Леди ангел - Джонсон Сьюзен. Страница 62

Взрыв, как всегда, прозвучал неожиданно. Слишком уж о многом они мечтали. Или… о слишком малом? Все началось очень мирно, почти романтично. Покончив с обедом, Кит и Анджела сидели в библиотеке, потягивая вино из бокалов, преисполненные умиротворяю-щего покоя. Мэй к этому времени уже давно спала. Сидя напротив Анджелы, Кит утонул в глубоком кожаном кресле — стройный и мужественный в своем вечернем костюме. Он вытянул длинные ноги и с удовольствием рассматривал янтарное вино, плескавшееся в бокале.

— А ведь я еще ни разу не дарил тебе драгоценностей, — вдруг произнес он.

— Ты подарил мне гораздо большее, — откликнулась Анджела. Глядя на него, она чувствовала внутри себя такую любовь, что щемило сердце. Она сидела на диване, свернувшись клубочком, подобрав под себя ноги. Анджела смотрела на Кита и улыбалась. В свете ламп ее платье и волосы казались еще светлее.

— У меня для тебя кое-что есть, — проговорил Кит, поставил свой бокал на столик и поднялся. Подойдя к ней, он сунул пальцы в кармашек для часов и вынул оттуда какой-то предмет. — Вот уж не думал, что когда-нибудь сделаю такое, — сказал он, легко преклоняясь перед ней на колено. Посмотрев на любимую долгим взглядом изумрудных глаз, он проговорил: — Согласна ли ты выйти за меня замуж и сделать меня счастливым? — С этими словами Кит взял руку Анджелы и надел на безымянный палец кольцо с внушительных размеров бриллиантом. — Это — вместо вот этого, — спокойно сказал он, дотронувшись до обручального кольца на ее левой руке. И улыбнулся.

Анджела ничего не отвечала. Посмотрев на нее с недоумением во взгляде, Кит уселся на ковер и заметил:

— Мне кажется, в данной ситуации тебе полагается хоть что-нибудь сказать.

— Ну почему нельзя оставить все, как есть? — проговорила Анджела едва слышно.

— Потому что я не собираюсь тебя ни с кем делить, — ответил Кит, и в голосе его отчетливо прозвучал холодок.

— Тебе и не придется.

Кит глубоко вздохнул и очень медленно выпустил воздух.

— Ты можешь говорить все, что угодно, но это — так, и мне это не нравится.

— Кто знает, что учинит Брук, если я попытаюсь с ним развестись! Он непременно впутает в это дело принца Уэльского.

— А кого это волнует, черт его забери! — холодно ответил Кит, легко поднимаясь на ноги. Все эти аристократические бредни выводили его из себя.

— Газеты станут полоскать на своих страницах всю мою жизнь, будут страдать мои дети, моя семья буди убита. Королева… — Встретившись глазами с ледяным взглядом Кита, Анджела умолкла.

— Я не понимаю вас, — прорычал он. — Вы вытворяете все, что вам только заблагорас-судится, наплевав на любые моральные и социальные устои. И только один смертный грех пугает вас — огласка. Но кому какое дело до того, что подумают другие! Ведь все равно они знают, с кем ты спишь!

— Ну прошу тебя. Кит, постарайся понять!

— Понять — что? Что в вашем хваленом высшем обществе все живут двойной жизнью, что никто не является тем, чем прикидывается, что только перворожденному сыну гарантируется устроенное будущее? Ты хочешь, чтобы я понял все это? Не могу!

— Возможно, со временем мне удастся убедить Брука и заставить его быть более разумным…

— А я ждать не желаю! Можешь ты это понять?! — резко выпалил Кит. — Боже всемогущий, Анджела, вот уже восемнадцать лет ты мучаешься в этом несчастном и ничтожном браке. Сколько еще собираешься ты откладывать неизбежное? Тебе надо всего лишь подать на развод.

— Все не так просто. Ты приехал из другой страны, у нас здесь столько условностей.

— Все очень просто, если ты действительно хочешь развода. — Каждое слово Кита звучало для Анджелы резким, непримиримым обвинением.

— Мне очень жаль, — прошептала она.

— Нет, это мне очень жаль, — откликнулся он. Голос его звенел. — Я думал, ты и впрямь любишь меня, и не подозревал, что являюсь всего лишь одной из проходных фигур в твоей плавно бегущей и скрытной амурной жизни. Ну что ж, в конце-концов, не будь мужчин, жизнь была бы куда менее интересной, правда?

