Серебряное пламя - Джонсон Сьюзен. Страница 81

Почему, подумала Импрес, она ждет здесь как неразумное дитя? Это ее дом, она взрослая женщина, достаточно независимая, чтобы принимать самостоятельные решения. Кроме того, она не является движимым имуществом Трея Брэддок-Блэка с его чудовищным высокомерием и не обязана выполнять команды по его прихоти!

И от этой разгоряченной мысли она ринулась к двери, распахнула ее одним движением и, поддерживая свою шелковую юбку, пулей пронеслась по ступенькам в библиотеку. Она не собирается смиренно ждать, пока двое мужчин обсуждают ее, как будто она какой-то товар!

— Если ты думаешь, что можешь командовать мною, Трей, — начала она страстно, едва войдя в комнату, прежде чем заметила абсолютное молчание. Остановившись, она осмотрела сумрачный интерьер комнаты, и ее взгляд замер на мощной фигуре Трея, сидящего за столом. — Где Этьен? — зло спросила она.

— Ушел, — спокойно ответил он.

— Ты угрожал ему? — пылко воскликнула она, приведенная в ярость его действиями, его незваным вторжением в ее дом, тем, как он командует в ее комнате.

— Естественно. — Его голос был ровным, ответ простым.

— Кто дал тебе право? — выговорила Импрес, задыхаясь от ярости, пока вдруг не обратила внимание на странную интонацию и нехарактерное для него настроение. — Почему? — спросила она затем приглушенным колеблющимся тоном.

Трей мягко вздохнул.

— Не знаю. — Подперев голову руками, он постарался прояснить мысли, потом, машинально пропустив пальцы через черный шелк волос, чтобы пригладить беспорядок, Трей медленно посмотрел на нее из-под нависших бровей. — Впрочем, нет, знаю. — И после еще одного глубокого вздоха сказал спокойно: — Потому что я хотел убить его, когда он коснулся тебя.

Откинувшись назад в разукрашенном резьбой кресле, Трей устало откинул голову на спинку. Она была всем, в чем он нуждался, и ужасная правда заключалась в том, что только она могла сделать его жизнь счастливой. Резко поднявшись с кресла, он оттолкнул его в сторону одним коротким движением и подошел к окну, выходящему в залитый дождем сад. Импрес ощутила слабый запах бренди и мускуса, когда он прошел мимо нее.

— Ты пьян, — сказала она спокойно.

Он пожал плечами, которые казались особенно широкими на фоне окна.

— Возможно. Но это не имеет значения, — ответил Трей негромко, стоя без движения перед окном и выглядывая в него, словно что-то можно было увидеть в безлюдном зимнем саду.

— Чего же ты хочешь? — Импрес положила руки на инкрустированный стол, ее сердце колотилось, как у молоденькой девушки, под алым шелком, черным кружевом и ярдами серебристых лент великолепного платья.

— Я знаю, чего не хочу, — тихо сказал Трей, глядя в темную ночь. Его гордость требовала, чтобы она объяснила присутствие всех этих мужчин, требовала отрицаний, извинений… Повернувшись, Трей сделал шаг вперед, и свет камина осветил его прекрасно вылепленное лицо, на котором отчетливо проявилась печать усталости. — Это нестерпимо, — прошептал он, — видеть тебя с другими мужчинами. Мои чувства… — Наступило ровное молчание, затем он сказал мягко: — Это пугает меня.

В первый раз Импрес увидела его лишенным высокомерия.

— Если бы ты был менее циничным, то давно бы поверил мне. — В ее слабой улыбке было искушение. — Не было у меня никаких мужчин.

— А герцог? — напомнил он, нахмурясь.

— Мой ответ на твое прощание и белокурую Клотильду, — ревниво ответила она.

— Она не ты, — просто сказал Трей, — поэтому я выпрыгнул из ее экипажа на полпути, взял кэб и приехал к тебе. — В глазах Трея появилась нежность, с которой, как Импрес подумала, он мог бы смотреть на мать, когда был мальчишкой. — Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь испытал такое страдание, — сказал он со смирением, которого она никогда не замечала в нем.

— Тебе нужен сын? — спросила Импрес. Она хотела знать, основываются ли его слова на подлинной любви. Ведь ее чувства к Максу были столь же сильны, как и к Трею.

