Записки рыболова - Анисимов Андрей Юрьевич. Страница 6

– Сбегаю.

– Если оставишь ночевать – беги. – Согласился я, понимая, что за руль сесть уже не смогу, а уезжать, не порыбачив, мне вовсе не хотелось. Так я познакомился с Гришкой, его женой Верой, сыновьями Колей, Петей и дочкой Наташкой. Сыновьям и дочке было девять, одиннадцать и двенадцать. Позже, я пронаблюдал, как Наташка вышла замуж, а Петька с Колей уехал после армии в Ленинград, и, женившись там, устроились работать в порту. К родителям на Селигер они наведывались летом, Петя важно раскуривал капитанскую трубку, а Коля слушал в наушниках шлягеры. Не могу не поделиться тут своим весьма поучительным наблюдением. Гришка пил, что само по себе на Руси не диковина. Пил он загульно, запоями, доводя себя до крайней степени свинства. По всему такое поведение переходит из разряда пьянства в разряд болезни. Я знаю, что вылечить алкаша практически невозможно. Все методы, включая новомодных экстресенсов, обычно ни к чему не приводят. Во всяком случая, я о бросивших пить алкаголиках байки слыхал, но на личном опыте всегда убеждался в обратном. Какого же было мое удивление, когда, посетив семью через много лет, я узнал, что Гриша в рот не берет спиртного. Причем не год, не два, а почти десять.

По приезде, я по обыкновению достаю бутылку и, подмигнув хозяину, приглашаю его разделить радость встречи. А тут чудо! Вместо того, чтобы выдать идиотскую улыбочку и быстро воспользоваться приглашением, Гриша опасливо оглядывается, и с криком: «Ты чего, не знаешь!? Не пью я!» – быстро удаляется.

Причина оказалась проста. Сыновья выросли. Однажды, приехав уже со своими чадами в отпуск, они застали папаню в подзаборной луже, и жестоко его выпороли. А на другой день вызвали протрезвевшего родителя для резюме и сообщили, что если Гриша позволит себе еще хоть раз опозорить их гордую фамилию Гореловых, они папаню пришибут до смерти. И Гриша завязал. Вот тогда я и понял, что существует радикальное средство против национальной беды.

Но это все было потом, а в тот день я выпил с Гришей водки, закусил огурцами с творогом, да и поплыл на свою первую рыбалку на Селигере. Я настроился на леща, поскольку давно и много слышал о нем от рыбаков, залипших к Селигеру.

К Селигеру именно залипаешь. Он засасывает, и не сразу разберешься чем. Либо очарованием городка Осташков, либо уютными заливчиками и протоками, при наличии огромной водной чаши, может быть людьми, а возможно всем этим вместе взятым. Уж больно настоящая тут Русь. Недаром главная река державы берет в этих местах свое начало.

Предвидя добротного леща, я зарядил крепкую леску. Красных навозных червяков нашел в избытке за скотным сараем. Комбикорм у Гореловых в хозяйстве тоже имелся. Намешав прикормки, я стащил лодку на воду и, погрузив в нее все необходимое, отпихнулся от берега. Время шло к вечеру. Озеро, поросшее камышом, то расширялось, то сужалось. Я плыл на своем надувном катамаране, которым очень гордился. Американская лодка, фирмы НАУТИЛСПОРТ легко несла небольшой моторчик по кличке «САЛЮТ». Я облюбовал заводь и уткнулся носом в камыши. Заводь меня приманила травяными зарослями, и я примостился недалеко от края травы, зная, что лещ такие места уважает. Бросив подкормку, не спеша, размотал два удилища, раздвинул перископы, привязал поплавки, надел грузики. Обстоятельно отладил заглубление поплавка. Я ловлю на скользящий поплавок, просовывая леску только в одном месте, в ушко. Многие пропускают ее в два отверстия. Через два в том случае, если налипнут водоросли, или другой мусор, леска часто застревает и груз идет ко дну рывками. Если в водоеме много верхоплавающей сорной рыбы, наживка может быть съедена, не добравшись до глубины. Обычно все эти приготовления я делаю дома, но в этот раз, не зная, что и где стану ловить, от предварительной подготовки отказался. Вертлявых, красных червяков я забросил одного на дно, другого рядом с дном. Оба поплавка пошли вглубь одновременно. Я схватил одну удочку, затем другую. Добычей оказались два окунька, немного больше коробки со спичками каждый. Мне это не понравилось. Во-первых, я настроился на леща и бросил подкормку, во-вторых, прекрасных вертлявых червяков с оранжевыми прожилками я имел не так уж много. Окуньков, поначалу я не выбросил, а положил в ведерко, вспомнив о наглом рыжем коте в Гришином хозяйстве, который за время нашей трапезы выказывал мне всяческие знаки внимания. Лез на колени, терся о брючины, и вел откровенный подхалимаж. Но количество рыбешек казалось бесконечным, я решил, что ужин для наглого котищи становится слишком обильным. и начал отпускать окуньков обратно. Наконец наступила пауза в их клеве и я полез в карман за сигаретами. Но закурить не успел. Правый поплавок прилег, потрогал концом воду, как трогает ее стрекоза попкой, и плавно попер вглубь. В первый раз на Селигере я намочил подсачек. Это очень приятный для рыбака момент. Подлещик тянул граммов на шестьсот. Для четырех часов езды от нашего столичного мегаполиса, где в радиусе полутора сотен километров загажено, или отравлено почти все живое, это добыча. Следующий подлещик оказался мельче. Граммов на триста. Таких я вытянул с пяток. Потом взял лещ. Это была уже рыба. На взгляд килограмма полтора или немного больше. В садке он стал быстро краснеть. Бока его позолотились. Клев оборвался внезапно. Я подбросил еще подкормки. Солнце шло к лесу. Рыбачить оставалось не больше часа. Я боялся в темноте не найти Гришкин, заросший камышом причал. Ведь эти места я осваивал впервые.

