Грешница - Джонсон Сьюзен. Страница 2

— Мы выиграем все в этом году, — радостно заметил Синджин, воспламеняя свою страсть. Его улыбка была мальчишеской, открытой, а замечательные глаза светились удовольствием.

— Ты всегда выигрываешь. — Внешность и голос друга отражали его спокойное состояние духа.

При внешнем сходстве друзья сильно отличались.

Синджин дышал могучей энергией, и сапфир его глаз выражал внутренний легковоспламеняющийся жар.

Его же друг — само спокойствие.

— Сколько ты поставил? — Голос Синджина звучал по-деловому решительно. Его ставки — искусство, подчинявшееся разработанной сложной схеме и ставшее прибыльным предприятием.

— Пару четвертных.

— Бери выше. Я прикрою тебя, — четко и быстро произнес Синджин, мысленно производя расчеты. — Ты слышал, что сказал Олим сегодня утром. Ромулус в превосходной форме.

Тренер поставил сто фунтов в этой скачке, показатель его уверенности в лошади.

— У тебя такая превосходная конюшня, что я получу очень хорошую прибыль, даже не «беря выше». — Николае верил в умеренные ставки. Его планы вернуться в родное племя станут осуществимы при наличии большой суммы, и он предпочитал не рисковать.

Синджин небрежно пожал плечами:

— Дело твое.

Умеренность была чем-то неприемлемым и чужеродным в его понятиях.

— Скоро у меня будет достаточно денег, чтобы обосноваться, как лорд, в дикой пустыне, — заметил Николае шутливым тоном.

— У меня больше денег, чем нам нужно обоим, черт возьми, Сенека, и ты это знаешь, — проворчал Синджин. [Ирокезская конфедерация (Онейда, Мохок, Онондага, Кайуга, Сенека) была распространена от штата Нью-Йорк до Огайо. Как английская, так и французская стороны добивались заключения союза с племенами индейцев; С начала XVIII века иезуиты и англиканские миссионеры активно действовали на всей территории Конфедерации.

К середине XVIII века, когда родился друг Синджина Сенека, влияние европейцев глубоко проникло в восточные индейские племена, и множество индейцев были обращены в англиканство или французскую католическую церковь, и им были даны христианские имена.].

Еще несколько лет назад он предложил своему другу полную свободу действий в отношении своего состояния. Этот спор длился не один год.

Николае Роуз вернулся вместе с Синджином после проигранной кампании армии Севера в колониальной войне в Америке, лишившись семьи в результате резни, устроенной революционными войсками в его деревне. Синджин понимал его, как брата. Он также понимал его угрызения совести, хотя сам этих чувств не испытывал.

— Стэнхоуп посадил Арчера, — в последнюю минуту заметил Синджин. — Я только надеюсь, что Фордхэм сможет держаться подальше от печально известного кнута Арчера, — продолжал Синджин, словно Сенека и не упоминал об Америке.

Облокотившись на перила балкона, Синджин рас сматривал стартовую линию. Оба, Фордхэм и Арчер, были жокеями-победителями, но имели совершенно разный стиль. Арчер верил в езду с применением физической силы, в то время как Фордхэм предпочитал понукать свою лошадь как можно меньше. Арчер выиграл несколько скачек, применяя столь сомнительную тактику.

Когда Синджин, облокотившись, выглянул из-за портика, ветер освободил непослушные локоны из-под ленты и растрепал их. Ветер поиграл и кожаной бахромой на вышитой бисером куртке. Синджин часто надевал экзотическую куртку Сенеки, потому что ему нравилась изысканная красота вышивки и мягкая эластичность кожи.

Из-за смешенного костюма, состоящего из куртки с бахромой, замшевых бриджей, начищенных изысканных ботфорт, белоснежной рубашки и шейного платка, он выделялся среди своих аристократических друзей.

Но Синджин не заботился о соблюдении каких-либо правил. Тем не менее в среде титулованных пэров он был не только любим, но и служил плутовским примером не только в свете, но и за пределами высшего света и особенно за пределами ограничивающих обязанностей его титула.

— Черт, Арчер сорвал флаг. — Синджин прищурился на солнце, разглядывая расположение Фордхэма на Ромулусе в беспорядке скачки.

Был фальстарт, и лошади толпились теперь в сложном смешении, воздух потяжелел от крепкой брани.

Через некоторое время путаница исчезла, и на дорожке выстроилась кривая: центр подался вперед.

Красный флажок упал, и, взметнув разноцветные шелка, восемь спринтеров помчались вперед. Не очень-то много участников для основных скачек сезона, проводящихся раз в два года. Многие владельцы, готовые к участию, предпочли оставить своих лошадей дома, уверенные в победе Сета или Стэнхоупа.

