Грешница - Джонсон Сьюзен. Страница 21

От беспокойства ей ничего не приходило в голову, но, в конце концов, ей пришлось открыть глаза, потому что лежать под ним и притворяться, что его вовсе нет, было еще более неловким. И она застенчиво все-таки открыла глаза.

— Я думал, что ты умерла, — сказал он с очаровательным изяществом и мальчишеской улыбкой, которая показалась ей такой обворожительной. Было очевидно, что он ждет" чтобы она освободилась от неловкости.

— Ты, наверное, привык к этому, — услышала свой голос Челси.

Он подавил позыв к смеху и вместо этого сказал, что было удивительно честно для человека, гордившегося умением учтиво отрицать:

— В действительности я к этому совершенно не привык. — Его темные брови сошлись вместе от неопределенности: его чувства были недалеки от состояния Челси. — Ты очень необычная, — сказал он и скатился с нее на спину, закинул руки за голову и стал смотреть в яркое утреннее небо с тем же угрюмым видом, даже не потрудившись прикрыть себя.

Сначала они молчали, она старалась не смотреть на него, но пауза затянулась, а он все не заговаривал, Челси украдкой взглянула на него из-под опущенных ресниц. У него были огромные мышцы — поразительный факт, который она не сумела полностью оценить ночью в Сикс-Майл-Ботоме — и темно-золотистая смуглая кожа, так что его индейская национальная куртка с бахромой казалась очень ему подходящей.

И, заметила она с легким волнением от восхищения, он все еще был наполовину возбужден; она могла видеть отчетливо медленно пульсирующую кровь в расширившихся венах его пениса.

— Ты сердишься? — Ее голос был нерешительным из-за грозного выражения его лица. Но ей также была интересна смена его настроения.

Синджин, не шевелясь, за исключением этого маленького движения, повернул голову, чтобы посмотреть на нее, обвел взглядом ее тело, словно вдруг заметил ее. Наконец, он спокойно сказал:

— Я не уверен.

— Я что-нибудь сделала? — Сев, она прикрыла ноги и неопределенно улыбнулась. — Или не сделала чего-нибудь?

— Он ответил спустя некоторое время, остановив взгляд на ее груди, которая обнажилась из-за расстегнутой куртки.

— Я бы сказал, что ты сделала что-то. — Он говорил очень медленно, словно еще обдумывая значение слов, когда произносил их.

— Мне уйти?

— Нет. — Он ответил так резко, что его голос, казалось, пригвоздил ее к земле.

Тогда она улыбнулась, по крайней мере появилась уверенность, что ее общество не неприятно.

— Что я сделала? Это можно простить, я надеюсь? — Она бессознательно облизала свою полную нижнюю губу, неопределенное движение, маленькое извинение на языке тела.

— О дьявол! — воскликнул Синджин с ослепительной улыбкой. Повернувшись к ней вполоборота, он схватил ее за талию и придвинул к себе. — Это не твоя вина. Это моя проблема, не твоя, и это больше не моя проблема тоже. Это потрясающее весеннее утро, ты самое красивое создание на земле, созданное Богом, и я буду думать о практической стороне жизни, когда мне исполнится девяносто два.

— Если проживешь так долго, позорный повеса, — прошептала Челси в его веселое лицо.

— По крайней мере, я умру с улыбкой.

И он умер, и она, множество раз в то утро «маленькой смертью», как поэтично говорят французы. И ни один не позволил думать о себе, было только сознание божественных ощущений. «Потом будет время взвесить опасную привлекательность мисс Фергасон», — решил Синджин; а Челси успокоила свою совесть, наложив произвольный запрет на единственное наслаждение, которое доставлял ей Синджин Сейнт Джон.

Она будет радоваться каждой секунде, каждому изящному нюансу его очарования, каждому поразительному новому открытию чувственности, каждой улыбке и неистовому бесстыдству до конца следующей недели.

А потом она постарается забыть его, как, без сомнения, и он забудет ее.

Когда они расставались в то утро на полпути между их домами, Челси предупредила Синджина:

— Теперь ты не подходи ко мне на скачках.

Я, действительно, говорю серьезно. Отец будет хмуриться или еще похуже. И насчет Данкэна неизвестно. — Она улыбнулась от его шутливой гримасы повинующегося ребенка и мягко добавила:

— Просто не надо.