— Почти так же, как и ты, — ответил он, затем поправился, пытаясь лучшим образом выразить смысл своих чувств: — Так же, как я хочу тебя. О, черт… нет разницы, — закончил он тихо, слегка тряхнул головой и протянул руку, чтобы нежно коснуться ее щеки. — Мне нужны вы оба… нужны отчаянно. — Он глубоко вздохнул, этот избалованный юноша, который никогда не получал отказа ни в чем, пока не встретил Импрес, и очень спокойно спросил: — А я тебе нужен?

— Ты имеешь в виду прямо сейчас? — Беспечное веселье победы сияло в зеленых глазах Импрес.

Его мерцающие глаза оглядели интерьер комнаты, сразу же отметив подходящую кушетку, и с ответной радостной улыбкой Трей произнес:

— Сейчас самое время.

— Только, предупреждаю тебя, я рассыплюсь на кусочки, прежде чем бурный поток…

— Тогда мне придется закрыть дверь, — сказал он, широко улыбаясь. Под его необидным поддразниванием таилось страстное нетерпение. Трей хотел держать ее в объятиях тысячу и один год и долее того. Сегодня в своем ослепительном платье, украшенном кружевом, в камнях, сияющих в ушах и на шее, пахнущая розами де Века вместе с запахом собственных духов, она была той женщиной, за которой надо было ухаживать. Но не меньше он любил ее одетую в потертую ковбойскую одежду или вообще без одежды.

— А ты избавишься от гарема? — спросила Импрес, внимательно следя за тем, как он подошел к двери и запер ее.

Опытный мужчина, Трей понимал, что бы ей хотелось услышать, но сейчас, в отличие от всей его богатой приключениями прошлой жизни, его ответ будет по-настоящему искренним. Он повернулся к Импрес, его серебристые, лунного цвета глаза вспыхнули, а резкие черты лица сгладила улыбка. Трей раскрыл объятия, и Импрес бросилась в них, крепко обвив руками его талию.

— Не было никакого гарема, — ответил он низким, богатым оттенками голосом. — Все давным-давно закончилось.

— От тебя пахнет мускусом. — Ее зеленые глаза все еще были полны недоверия и подозрительности. Она знала, для чего использовалось это снадобье. Чтобы усилить чувственность, оживить страсть.

— Не более чем шутка, — ответил Трей, отклоняя упреки, его руки согревали ее спину через алый шелк платья. Он пожал плечами, думая о том, что ему еще сказать в подтверждение того, что их просто не было. — Теперь, — сказал он, беря ее лицо руками, — только ты мой мускус. — Затем он погрузил свое лицо в ее пышные волосы, глубоко вздохнул и добавил: — Мой мускус… мой яд… моя страсть. — Слегка подняв голову, Трей потерся щекой о нежную гладь ее кожи. Затем еще раз вздохнул. — Ты моя опиумная греза, ставшая реальностью. — И Трей крепко поцеловал ее.

Но Импрес хотела ясности, а не пустых отговорок об отсутствии женщин. Поэтому, освободившись от захватывающего поцелуя Трея, она отодвинулась, а когда его язык нежно скользнул вдоль полукружья ее бровей, Импрес решительно сказала:

— Трей, я хочу знать… — Голос у нее был серьезен. Со спокойной уверенностью, которая напомнила ей законодательные баталии, он ответил:

— У меня не было женщин. Слово чести, как ни странно это может показаться. Прости, если я обидел тебя, хотя, — поправился он тут же, — ты тоже виновата, подстрекая меня окружающими тебя поклонниками, пускающими слюни.

— А ты ревнив! — воскликнула Импрес, ощущая, как радостное удовлетворение затопляет ее.

— Я еще и собственник, — хрипло ответил он, крепче прижимая ее к себе.

— Если ты когда-нибудь еще посмотришь на женщину так, как ты смотрел на Клотильду у Ле Нотра, я покажу тебе, что значит быть собственником. — Импрес приподняла подбородок с решительностью, которая была только наполовину шутливой.

— С тобой всегда было трудно иметь дело.

— А ты просто невозможен.

— Очаровательное сочетание — трудное с невозможным. — Улыбка у него была проказливой. — По крайней мере, не соскучишься.

— Все-таки у тебя кто-нибудь был? — спросила она, вновь меняя тему и думая о том, уж не выдворить ли его, потому что была ужасно ревнива, а его ответы были так коротки и неопределенны, что казались ей обычными мужскими отговорками.