В его власти - Джордан Николь. Страница 28

Сабрина неохотно опустила руки ему на плечи. Найл повел ее за собой. В доме было тихо, и их шаги отдавались эхом от каменных стен. Никто не встретился им на пути, когда они поднялись по ступеням.

Она остановилась, когда поняла, что он ведет ее прямо в спальню.

— Милорд, еще не стемнело, — запротестовала Сабрина, когда они вышли и он закрыл за собой дверь.

— Меня зовут Найл, моя сладкая. И сейчас ранний вечер, самое время для свиданий. — Он снял тартан и бросил на стул.

Сабрина нервно огляделась. Спальня была красивая, в декадентском стиле, подстать хозяину. Посередине — громадная кровать с бордовым шелковым балдахином. На полу — толстый плетеный ковер. Покрывало на кровати было недвусмысленно откинуто, в очаге горел огонь, но Сабрина зябко поежилась.

— Не бойся, мышонок. Я точно знаю, что утром ты будешь сладко вздыхать от восторга и не захочешь меня отпускать.

Сабрина возмутилась:

— Тебе кто-нибудь говорил о том, что ты самодовольный хвастун?

— Я всего лишь честно смотрю на вещи. Соблазнение стало моим любимым занятием еще в подростковом возрасте, и с тех пор я преуспел, совершенствуя свой природный дар.

Эта скотина забавлялась! Сабрина сжала кулаки. Ей очень хотелось дать ему пощечину.

— Консумация брака — дело серьезное, а вы видите в нем лишь разврат. Очередное приключение.

— Не понимаю, почему этот процесс не может быть одновременно серьезным и приятным. Не сомневайся, я постараюсь возбудить тебя до той степени, когда и тебе понравится.

— Ничего вам не удастся во мне возбудить, кроме гнева!

Найл смерил ее оценивающим взглядом. Зрачки ее рас ширились от испуга, но в них горел огонек, который доказывал, что дразнил он ее не без пользы. Он знал, что предстоящее внушает ей страх, но эта перепалка будила в ней воинственный дух, а в постели ему она нужна была именно такой — тигрицей, а не мышью. Тигрицей, которая ничего не боялась и могла сравняться с ним в страсти.

Заметив, что она облизнула пересохшие губы, он сказал уже другим, нежным тоном:

— Ты ведь никогда не боялась меня раньше, тигрица. Не бойся и сейчас.

— Я… я не боюсь. Я просто не хочу покоряться жеребцу в гоне.

— Ты обидела меня своими словами. Я не животное. Я твой муж. — Найл пребывал в нерешительности. — Тебе не приходило в голову, что эта ситуация и для меня внове? У меня никогда не было девственницы.

— Тогда откуда вам знать, как у вас получится?

Он едва сдерживал смех, хотя вопрос был не таким уж абсурдным, как могло показаться. При всей своей беспечности и уверенности в себе он испытывал беспокойство. Он хотел, чтобы ее первый опыт оказался столь же запоминающимся, сколь и приятным.

— Я ничего не сделаю против твоей воли.

Голос его был хрипловато-бархатным, ласкающим. Он отвернулся, дав ей возможность подумать над его словами. Найл неторопливо задернул бархатные портьеры на окнах, и комната погрузилась в приятный полумрак. Затем зажег одну за другой двенадцать свечей на люстре, превратив спальню в уютное гнездышко для влюбленных, залитое золотистым светом.

Сабрина словно приросла к полу. Он повернулся к ней, удерживая ее взгляд, медленно приблизился, остановился в паре дюймов от нее и взял ее лицо в ладони. Его нежность обезоруживала.

— Я очень хочу, чтобы твой первый раз стал для тебя особенным. Я буду нежным и чутким, клянусь! Ты доверяешь мне, любимая?

Голос его был нежным и теплым. Сабрина почувствовала, как страх покидает ее. Она медленно кивнула.

— Скажи мне, — настаивал он.

— Я… я доверяю тебе.

Его улыбка показалась ей солнцем, выглянувшим из-за туч в хмурый день.

— Твои волосы… Мне нравится, когда ты носишь их вот так.

Найл подхватил кончики крупных локонов, потер между пальцами, словно прислушиваясь к ощущениям.

— Такой богатый цвет! И текстура… Но распущенные они мне нравятся больше.

Когда Сабрина подняла руки, чтобы вынуть шпильки, он нежно остановил ее.

— Позволь, я сам, это доставит мне удовольствие.

Он стал вытаскивать шпильки. Наконец волосы рассыпались по плечам, по спине. Убрав прядь с ее лица, он погрузил пальцы в шелковистую массу.

— Тебе идут распущенные волосы, — пробормотал он, наклонившись, чтобы коснуться губами ее губ.

Этот поцелуй, легкий, как касание крыльев бабочки, казалось, извлек душу из ее тела. Сабрина стояла как зачарованная, с помутившимся взором. Найл отстранился и улыбнулся:

— С вашего разрешения, я исполню роль горничной.

К ее изумлению, он опустился перед ней на колено. Сначала он снял с нее туфли, почти благоговейно лаская каждую лодыжку. Чтобы удержать равновесие, Сабрине пришлось схватить его за плечо одной рукой, но она застыла от ужаса, когда он просунул руку под нижнюю юбку, нащупывая под вязку для чулок.

Она едва не вскрикнула, когда он погладил ее обнажённую икру. Пальцы его источали энергию, чувства ее пребывали в смятении, но он, казалось, был слишком занят тем, что делал, чтобы это заметить. Она молча вынесла сладострастную пытку, прикусив губу. Наконец он отпустил ее — она осталась стоять босиком.

— Теперь твое платье, сладкая, — сказал он, распрямляясь.

Сабрина затаила дыхание.

Она пыталась изобразить безразличие, когда он, взяв ее за руку, провел в глубь комнаты, но ей стоило неимоверных трудов стоять не шевелясь, пока он умело проделывал все необходимые манипуляции.

Вначале он снял корсет, затем верхнюю юбку, аккуратно сложил их и повесил на спинку стула.

Процесс давался ему легко, настолько легко, что Сабрину посетила мрачная мысль о том, что у него была богатая практика в этом деле. Лишь при виде повязки на ее руке выражение его лица изменилось. Глаза потемнели.

— Хотел бы я избавить тебя от этого, — пробормотал он и, наклонившись, поцеловал предплечье над самой повязкой.

Сабрина поморщилась, но не от боли, а от жара, вызванного его поцелуем.

Она замерла, когда он пальцем прошелся вдоль выреза ее сорочки. Он коснулся ее груди в том месте, где китовый ус врезался в нежную кожу, и ее стала бить дрожь.

Он поспешно раздевал ее, покрывая поцелуями каждую частичку ее тела.

— Тебе ведь это ни к чему, не так ли, любовь моя?

Он подхватил подол ее сорочки, снял ее через голову и небрежно уронил на пол.

Сабрина зажмурилась. Она стояла перед ним совершенно голая. Девушка чувствовала себя маленькой, беззащитной и ничтожной, особенно если представить рядом с собой его — красивого и мужественного, как античный бог.

— У тебя красивое тело.

Она разомкнула веки, и их взгляды встретились. Глаза его потемнели.

— Я… во мне нет ничего особенного.

— Ты — само совершенство.

— Я не такая, как та, другая… как Ева Грэм. Я думала, ты будешь разочарован.

Найл понимал, что станет сравнивать ее с другими. Сабрина действительно была не такой, как Ева Грэм. Но он давно перестал считать ее невзрачной. И сейчас, любуясь ее стройной, длинноногой фигурой, он не испытал разочарования. Напротив, он хотел ее. Она была строгой, стеснительной и отчаянно упрямой… И все же она была по-своему великолепна.

Он знал много хорошеньких женщин, но Сабрина была особенной. Кроме очаровательной внешности, у нее был характер, в ней чувствовалась страсть, требующая высвобождения. Он сделает все, чтобы пробудить в ней сексуальность.

— У каждой женщины есть своя особая красота, и твоя красота меня очень привлекает. — Он накрыл ладонью ее щеку. — Ты моя Сабрина. Сладкая, огненная Сабрина.

К горлу ее подступил комок, она смотрела на него во все глаза. Что с ней происходит? Почему глаза наполнились слезами? Неужели на нее так подействовали его слова?

Он отвернулся, и она испытала разочарование. Но через мгновение услышала шорох шелка за спиной — шелковистое прикосновение ткани к плечам. Он достал из шкафа халат и накинул ей на плечи. Она была благодарна ему за то, что он раскрепостил ее, избавил от вызванного собственной наготой крайнего смущения, и все же она не помнила, чтобы у нее был такой халат. Одежду ее доставили сюда еще утром, но таких роскошных вещей у нее не было — малиновый шелк, отороченный лебяжьим пухом.