— Конечно, и чем больше их — тем лучше! — зло ответила на его намек Анджела. — Но какое ты имеешь право читать мне мораль — ты, мужчина с персональным гаремом!

— С бывшим гаремом, заметь. С бывшим — благодаря тебе, — возразил Кит. — Что ж, мне было приятно стать еще одной строчкой в вашем списке, графиня, — добавил он с язвительной улыбкой на устах. — Я считаю, что приобрел бесценный опыт. А вы… Продолжайте и дальше позволять вашему мужу избивать вас, чтобы только не пострадал непорочный фасад вашего семейства, обращенный к вашей матери, вашей королеве и вашему обществу. — Кит возвышался над Анджелой, словно ангел мщения — воинственный и беспощадный, при этом сохраняя на лице бесстрастное выражение.

— Если бы я была мужчиной, я развелась бы не задумываясь, поскольку мы оба знаем, что этот мир принадлежит вам. — Анджеле было обидно выслушивать лекции о супружеской жизни от мужчины с подобным сомнительным прошлым.

— Но тем не менее ты в совершенстве овладела искусством манипулировать этим «мужским миром».

— Я просто стараюсь в нем выжить, — отвечала Анджела, думая, насколько же мало он знает о ее жизни. — В этом мне помогает состояние, которым я владею. Однако мы оба знаем, что деньги еще не все. Их власть не безгранична.

— Значит, конец? — спросил Кит. Казалось, он не слышал ничего из того, что говорила Анджела.

— Я не могу развестись с ним, если только он не даст своего согласия. Если Брук вдруг решит сражаться со мной в суде, опасность будет грозить мне лично, моим детям… Он даже может сокрушить принца Уэльского.

На протяжении многих недель Анджела пыталась втолковать все это Киту. По всей видимости, безуспешно.

— Ну что ж, в таком случае благодарю вас за гостеприимство, графиня. — Взгляд Кита был ледяным.

— Спасибо и вам. — Она приняла его вызов. — За дружбу, которую вы мне подарили.

— Я не желаю быть вашим другом.

— Я знаю.

С каменным лицом Кит смотрел на Анджелу еще несколько секунд, а затем, коротко кивнув, вышел из комнаты.

Она долго сидела в охватившем ее оцепенении, не в силах пошевелиться, лелея в каком-то уголке своего сознания несбыточную надежду на то, что сейчас — сию же минуту — он вернется, снова обнимет ее за плечи, и все тревоги растворятся, как утренний туман.

Но он не пришел. Она знала, что так и случится — она видела лед в его глазах. И теперь никаких усилий не хватит для того, чтобы стереть этот взгляд из ее памяти.

Когда несколькими часами позже Анджела все же вышла из библиотеки, его одежды уже не было. Не было и двух кожаных саквояжей, и ботинок, стоявших под стулом. Кит забыл только одну вещь — янтарный гребешок, лежавший на ее туалетном столике, где он оставил его вчера вечером после того, как собственноручно расчесал ее волосы. И вот еще — его кожаная куртка. Она висела на стуле в темном углу комнаты, и, видимо, в спешке, он не заметил ее.

Анджела надела куртку на себя и неловко подвернула рукава. Ее окутал запах его одеколона, и страстно захотелось бросить все и уехать вместе с ним в Брисбейн, или на Мадагаскар, или в коттедж на острове Мэн. Она села на стул перед камином, где всегда сидел он, и из глаз ее устремился целый океан слез, потому что никуда — никуда! — она не могла с ним уехать.

А вот счастье ее убежало.

Утром Берджи рассказала ей, что перед отъездом Кит зашел в детскую, чтобы на прощанье подержать Мэй.

— Он скойо пиедет? — спросила малышка. Уезжая, Кит сказал ей, что отправляется по делам.

— Я не уверена, — ответила Анджела дочке, думая, что же ей говорить Мэй, когда та поймет, что Кит уже не вернется никогда.

И еще она думала, хватит ли ее жизни, чтобы отступила захлестнувшая ее боль.

А Кит, приехав в Лондон, написал письмо Фитцу, в котором постарался объяснить свой отъезд.

«Твоя мать, — писал он, — не хочет сейчас думать о разводе, а переубедить ее мне не удается. Она по-прежнему говорит о множестве надуманных проблем и трудностей, которые возникли бы в ее отношениях со светом. Что касается меня, то подобные резоны кажутся мне вздорными. Однако твоя мать прожила с этими людьми всю свою жизнь, а я — нет. Возможно, ты поймешь ее доводы лучше, чем я.