Леди и лорд - Джонсон Сьюзен. Страница 23
— Да нет, доедут, да еще как! — лучезарно улыбнулась госпожа Рейд. — Я уже послала ей два ящика шампанского. Ведь все дамы так его любят.
Помимо воли Джонни улыбнулся, причем не от добродушной наивности своей домоправительницы, а из-за того, что представил себе, как Элизабет смакует его шампанское. «А может, она к нему даже не притронулась?» — подумал он. Ведь в ту ночь в комнате, что находится в башне, она отказалась, когда он предложил ей вина.
«Как мало я о ней знаю», — размышлял Джонни, одновременно удивляясь тому, как прочно укоренилась Элизабет в его мыслях за последние месяцы. Конечно, в Эдинбурге Рокси помогала ему избавиться от воспоминаний об англичанке, точно так же, как и бурная торговая деятельность, которую он развернул после прибытия своих кораблей и поездки на континент. И все же был ли он пьян или трезв, бодрствовал или спал, леди Грэм неотступно присутствовала в его мыслях.
— Где Монро? — спросил Джонни. Ему неожиданно подумалось, что Монро может знать, пила ли Элизабет его шампанское, и захотелось спросить об этом кузена. Захотелось так сильно, как если бы его душевное состояние и вообще весь день напрямую зависели от ответа на этот вопрос. Когда же, следуя указаниям госпожи Рейд, несколькими минутами позже он обнаружил кузена в библиотеке, то упал в глубокое кресло и, откинувшись на спинку, будничным тоном спросил:
— Она пьет шампанское?
— Кого именно ты имеешь в виду, говоря слово «она»? — с усмешкой осведомился Монро, отрывая взгляд от редкого издания «Архитектуры» Витрувиуса и думая, почему Джонни понадобилось так много времени, чтобы наконец заявиться к нему за объяснениями. Ведь он вернулся домой уже два дня назад.
— Ты прекрасно понимаешь, кого я имею в виду под словом «она», и в твоем распоряжении имеется ровно три секунды, чтобы дать мне точный ответ. Иначе не успеет солнце зайти, как возведенные тобой новые стены будут разрушены к чертовой матери.
— Да, и оно ей очень понравилось, — натянуто ответил Монро, — но должен заметить, что, когда со мной начинают разговаривать грубо, с моей памятью что-то происходит и я забываю многие веши.
— Ублюдок.
— А я-то думал, что женщины тебя ничуть не интересуют, — невинным тоном парировал Монро.
— Меня не интересуют женщины в целом, но одна из них сводит меня с ума, и тебе это прекрасно известно.
— И неужели даже восхитительная Рокси больше не может раздуть это пламя?
— Лишь время от времени. А теперь рассказывай мне все от начала и до конца, пока я тебя не задушил.
— Ну что ж, я принимаю твои извинения, — с усмешкой ответил Монро. — Что же конкретно тебя интересует?
— Все. Что она делает, как выглядит, есть ли у нее кто-нибудь. Последнее — самое главное.
И Монро принялся рассказывать Джонни все, что ему было известно об Элизабет.
Уже после того, как Джонни задал кузену множество вопросов, удовлетворенный тем, что Монро действительно рассказал ему все, что мог, Джонни поблагодарил двоюродного брата:
— Похоже, у нее все в порядке, и отец держится от нее на расстоянии. Это хорошо. — А затем, как если бы между ними только что не было никакого разговора, неожиданно спросил: — Ты готов выехать вместе со мной примерно, пятнадцатого числа?
— Куда?
— В Эдинбург, на сессию, куда же еще!
— А-а, — протянул Монро, — а я было подумал, что ты решил навестить леди Грэм, учитывая то неутолимое любопытство, которое ты испытываешь по отношению к ее жизни.
— Может, и испытываю, но, по крайней мере, я еще не вконец безмозглый, — с улыбкой ответил Джонни. — Элизабет Грэм в некотором роде представляет собой ящик Пандоры, наполненный политическими и личными неприятностями, которые способны превратить мою эгоистическую жизнь в подлинный кошмар. Ни одна из женщин не стоит таких жертв, — добавил он с ленивой иронией. — А теперь, если сегодня я тебе не понадоблюсь, то после завтрака я намерен отправиться в поместье в Блэквуд и посмотреть, можно ли приступать к вырубке леса. — И Джонни порывисто встал. Ему не терпелось выйти.
