

— Почему? Я скажу тебе почему. Одиннадцать матросов, я да ты — получается тринадцать. Никто, если он в здравом рассудке, не поднимает паруса, когда у него тринадцать человек на борту. Плыть на Ларн — само по себе безумие, а плыть на Ларн с тринадцатью людьми — и вовсе самоубийство. И никакое золото, парень, не возместит мне потерю моего корабля. При первой же опасности мы повернем обратно в Рорн так резво, что и чайки нас обгадить не успеют. — Тут бравый капитан повернулся и ушел, предоставив Таулу поразмыслить над сказанным.

Таул решил, что лучше спуститься вниз, и спросил своего знакомца, как пройти к себе в каюту.

— В каюту! Слыхали, ребята? Он хочет знать, где его каюта. Мало ему, что он вынуждает нас идти на проклятый Богом остров, так ему еще и каюту подавай. В следующий раз он попросит испечь ему торт.

Таул собрался прекратить эти насмешки, но тут вмешался другой матрос:

— Отстань от него, Карвер, можно подумать, что ты боишься идти на Ларн.

— Ничего я не боюсь, — огрызнулся тот. — Я хаживал в места и похуже твоего Ларна.

— Так вот, если ты не закрепишь этот шкот, мы и вовсе никуда не пойдем. — Карвер, с упреком посмотрев на товарища, занялся делом, а тот сказал: — Добрый день, приятель. Меня звать Файлер. Ты не обращай на Карвера внимания — он только языком горазд трепать.

— Да я и не обращаю. Я как раз собирался сказать ему, что не прочь бы съесть кусочек торта. — Таул усмехнулся, а моряк с размаху хлопнул его по спине.