Грешница - Джонсон Сьюзен. Страница 25

Миссис Абетон, так же как и многие вассалы Синджина, относилась к молодому пэру с благоговейным почтением. Он решительно отличался от отца, который, хотя и не был абсолютным человеконенавистником, придерживался явно формального взгляда на герцогский престиж. Синджин же, наоборот, распространял вокруг теплую неформальность, очаровывающую все возрасты, полы и социальные положения. Что являлось предметом разногласий между отцом и сыном.

— Леди она или нет, — напомнил Сомерсет миссис Абетон, — наши инструкции очень ясны. С ней нужно обращаться как с самой королевой. Лилии, которые прислали его светлости из Кингсвея, поставили в гостиной?

— В серебряные вазы. Он уже посмотрел и сказал:

«Так много», — но не сказал, чтобы убрали хоть одну.

Здесь целый вагон этих лилий.

— Ну, комната большая, и окна нужно держать открытыми, его светлость приказал. Мы можем только надеяться, что леди понравится.

Следя за точным исполнением всех приказаний, они не учли небрежного надзора Синджина.

В итоге дом для скачек Синджина напоминал домашний сад, в каждой комнате, как было приказано, стоял большой букет цветов, в открытые окна дул весенний ветер, приветливо смешивая запахи.

С нетерпением ожидаемый экипаж, наконец-то, прибыл из Ньюмаркета; его свита в новых измененных ливреях повторила свои роли; пространная записка от сестры Элизабет была поручена извозчику… И гарцующей на месте паре дали волю. Сделав несколько первых шумных легких шагов, они пошли соразмерной рысью и двинулись с ритмической симметрией по дороге.

Выбрав маленький летний домик в греческом стиле, расположенный на возвышенности, покрытой густой травой, идеальное место для наблюдения за местностью, Синджин ждал, шагая по инкрустированному мраморному полу, как зверь в клетке. Он десяток раз проверил свои французские часы прежде, чем заставил себя сесть, только для того, чтобы снова вскочить через минуту. Он не мог ждать; ему всегда в действительности не хватало терпения — еще один повод для раздоров с отцом, который считал спешку плебейской чертой.

Сознавая свой необычный интерес к юной леди Челси, Синджин пытался много раз смягчить это нетерпеливое желание. Он даже однажды вечером повел в спальню одну из женщин Хариет, как делал, не задумываясь, в прошлом, чтобы этим облегчить свой дух и постоянно усиливающиеся нападки друзей. Но, доведя куртизанку до постели, он угрюмо извинился и пошел гулять на улицу.

После долгих мысленных рассуждений в ту ночь о стиле своей жизни, он пришел к соглашению со своей необычной привязанностью к нетронутой девушке. Синджин прагматично решил, что не следует вкладывать особенно большой смысл в его всепоглощающее страстное желание к чувственной мисс Фергасон. «Какой смысл, — заключил он, — выстраивать аргументы против желания, возникающего к столь обольстительной Челси, когда она будет находиться в моем распоряжении только в течение недели?»

Монахом он не был, хотя подумал с кривой усмешкой: хорошенькая мисс Фергасон могла поставить под сомнение даже его монашеский обет безбрачия. Его необычное отсутствие интереса к женщинам Хариет тоже в большой степени было связано с изумительной мисс Фергасон. Она была особенно пышной; они, на контрасте, не казались таковыми. Несложное для понимания уравнение. Он предпочел не принимать во внимание тот факт, что в прошлом, когда он замечал красоту женщин, его собственное либидо было больше заинтересовано в потреблении. И понятие о сексуальном воздержании в течение всего лишь нескольких дней показалось бы непостижимым.

Он напряженно вышагивал, потому что это уменьшало возбуждение, которое он испытывал, и слегка отвлекало от мыслей о необъяснимом. Вместо сложных вопросов, задаваемых самому себе, он начал обдумывать, с присущей ему гениальностью, изобретательную чувственность, которую он оттачивал до высочайшего мастерства в последние десять лет, несколько отличительных способов доставления удовольствия красивой мисс Фергасон.

Челси в это время испытывала похожее опьяняющее сумасшествие по отношению к Синджину Сейнт Джону, хотя ее чувства сильно подавлялись необходимостью упаковки вещей вместе с миссис Макаулай. Но она была очень невнимательна, и, после того как миссис Макаулай задала один и тот же вопрос в третий раз, она спросила:

— Ты что-то обдумываешь сейчас, девочка? Ты за все утро едва слово услышала!

Оторванная от своих мечтаний, в которых она находилась в нескольких сантиметрах от дразнящей улыбки Синджина, Челси быстро сымпровизировала:

— Возбуждение от стольких побед в Ньюмаркете все еще у меня в голове, миссис Макаулай. Простите, что я так поглощена собой. — Она, действительно, думала о Синджине, конечно, а его участие в этих победах придавало ее ответу немного правдоподобия.

— Если твои мысли с лошадьми, как обычно, — ответила миссис Макаулай с понимающей улыбкой, — ты можешь не заметить, что у тебя под ногами, поэтому я сама справляюсь с вещами. Ну…

— Я должна помочь.

— Если бы ты помогала, девочка, я бы тебе позволила, но ты больше мешаешь, чем помогаешь, поэтому прочь. Иди, мешай конюхам нагружать повозки, — весело предложила она. Поскольку Челси проводила большую часть времени на конюшне, так же как ее отец и братья, миссис Макаулай была привычна к выполнению домашних обязанностей в одиночку.

Поэтому Челси пошла вниз по дороге к воротам, брошь Синджина с цветком чертополоха колотилась в ее кармане, поэтому она могла до нее дотронуться, не глядя. Ее пальцы гладили бриллиант в виде цветка, скользили по теплому золоту основания, ощупывали одними подушечками пальцев рисунок, заканчивали путешествие на маленькой пчеле, усевшейся на цветок чертополоха. Эмблема дома Фергасонов в ювелирном исполнении была необычным подарком, а настоящий лиловый бриллиант очень редким и безумно дорогим.

По правилам, она должна вернуть его. Незамужние женщины не могут принимать дорогие ювелирные украшения от мужчин. Это предполагало какую-то непристойность. Да, а в их отношениях было что-нибудь правильным? Она улыбнулась, вспоминая множество бесстыдных непристойностей, окружающих их отношения, начиная с их знакомства и ее предложения в экипаже. Поэтому она собиралась сохранить этот многозначительный подарок как сувенир. Его пятьдесят тысяч фунтов — шокирующее нарушение всех приличий, если бы ее заботили такие вещи…

Затем, в голову внезапно пришла мысль, когда она обдумывала шокирующее нарушение приличий в общем и сексуального характера в частности, и она наивно подумала: «Стоит ли мне взять с собой какие-нибудь книги?» В соприкосновении фантазий и романтической идиллии ее блуждающие мысли были заняты семью днями, которые они проведут вместе. И она подозревала, что, даже принимая во внимание репутацию герцога Сетского, в течение недели будут периоды, когда ему не нужно будет ее непосредственное присутствие. Она также сомневалась, будет ли большое разнообразие в охотничьем домике.

Побежав обратно к дому, она выбрала несколько любимых книг и уложила их в чемодан. Она только что спустилась вниз, когда залаяли спаниели, и минуту спустя лакированный голубой экипаж поднялся на небольшое возвышение, приближаясь к Прайори Коттеджу на полной скорости.

«Как это похоже на Синджина», — думала она, загораясь от возбуждения: его извозчик ехал, словно скакал за кошельком в Ньюмаркете.

Ужасный шум царил в течение нескольких минут, когда экипаж, накренясь, въехал во двор и эффектно остановился, разметав гравий. Спаниели лаяли так, словно один только их шум мог остановить вздымающихся лошадей, в то время как миссис Макаулай криком пыталась их успокоить. Из конюшни прибежали конюхи, чтобы узнать причину беспорядка. И если бы приз в пятьдесят тысяч гиней не был ей залогом, у нее не хватило бы мужества разыграть это представление. Одно дело — составить план обмана, совсем другое — привести его в исполнение. Но ее задача была довольно проста. Герцог гарантировал ее отцу будущее без долгов; ради этого она могла сыграть на сцене Друри Лейн.