Синджин изящно держался в седле, восседая на Мамелуке с ленивой непринужденностью. Он был в одной рубашке, прикрепив куртку сзади к седлу, непричесанные волосы падали на плечи, вдруг появившаяся улыбка напоминала вежливую капитуляцию.

— Я не буду с тобой разговаривать, я не скажу тебе ни слова, я даже думать не буду о том, чтобы тебя увидеть. Я останусь за занавесом своей смотровой площадки, далеко.

— Ты всегда такой сговорчивый? — дразняще сказала она.

— Всегда. — Он улыбнулся.

— Чем и объясняется, без сомнения, твоя репутация. — Оттенок несвойственной ей ревности послышался в ее голосе, неожиданной ревности, учитывая их недолгое знакомство, и нежелательной, но очевидной в ее мыслях, потому что она знала, каким сговорчивым он мог быть.

Он повел плечами, чтобы не раздувать огня, говоря на эту легковоспламеняющуюся тему. — Желаю тебе удачи с Туном, — сказал он приятным голосом после возникшего молчания.

— Ты будешь верхом?

Челси фыркнула, это произвело обезоруживающий эффект из-за отсутствия всякого притворства. Пестрая смесь в одежде шла ей, она будила воображение и одновременно придавала свежесть и естественность.

— Навряд ли, если только мне удастся связать по рукам и ногам большинство членов моей семьи. Чифи сегодня будет на Туне.

— Он лучший. Возможно, тебе не нужно мое пожелание в удаче.

— Я приму его все равно. — Ее голос вдруг стал очень спокойным от воспоминания о том, как важна была каждая победа. — Ты привык побеждать. Для нас это не так привычно.

— Попривыкнете. — Он сказал это легко, но в глазах, скрытых под тенью ресниц, была целеустремленность.

Глава 13

Синджин подошел к ним после первых скачек с ангельским выражением лица и веселостью, которую она заметила, когда их глаза встретились.

— Я просто не мог удержаться, — сразу же сказал он, и Челси подсознательно задержала дыхание, ожидая катастрофы, — чтобы не поздравить вас, лорд Дамфрисский, с рекордной победой Туна.

Он понимал, что рискует, подходя к ним, но ему необходимо было видеть Челси, он думал и чувствовал, как заболевший любовью мальчик. Сердце нетерпеливо екнуло от такого бессознательного построения фразы. «Нет, — сражу же поправил он себя, — не любовью, а чем-то еще».

И близко не было любви.

— Я надеюсь, вы думаете продать этого красавца, — добавил Синджин, он всегда был начеку, стараясь улучшить свою конюшню.

— Возможно, — угрюмо ответил граф, любая попытка серьезно сердиться на Синджина разрушалась от хорошего веселого настроения после победы Туна.

Повернувшись к Челси, Синджин любезно поклонился, и неожиданно ей пришла в голову мысль, что, несмотря на их близость, они, по сути, никогда до этого не встречались на публике. Он был одет официально, в противоположность своему обычному кожаному одеянию с бисером, в пиджак зеленого цвета, безукоризненно сшитый, подчеркивающий размах его плеч. Из-под него немного выглядывал желто-коричневый атласный жилет с вышивкой. Его рубашка была белоснежной; галстук аккуратно завязан; свежие замшевые бриджи скрывали мускулистые ноги; блестящие мокасины завершали совершенное изящество портновского искусства. От ветра ему на щеку упала прядь волос, напомнив ей ощущение его волос на ее лице, и она почувствовала, что краснеет.

— Ваш Тун, — сказал он с мимолетной, но сердечной улыбкой, предназначенной только ей, — замечательная лошадь.

— Спасибо, — сказала она, стараясь побороть румянец на своих щеках, усиленно подавляя воспоминания об их утре, когда Тун был зрителем в их любовной игре. — Мне жаль, что ваш гнедой не победил. Надеюсь, что ваши ставки были не очень высоки.

Ее отец внимательно следил за Синджином, а Данкэн и Нейл сомкнули ряды, как на параде, при его приближении. Только Колин смотрел на герцога с открытой сердечностью, не зная об обстоятельствах, связанных с Синджином и его сестрой.