Жених поневоле - Джонсон Сьюзен. Страница 44

— Почему ты меня оскорбляешь? — прошептала Алиса сокрушенно.

— О, какие мы, оказывается, нежные! — воскликнул он, норовя обидеть ее побольнее. — И кто бы говорил! Разве не ты предаешься всем доступным удовольствиям и поощряешь многочисленных ухажеров? Но предупреждаю вас еще раз, мадам: не смейте и подумать о том, что вам дозволены, так сказать, побочные связи. Никакой мужчина не посмеет дотронуться до моей жены! И все дети, рожденные в этом браке, будут Кузановыми не только по имени, но и по происхождению. И еще одно. Надеюсь, впредь вы поостережетесь совать нос в мои дела.

С тех пор Алиса старалась не плакать при нем, а когда пыталась вновь с ним о чем-то поговорить, Ники просто разворачивался и уходил. В конце концов, ей пришлось смириться с его поведением, поскольку другого выбора у нее не было. Но как же ей порой хотелось закричать: «Поди прочь! Если я тебе не дорога, поди прочь!» Она не понимала, за что ей такое? За что такие страдания? Но ребенок, шевелившийся в утробе, вынуждал Алису искать защиты там, где ее предоставляли, хоть и ценой унижений.

«Неужели это тот самый Ники?» — думала она в отчаянии. Раньше, когда она была его любовницей, он бывал так добр, так нежен и страстен. А теперь он стал холоден и безразличен, он отдалился от нее и вел себя, как человек, который лишь по стечению обстоятельств живет с нею под одной крышей. Да, она дорого заплатила за то, чтобы сын ее носил его имя. Когда семя посеяно, мужчина может забыть об этом, скрыться, нарушить обещания, но женщина, которая вынашивает дитя, таких возможностей не имеет…

Чтобы как-то спастись, Алиса решила получать от мира, оказавшегося столь несовершенным, все, что возможно. Она не отгородится от жизни, она посвятит себя Кателине и младенцу, который родится. И этот ребенок по закону будет носить имя Кузанова. Пусть даже ее муж вернется к прежней жизни — впрочем, он уже вернулся. Но она, как ни больно ей было себе в этом признаться, не станет унижаться и вымаливать у него крохи любви и ласки!

И все же Алиса часто плакала и слез сдержать была не в силах. Разум не мог справиться с израненным сердцем. Ники больше не заходил к ней в спальню, а она знала, что он не может подолгу обходиться без женщин, и мысль об этом была для нее нестерпимо мучительна.

Между тем Ники проводил вечера в клубах, за картами, был молчалив, угрюм, подвержен внезапным приступам гнева, и друзья его замечали, что женитьба не пошла ему на пользу. Он даже пропустил летние маневры в Царском Селе, испросив по состоянию здоровья долгосрочный отпуск. В нынешнем своем настроении он не смог бы долго выносить общество товарищей по полку.

Он сильно пил, и все старались держаться от него подальше — было видно, что он не бежит от неприятностей, а ищет их. Устав от коньяка и карт, Ники отправлялся в одну из кофеен на островах, где пил черный кофе с лимоном и опиумом или курил гашиш. Тогда он становился менее раздражителен, да и меланхолия отступала.

Однако Ники с завидной пунктуальностью возвращался домой по утрам и ждал пробуждения Кателины. Она бежала в столовую и, завтракая, весело с ним болтала, а он в вечернем костюме сидел у тлеющего камина, и ничто его не занимало, кроме этой очаровательной девчушки.

Ники заботился о Кателине как только мог — покупал ей горы игрушек, выслушивал все ее рассказы, даже иногда водил ее гулять. Когда же наступало время утренних занятий Кателины, Ники отправлялся в свою спальню, где отсыпался до самого ужина, который проводил вместе с Алисой и ее дочкой в огромной парадной столовой. Снова одетый для вечера, он весело беседовал с Кателиной, а с Алисой лишь обменивался вежливыми фразами. Когда же Кателина ложилась спать, он, не говоря ни слова, снова исчезал на всю ночь.

Как-то вечером за ужином Алиса, набравшись смелости, спросила Ники, будет ли он на танцевальном вечере, который она собирается устроить в конце недели. Он, поколебавшись, уточнил, на какой именно день назначен прием, и сказал, как всегда, холодно:

— Постараюсь непременно быть, мадам. Прошу вас, напомните моему слуге, чтобы он разбудил меня пораньше и приготовил костюм.

