Коснись меня огнем - Джордан Николь. Страница 12
Все время, пока шла к палаткам, она чувствовала пристальный взгляд синих глаз. Потом ее поглотила толпа цыган и оборванных, полураздетых ребятишек. Все весело смеялись, засыпая ее вопросами и непрерывно дергая за рукава.
Хорошо еще, что Исадора, жена Миклоша, взяла дело в свои руки и навела хоть какой-то порядок. Блейз отвели на противоположный край лагеря. Она провела удивительный час, возобновляя старые знакомства, расспрашивая о жизни, о детях, которые за три года, прошедших со времени ее последнего визита в табор, выросли и изменились до неузнаваемости. Но больше всего она хотела увидеть Панну, мать табора, единственную, после Миклоша, на всем белом свете, кого она очень любила и уважала. Но Блейз знала, что Панна покажется, только когда прекратятся шум и суматоха, вызванные ее появлением.
Так и случилось. Где-то минут через десять сквозь тесные ряды цыганок, рассевшихся вокруг Блейз, прихрамывая, протиснулась седая старуха со сморщенной кожей, почти беззубая, но с живыми черными глазами, от острого взгляда которых мало что укрывалось. Панна была похожа на настоящую ведьму, а речь ее напоминала воронье карканье. Увидев Блейз, она издала резкий гортанный звук. Девушка быстро вскочила и с радостным криком бросилась в ее костлявые руки. Объятия Панны оказались на удивление сильными: когда она отпустила девушку, та едва дышала.
— Я-то боялась, что ты уже состарилась, матушка, — сказала Блейз игриво-официально, — а ты еще сильна как бык.
— А ты по-прежнему трещишь как сорока, дитя. Блейз улыбнулась, у нее на щеках появились ямочки.
— В следующем месяце мне исполнится девятнадцать лет, Панна. Я выросла. Я уже больше не дитя.
— Да-да, конечно. Ты теперь настоящая дама.
— Боюсь, что нет, Панна, до этого еще далеко. Сэр Эдмунд считает меня безнадежной и слишком бойкой, а тетя Агнес говорит, что я позорю семью. Я уверена, что они оба правы.
Лицо Панны внезапно стало серьезным.
— Я знала, что ты придешь к нам.
Блейз не сомневалась, что старуха говорит правду. Панна утверждала, что она — ясновидящая, ее предсказания и в самом деле очень часто сбывались с поразительной точностью. Но еще лучше, чем она предсказывала события, Панна разбиралась в людях. В этом ей не было равных. Она была способна выведать у вас все сердечные тайны, так что вы даже не замечали, как это случилось.
Так произошло и сейчас. Она пристально посмотрела девушке в лицо и сказала:
— Тебе плохо.
— Точнее сказать, я глубоко несчастна. Панна, меня хотят поскорее выдать замуж, — сокрушенно пожаловалась девушка.
— Пойдем ко мне в палатку, расскажешь все как есть.
Палатка Панны замыкала полукруг и представляла собой продолговатое сооружение, покрытое кусками старой темной материи. На земляном полу поверх зеленых веток лежали подстилки и старые ковры. В качестве сидений служили раскиданные на полу подушки. Панна провела Блейз внутрь, взяла у нее накидку, налила чашечку тепловатого душистого чая и молча выслушала грустный рассказ девушки.
«Господи, — подумала Блейз, — как хорошо, что можно вот так излить душу, и никто не осудит тебя, а просто выслушает и поймет!»
— …И всю дорогу из Дувра тетушка только и твердила, — закончила она, — что я позорю семью, что у меня вульгарные манеры. Она говорила, каким замечательным мужем будет сквайр Фезерстоунхоф и что он не потерпит, чтобы имя его жены было связано со скандалами… — Блейз задыхалась. — Я больше не могла выносить этого.
— Твоя тетушка может принудить тебя к этому браку? — задумчиво спросила Панна.
— Нет, не думаю. Но деньгами распоряжается сэр Эдмунд, И пока не достигну совершеннолетия, я не могу касаться денег, которые оставила мне мама. А ждать еще два года. И все это время мне придется жить с тетей Агнес, поскольку другие родственники обо мне и слышать не хотят. Страшно подумать, что это будет за жизнь. Ни минуты покоя. Тетушка меня съест, если я не соглашусь выйти замуж или не сойду с ума. Я должна была что-то сделать. И когда сегодня утром увидела ваш табор, подумала, что это — провидение.