Гнедой жеребец Синджина — Ромулус быстро вырвался вперед на целый корпус и первые шестьдесят ярдов уверенно держал лидерство. Затем Фордхэм придержал его, и серая лошадь Стэнхоупа ринулась вперед, стараясь развить рекордную скорость. Еще трое участников пытались держаться на одном уровне с лидерами, а лошадь графа Сазерлэндского шла далеко справа. Оставшиеся две лошади уже испытывали трудности.

На спуске Абингдон Майл Ромулус сбился и потерял шаг, к ужасу поставивших на него. Фордхэм, казалось, безуспешно пытался с ним справиться.

Но когда участники приблизились к подъему, и Ромулус вдруг начал набирать скорость, стало заметно, что что-то не так с его передними ногами.

— Сто на двести против Ромулуса! — завопил один из букмекеров. Синджин, который видел Ромулуса сегодня утром, обдумывал теперь свои шансы. Толпа бросала наверх косые взгляды. При таких невероятных процентах герцог Сетский мог потерять состояние, если Ромулус не выиграет.

— Фордхэм ждет подъема, — сказал Николае.

— И еще не торопит Ромулуса, — спокойно ответил Синджин.

— Но уже близко. — Он говорил, немного растягивая слова, взгляд голубых глаз был прикован к гнедому и серой лошади Стэнхоупа, которая шла впереди на три корпуса. Фордхэм не трогал кнута, но низко наклонился к шее Ромулуса и разговаривал с ним, почти опустив поводья.

Синджин заметил, как молодой жеребец, которого он помогал тренировать, привычно откликается, вняв голосу Фордхэма.

Вот. Наконец-то. Синджин выдохнул от удовольствия. Шаг Ромулуса сделался шире, мускулы напряглись, красивые сильные ноги рыхлили под собой землю: уши слегка прижаты; ноги легко преодолевают подъем. Нагоняя соперника, Ромулус взлетел на гору, словно бежал по ровной местности, и поравнялся с серой лошадью Стэнхоупа, вызвав рев толпы. Несколько секунд две лошади шли рядом, преодолевая последние самые тяжелые метры подъема.

«Слишком уж близко, — с беспокойством подумал Синджин, — слишком близко от Арчера». — И затем Ромулус стал обгонять его. Вырвавшись вперед, он оставил позади ирландского серого коня.

— Он выиграл, — шепотом выдохнул Синджин. — Какая красота…

— Приз в тысячу гиней [1] и злоба Стэнхоупа, — заметил Николае Роуз с веселой усмешкой, когда Ромулус пересек финиш, обогнав соперника на шесть корпусов.

— Пять тысяч гиней, — поправил Синджин, сложив свой выигрыш с призовым фондом, — а злоба Стэнхоупа не имеет ничего общего со скачками.

— Тогда женщина, — сказал высокий Сенека. Это вторая константа в жизни Синджина, которой он отдавал предпочтение.

— Старое пари на миссис Робинсон бедный Стэнхоуп проиграл.

Даже Сенека из американских колоний знал о красавице с дурной славой, о миссис Робинсон. Весь свет знал о давнем споре на пять тысяч гиней, записанный в книгу Брукеса, между Синджином и Стэнхоупом — выигрывает тот, кто первым подстережет и переманит честную Пердиту у ее друга принца Уэльского.

Говорят, уже буквально на следующее утро молодой герцог Сетский выходил от красавицы. Его подстерег пьяный Стэнхоуп, преградил путь, потребовав дуэль. Но пьяное состояние Стэнхоупа делало дуэль равноценной убийству. Синджин, конечно же, не принял его вызова. Когда Стэнхоуп протрезвел, то почувствовал себя совершенно уничтоженным.

С широкой улыбкой Синджин принимал приветствия и поздравления своих гостей, быстро продвигаясь через толпу, стоящую на смотровой площадке, к лестнице. Прыжками преодолевая ступени, он пробирался сквозь толпу на лестнице. Кивая и улыбаясь, обмениваясь рукопожатиями, принимая поздравления с привычной скромностью, он огромными шагами направился к зеленому спуску. Когда до Ромулуса было метров шесть, тот почувствовал запах хозяина и негромко заржал. Не обращая внимания на организаторов и лорда Банбери, стоявшего с призом «Королевская тарелка победителя», Синджин сначала протянул руку Фордхэму со словами похвалы, высоко оценив его езду, а затем, опустив пальцы в карман экзотической куртки, вытащил кусочки сахара для Ромулуса.