Вечером в день приема Алиса, уже одетая, сидела в гостиной, когда туда вошел Ники с рюмкой коньяка — четвертой, выпитой им после того, как отправили спать Кателину. Он был одет, как всегда, с элегантной небрежностью в коричневый бархатный сюртук, изумительно шедший к его фигуре. При виде его у Алисы, как обычно, замерло сердце, и она очень рассердилась на себя.

Ники прошел на середину комнаты и заметил:

— Мадам, сегодня вечером вы выглядите изумительно. Это платье вам к лицу.

Алиса, получив первый за несколько недель комплимент, смущенно покраснела. Неужели сейчас, на пятом месяце беременности, она действительно может выглядеть хорошо? Впрочем, недаром же она так тщательно подбирала наряд. Ее изумрудно-зеленое атласное платье с бархатными рюшами по подолу и глубоким декольте подчеркивало налитую грудь, на которой красовалось изумрудное ожерелье. Прическу Алисы венчал венок из белых фиалок с зелеными бархатными бантиками.

Но Алиса радовалась недолго, поскольку Ники тут же добавил:

— Однако, мадам, прошу вас, резко не наклоняйтесь, иначе, того и гляди, вывалитесь из платья.

Он не мог без раздражения смотреть на Алису, выставившую свои прелести на публичное обозрение, и, решив бороться с приступом ревности, накачивал себя коньяком.

— Но декольте нынче в моде, — ответила Алиса сдержанно.

— Разврат и беспутство тоже, мадам! Но это отнюдь не означает, что они вам позволены, — возразил Ники.

Вместо ответа Алиса только взглянула на него искоса, и Ники продолжал:

— Позвольте предложить вам глоток коньяка, княгиня. Не знаю, как вы, а я чувствую необходимость подкрепиться перед предстоящим испытанием.

— Не понимаю, почему вы считаете это испытанием, князь, — холодно заметила Алиса. — А пить коньяк в моем положении не рекомендуется.

Двадцать минут они провели в напряженном молчании, но наконец начали собираться гости. Они поднимались по огромной мраморной лестнице, по бокам которой стояли две дюжины одетых в ливреи слуг, а князь и княгиня Кузановы встречали их наверху.

В разгар вечера Алиса, уставшая от раздраженных взглядов, которые бросал на нее Ники, напропалую кокетничала с несколькими молодыми людьми, вокруг нее увивавшимися. Ее осыпали комплиментами, называли первой красавицей Петербурга, и тем вечером она была вполне расположена принимать лесть. Она танцевала без устали, смеялась шуткам и даже позволила себе выпить несколько бокалов шампанского.

Когда к ней подошел майор Чернов, она его радушно приветствовала. Он, как всегда, смотрел ей прямо в вырез платья, и Алиса с улыбкой подумала о том, как легко мужчины при виде полуобнаженной женской груди теряют голову.

Ники стоял неподалеку в компании своих приятелей по клубу, пил коньяк и лишь краем уха прислушивался к разговору о двух новых танцовщицах. Он следил взглядом за Алисой, и чем дольше длился вечер, тем больше он злился. Он видел, как Алиса обменивается игривыми взглядами со своими ухажерами, и мрачно думал о том, что замужние дамы так себя не ведут.

Когда Чернов позволил себе слишком близко подойти к Алисе, Ники исполнился пьяной решимости. Ах, потаскуха, обольщает Чернова своим декольте! Он вежливо извинился перед собеседниками и медленно направился под любопытными взглядами окружающих к Алисе и Чернову.

— Добрый вечер, Григорий, — сказал Ники тихо; от него за версту разило коньяком. — Полагаю, тебе не терпится присоединиться к друзьям в клубе. На нашем тихом семейном вечере ты можешь заскучать, так что не смеем тебя задерживать. — Он коротко ему кивнул, затем с неподражаемым величием едва заметно повернул голову, и к нему тотчас подскочил лакей. — Княгиня утомилась и желает удалиться к себе. Проводите ее.

У Алисы выбора не было — если бы она посмела возразить, Ники устроил бы сцену на глазах трехсот гостей. С трудом сдерживая гнев, она удалилась, а Ники, будучи превосходным хозяином, дал знак оркестру, и музыка возобновилась. Решив, что с него довольно, Ники отправился в кофейню на острова, а гости продолжали танцевать в отсутствии хозяина и хозяйки.