— Да, это была судьба, — подтвердила старуха.
— Только я боялась, что вы не примете меня.
Панна опять издала каркающий звук.
— Тебе здесь всегда рады, ты прекрасно знаешь это. Разве мы сможем забыть, что ты сделала для нас?
Блейз покачала головой, вспоминая происшествие шестилетней давности, когда ей было всего тринадцать лет. У одной из приятельниц леди Агнес пропало бриллиантовое колье, а табор Миклоша как раз стоял неподалеку. По обвинению в воровстве тогда арестовали Миклоша и еще нескольких цыган. Вполне вероятно, что их бы повесили, а табор заставили бы уехать, если бы Блейз не взяла вину на себя.
— Я не сделала ничего особенного, — пробормотала девушка.
— Ха-ха! Никто никогда и пальцем не пошевелил ради цыгана, а ты взяла вину на себя, хотя еще была совсем ребенком!
— Я знала, что Миклош невиновен. Разве я могла допустить, чтобы он умер за то, чего не делал. Блейз хорошо знала Миклоша. Он вполне мог стянуть курицу-другую из курятника или пробраться тайком в чужой сад собрать опавшие яблоки, но украсть бесценное бриллиантовое колье, чтобы поставить под угрозу благополучие табора и такое прибыльное дело, как торговля лошадьми, Миклош был не способен, однако виновен он или нет, не имело никакого значения: в Англии, как и почти во всем цивилизованном мире, цыгана считали виновным уже только потому, что он — цыган.
Когда Блейз узнала о несправедливом обвинении, она сразу же взяла вину на себя. На меньшее она пойти не могла. Две недели ее держали взаперти на воде и хлебе, но она считала, что это небольшая цена за спасение жизни друга отца, человека, который приносил ей утешение и радость.
В действительности эти две недели стали наказанием не за воровство, а за ложь. Обвинение в краже с Блейз сняли, когда хозяйка колье чудесным образом обнаружила пропажу, но тетя Агнес пришла в ярость, узнав, что ее племянница принесла в жертву свою репутацию и честь, чтобы защитить этих «грязных язычников». Однако сама Блейз никаких угрызений совести не испытывала — отец бы понял и одобрил ее поступок.
Мама, конечно, бы расстроилась, но не стала бы браниться, как тетя Агнес. Трудно отыскать столь различных сестер. Мама — такая элегантная и обворожительная, никогда не повышала голоса, словом, была настоящая леди. К сожалению, мать, подобно большинству имевших дело с леди Агнес, не умела противостоять ей. Но Блейз все равно очень любила и уважала маму, и после ее смерти девушке не хватало матери почти так же, как отца.
— Ты правильно поступила, что пришла к нам. Мы — твоя семья, — задумчиво проговорила Панна. — Все образуется, вот увидишь. Живи у нас, сколько понадобится, а спать будешь здесь, у меня.
— Спасибо, Панна.
— Исадора подберет тебе красивую одежду. — Под словом «красивую» она имела в виду «пеструю», Блейз знала это. Цыгане любят яркие краски. — А завтра начнешь помогать по хозяйству. Хоть ты и светская дама, но здесь будешь цыганкой и станешь отрабатывать свой хлеб.
Блейз улыбнулась, условие ее устраивало. Большей чести, чем считаться равной среди этих людей, она и представить не могла.
— А теперь иди, — отпустила ее Панна взмахом руки, — пойди потанцуй, пусть твои бледные щеки порозовеют.
Блейз рассмеялась такому внезапному окончанию разговора. Она повиновалась старой цыганке и вышла из палатки в поисках жены Миклоша, чтобы помочь ей с ужином. От переполнявшей ее радости она бежала вприпрыжку, наслаждаясь обретенной свободой. Еще утром она пребывала в полнейшем отчаянии, а теперь с трудом верила в свою удачу — судьба улыбнулась ей, послав старых друзей.
Ребятишек отправили в лес за хворостом для костров, а женщины принялись стряпать ужин. Все были заняты, только Миклоша и Исадоры нигде не было. Блейз посмотрела туда, где еще совсем недавно находился Мик-лош, и, к своему удивлению, увидела, что цыгана там уже нет, а на разостланном одеяле остался только один белокурый мужчина. Она вспомнила про лорда Линдена. Он лежал на спине, подложив одну руку под голову и осторожно вытянув правую ногу.