Поплавок прыгнул неожиданно и резко. Я подсек. Удилище согнулось в дугу. Рыба не ходила кругами на вытянутой леске, а тянула как лебедка. Я не смог с ней справиться. Крючок был оборван. Я осмотрел снасть, прекрасная японская леска, превратилась в спираль или пружину. Я никогда не видел такого. Кто же это мог быть?

Конечно угорь. Я вспомнил, что на Селигере его ловят. Но ловят на переметы ночью. Перемет, крючков на сто, ставится затемно, чтобы мелочь не сбила червяка. Ночью мелочь спит.

Я привязал крючок, и не успел затянуть третий узел, как поплавок другой удочки нырнул. Подсекаю, та же тяжесть. В тот первый вечер я вытащил трех угрей. Один из них весил больше кило. Когда я пытался вынуть крючок из его железной губы, угорь уцепился хвостом, как ногой за дощечку в деревянном настиле лодки. Моя надувная лодка имела сборный, красного дерева пол. Угорь потянул хвостом и вырвал леску из крючка. Невероятной силы рыба. Но это было не последнее и далеко не худшее зло, сотворенное этой тварью.

На пристани меня ждали Гриша и кот Васька. Рыжий бандит с урчанием принялся за окуньков, отогнав миловидную черно-белую Мурку. Мурку пришлось кормить в стороне. Гриша истопил баню и ждал меня париться. Если дом Гореловых находился почти на берегу, то банька торчала в поле метров за триста от воды. Таскать туда ведрами воду стоило немалых усилий. Банька топилась по черному. Пока я норовил миновать голым задом соприкосновения со слоем сажи, Гришка пояснил, что баня осталась от их отца, дом которого находился тут же. Дом, оправдывая фамилию рода, сгорел, а банька осталась. Не строить же другую, раз есть?

Я этот разговор запомнил. Через год на берегу, прямо возле мостков стоял странный домик. Одна его половина предназначалась для семейной бани Гореловых, а в другой имелась моя личная опочивальня. Высокая кровать, что соорудили столяры из театра им. Образцова, позволяла лежа наблюдать в окна зеркальную гладь вод озера. Но домик я построил через год, а первый раз спал в маленьком шалашике, в котором игрались дети хозяев. Потеснив тряпичных кукол, я устроил свой надувной матрас и, спросив марлю, перегородил комариному воинству доступ к собственному телу. Гриша и Вера предлагали перинную кровать с шишечками в доме, но, глотнув спертого, от времен постройки непроветриваемого воздуха, я вежливо отказался. Угри мои были посажены в металлический садок с мелкой сеткой и опущены в воду. Из любого другого они бы смылись.

Рассветным утром, копаясь на берегу с лодкой, подкачивал ее после прохладной ночи, я заметил сутулого мужичка с ленинской лысинкой, бредущего к соседним мосткам. Он волок удилища из ободранных и просушенных орешин. Такими удилищами городские давно уже не ловят. «Ленин» вычерпал из своей плоскодонки березовым черпаком воду и подошел ко мне. Оглядев мой «НАУТИЛСПОРТ», он уважительно поздоровался и спросил: