Цена бесчестья - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 6

– Жаль, что она не поехала в Америку, – задумчиво пробормотал Дронго, – там на границе снимают отпечатки пальцев, и подобная инсценировка была бы невозможной. Но я не совсем понимаю, почему вы не проверяете ее кредитные карточки. Современному человеку трудно исчезнуть внезапно, растворившись в Европе. Кроме телефона, паспорта и билетов ей нужны деньги, чтобы расплачиваться за отели и рестораны. Ей нужно где-то жить и питаться. Значит, за это время где-то должны были засветиться ее кредитные карточки. Вы знали, какие у нее кредитки?

– Конечно, знали. У нее была карточка «Кредит ди Норд». Это французский банк. И две карточки российских банков. Три кредитные карточки, из которых одна золотая. Мы проверили оба российских банка. Она сняла десять тысяч евро наличными в разных местах Москвы в тот самый день, когда пропала. И больше ее карточки ни разу не использовались. Ни разу.

– А французская?

– Они пока не ответили. Но мы отправили запрос. Через французскую полицию. Пока ждем ответа. Но я уверен, что она не использовала и эту карточку. Не знаю почему, но уверен. Она достаточно опытный финансист, чтобы так глупо подставиться. Если она действительно хочет исчезнуть.

– Как это исчезнуть? Ведь она может находиться в Шенгенской зоне не более трех месяцев. Мультивиза дается на девяносто дней. Верно?

– Да. Но мы не можем ее найти. А денег ей может хватить на месяц или два.

– Она сняла все деньги, которые у нее были?

– Нет. На одной карточке осталось около пяти тысяч долларов. Другая – кредитная. Она может тратить до двадцати тысяч. И еще есть французская. Она была не самым бедным человеком.

– Когда она получила визу?

– В январе этого года. И была у нас на январских каникулах. Дней десять. Потом приезжала на несколько дней в апреле. И еще отдыхала с нами летом. Почти месяц.

– Тогда выходит, что у нее осталось не так много дней, – быстро подсчитал Дронго, – не больше тридцати-сорока дней с правом нахождения в Шенгенской зоне. И срок истекает к январю будущего года. Все правильно?

– Да, у нее была обычная годовая мультивиза. Только срок истекает в этом году. Тридцать первого декабря. Она должна либо выехать из зоны, либо остаться на нелегальных правах. Но до этого у нее закончится разрешение быть в Шенгенской зоне положенные девяносто дней. Закончится примерно через месяц. Или чуть больше, я не считал.

– И в милицию вы больше не обращались?

– Нет. Мы не считали нужным привлекать посторонних. Они все равно Веру не найдут. Я задействовал службу безопасности нашей компании и нескольких частных детективов. Но результатов пока нет.

– Ясно. – Дронго снова посмотрел на молчавшего Вейдеманиса. Затем взглянул на своего гостя. – Вы хотите, чтобы я нашел вашу родственницу? – уточнил он.

– Это был бы идеальный вариант. Или хотя бы выяснили, куда она сбежала и почему.

– Давайте договоримся. Я начинаю поиски только на условиях абсолютного доверия, – пояснил Дронго, – и поэтому задам вам еще раз вопрос, который я уже задавал. И от искренности вашего ответа будет зависеть мое решение. Согласиться или нет.

– Такая своеобразная проверка, – усмехнулся Каплунович, – давайте ваш вопрос.

– Почему она исчезла? Вы ведь наверняка знаете главную причину, но не хотите мне о ней говорить. Не хотите сказать мне всю правду. Почему?

Каплунович растерялся, нахмурился. Взглянул на Вейдеманиса, потом на Дронго.

– Я пришел к вам за помощью, – раздраженно начал он, – а вы...

– До свидания, – тоном, не терпящим возражений, произнес Дронго, – я же предупредил вас, что мне нужен искренний ответ. А вы не собираетесь посвящать меня во все детали. В таком случае я вынужден вам отказать. Извините...

Он хотел подняться. Каплунович все понял. Он вообще был достаточно сообразительным человеком. Иначе не смог бы стать богатым. Решения он принимал быстро и не колеблясь.

– Подождите, – сказал он, – подождите. Вы, конечно, понимаете, что это только наши подозрения.

Дронго молча кивнул.

– Черт возьми, – вырвалось у Бориса Самуиловича, – я не думал, что вас будет двое. Как Шерлок Холмс и доктор Ватсон...

– Можете считать и так, – согласился Дронго.

– В общем, я считаю, что исчезновение Веры связано с ее бывшей работой в кабинете министров. Они работали вместе с Репниковым. И были достаточно близки к бывшему премьеру. Вы меня понимаете?

Дронго кивнул, но было понятно, что он ждет дальнейших объяснений.

– Черт возьми, – снова сказал Каплунович. Он достал из кармана миниатюрный аппарат «Моторолла», вытащил батарею, разрядил телефон. Затем достал второй аппарат, «Сименс», и также разрядил его.

– Сделайте звук телевизора еще громче, – попросил он.

Дронго прибавил звук.

– Я почти уверен, что ее исчезновение связано с работой в аппарате бывшего премьера, – тихо сообщил Каплунович, – я уже предпринял некоторые шаги и по ряду достаточно веских фактов убедился в том, что Вера каким-то образом связана с этими событиями. А вы прекрасно знаете, какие у нас сейчас времена. Меня могут прослушивать. Я даже не уверен, что нас сейчас не слышат. Если это так, то вы можете не найти Веру никогда, а ее возможный выезд во Францию – всего лишь обычная инсценировка, которую провели спецслужбы, чтобы нас обмануть. Иначе просто невозможно поверить в то, что она не позвонила нам, как только прилетела. Хотя бы для того, чтобы мы смогли ее защитить. Но говорить об этом я не могу, пока не буду точно знать, что с ней случилось. И не могу обращаться ни в ФСБ, ни в милицию. А тем более доверять обычным частным детективам. Мне говорили, что вы достаточно независимый эксперт и к тому же у вас большой опыт подобных расследований.

Каплунович чуть ослабил узел галстука.

– Вы хотели, чтобы я был искренним до конца, – добавил он после некоторого раздумья, – признаюсь вам, что я говорил со многими людьми. Знаете, как они вас характеризовали? Не только как одного из лучших экспертов в своей области, но и как человека порядочного, который не сдает людей, с которыми работает. Многие считают, что вы один из тех редких людей, кто еще может позволить себе иметь какие-то принципы. Может, потому, что вы восточный человек и у вас есть своеобразный кодекс чести. У кавказцев свои представления о мужской порядочности.

– Не поэтому, – возразил Дронго, – мой друг Эдгар латыш, но это не мешает ему придерживаться тех же принципов в жизни.

– Может быть, – согласился Каплунович, – но моя сестра просто раздавлена свалившимся на нас несчастьем. И мы хотим, чтобы вы помогли найти Веру. Или... или хотя бы узнать, что с ней случилось. Это моя единственная просьба. Надеюсь, вы понимаете, что все ваши расходы будут оплачены. И никто не должен знать о цели ваших поисков и о нашем разговоре. Никто. Сейчас наступили плохие времена для очень богатых людей в нашей стране. Каждый из нас в любой момент может оказаться на краю земли в какой-нибудь сибирской колонии. Разорить и отнять можно любую компанию, если, конечно, государство ставит перед собой такие цели. И силы слишком неравны. И ни один человек не может быть абсолютно уверен, что завтра к нему не придут налоговые службы или прокуроры. В нашей стране нет идеальных миллионеров, как никогда не было идеальных законов и идеальных времен. Любой владелец крупной компании не сможет никогда даже пройти чистилище и тем более попасть в рай. Для этого мы совершили слишком много грехов в девяностые годы. Все без исключения. И каждый из нас об этом знает. Самое обидное, что мы знаем это друг о друге и все об этом знают.

– Приятно слышать, – пробормотал Дронго, – значит, такова цена ваших состояний?

– Мы платим своими душами, – ответил Каплунович, – и это почти неизбежно.

– Она знала ваши секреты?

– Возможно, что да. Я привык доверять жене. Она могла быть откровенна со своей сестрой.

– Вы полагаете, что это может быть обходной наезд именно на вашу компанию?

– Я ничего не могу исключать. Но мне кажется, что это связано с ее бывшей работой. Журналиста Оглобина я близко не знал и никогда в жизни с ним не общался, но Репников был достаточно серьезным человеком.