Монро покровительственным взмахом руки позволил ему идти, и лорд Равенсби покинул библиотеку.
Однако, несмотря на то что Джонни пытался убедить себя в том, что вовсе уж не так сильно интересуется Элизабет, она решительно не желая покидать его воображение. Когда же вечером управляющий поместьем Гибсон ужинал с мажордомом и госпожой Рейд, он сообщил:
— Сегодня в Блэквуде лэйрд выглядел очень озабоченным. Мне приходилось повторять каждый вопрос по два раза, да и то после этого он не всегда отвечал. Как вы полагаете, может, его мысли заняты возможной войной с Англией?
— Гм-гм, — откашлялась госпожа Рейд. — Можно подумать, что какая-то там война способна заставить его потерять голову! Это все та женщина, которую он держал здесь целую неделю, та самая милая леди Грэм. Если вы спросите мое мнение, то я скажу: он должен отправиться в «Три короля» и выкинуть ее из мыслей — тем или иным способом.
— Но она же англичанка! — с испугом в голосе воскликнул Гибсон.
— Как будто наши шотландские короли не женились время от времени на англичанках! — фыркнула госпожа Рейд. — Да и многие богачи частенько отправлялись на юг за женами.
— Однако вся граница утыкана замками с английскими гарнизонами, — напомнил домоправительнице мажордом.
— Это не значит, что простые люди не могут пересекать границу, если у них есть какие-то дела.
— Но лэйрд — не какой-нибудь простой человек, — заметил Гибсон.
— Да, — со вздохом согласилась госпожа Рейд, — и в этом вся трудность.
11
Джонни оказался в Эдинбурге за две недели до того, как шестого июля парламент возобновил свои заседания. Четырнадцать дней и ночей то и дело вспыхивали и так же быстро угасали разговоры на одну и ту же тему — какую тактику изберет Патрик Стейл. Это было затишье перед схваткой — схваткой даже более важной, чем любая военная, поскольку в результате летней сессии парламента могла решиться судьба движения за независимость Шотландии.
— Как ты полагаешь, предоставит ли тебе сегодня слово Твидейл? — обратился Джонни к Эндрю Флетчеру. Они направлялись в парламент, который в тот день должен был начать работу.
— Не сегодня, так завтра, — отвечал тот, что был постарше.
Однако случилось так, что лэйрд из Салтуна получил возможность выступить лишь через неделю. Открытие парламентской сессии было отложено для того, чтобы в Эдинбург успели съехаться аристократы из отдаленных областей Шотландии, затем необходимо было уладить споры за места в парламенте и целый день ушел на то, чтобы зачитать послание королевы Анны. В нем сквозила явная тревога, если не сказать отчаяние. Ведь парламенту 1703 года так и не удалось утвердить два главных вопроса, которые двор считал важнейшими: выделение дополнительных средств на содержание армии и одобрение возведения на трон Ганноверов.
Эндрю Флетчер был общепризнанным лидером деревенской партии, человеком, преданным своим идеалам. А они, в свою очередь, не признавали корыстных махинаций, свойственных двору. Он говорил о необходимости независимости для Шотландии в терминах, присущих скорее какому-нибудь древнегреческому трибуну, и хотя многие его соратники были настроены гораздо менее мечтательно, можно было с уверенностью сказать, что большинство шотландцев разделяли его устремления.
В течение двух недель, наполненных парламентскими слушаниями и ожесточенными закулисными схватками между представителями двора и оппозицией, когда страсти достигали высшей точки кипения, обсуждались вопросы, имевшие первостепенное значение для будущего Шотландии.
Джонни пылко и со знанием дела выступал с обличительными речами, направленными против актов о мореплавании. Они намертво изолировали Шотландию от крупнейших торговых центров мира, запретив выходить в море любому флоту, если только он не состоит из кораблей, превышающих по быстроходности английские военные суда. Помимо этого, Джонни Кэрр также дважды выступал по поводу выделения денег на содержание английской армии, резко обрушиваясь на эту идею. Он в буквальном смысле рисковал своей жизнью, поскольку во время парламентских заседаний страсти накалялись до такой степени, что руки не раз ложились на эфесы мечей и возникала вполне реальная угроза дуэлей. Джонни всем сердцем был предан идее независимости и провел не одну бессонную ночь, расхаживая по комнате и размышляя над тем, как сорвать очередную коварную комбинацию двора.