Экстаз - Джордан Николь. Страница 53

Первой не выдержала Рейвен, решив хотя бы представить их друг другу — а там будь что будет.

— Ваша светлость, — произнесла она, — разрешите познакомить вас с моим мужем, мистером Келлом Лассетером. Келл, это Чарлз Шокросс, герцог Холфорд.

— Чем мы обязаны чести видеть вас здесь, ваша светлость? — холодным тоном осведомился Келл.

Он сделал легкое ударение на слове «честь», из чего явно следовало, что лично он подвергает некоторому сомнению свое же утверждение.

Холфорд ответил ему ледяной улыбкой, а затем начал говорить, бесстрастно, но довольно громко и отчетливо.

— Мне думается, мистер Лассетер, что я должен принести вам извинение за те безосновательные обвинения, которые высказывал по вашему адресу, а также в отношении вашего заведения. К моему стыду, мотивы, которыми я руководствовался, нельзя назвать кристально чистыми. Признаюсь, мною руководила естественная ревность по поводу того, что вы увели мою невесту прямо из-под моего носа. Однако теперь я знаю всю правду и искренне надеюсь, что вы найдете возможность простить меня.

Витиеватая речь герцога произвела сильное впечатление на Келла, который не ожидал ничего подобного, и его лицо не сумело скрыть этого. Об удовлетворении на лице Рейвен и говорить нечего.

Повернувшись к Рейвен, герцог сказал:

— Ну вот, дорогая. Вы этого хотели?

Его великодушный поступок поверг ее в изумление. Она была готова опять поцеловать его руку, но удержалась от этого, чтобы не вызывать новых слухов и сплетен.

Вместо поцелуя она одарила герцога ослепительной улыбкой.

— Спасибо, Чарлз, — тихо сказала она. — Вы один из самых благородных людей, которых я знаю.

Бледное породистое лицо Холфорда слегка зарделось, и он повернулся к Келлу:

— Вы везучий человек, Лассетер. Надеюсь, что вы будете оберегать эту женщину.

Прежде чем ответить, Келл бросил на Рейвен взгляд, в котором она прочла явное неодобрение. Потом произнес:

— Во всяком случае, буду стараться, ваша светлость.

Выполнив свою нелегкую миссию, Холфорд позволил себе немного расслабиться и огляделся.

— Не могу назвать себя игроком, — обратился он потом к Келлу, — но почему бы не испытать судьбу. Тем более если вы любезно согласитесь дать мне некоторые наставления.

Келл, наклонив голову в знак согласия, тут же подозвал взглядом находящуюся в зале Эмму Уолш и, представив ее герцогу, сказал:

— Эта дама, ваша светлость, откроет вам любые секреты игры. И поскольку вы у нас впервые, то согласно нашим правилам все сегодняшние ваши расходы клуб берет на себя. А теперь, если позволите, я поговорю со своей женой.

Оставив герцога на попечение Эммы, Келл обратился к Рейвен, и по тону его голоса она сразу поняла, что правильно определила его недавний взгляд, брошенный на нее как неодобрительный. Даже больше того — осуждающий.

— Ну и что же вы, дорогая жена, обещали его светлости, — спросил он, — в обмен на его извинения?

— Абсолютно ничего, — с вызовом ответила Рейвен.

Ее глубоко задел вопрос Келла, его издевательский тон. И это благодарность за все ее мучения — за презрительные реплики герцога, за поиски в морозной тьме его кареты, за долгое ожидание там, под пыльной полостью.

— Так-таки ничего?

Он продолжает свои дурацкие глумливые вопросы. Неблагодарное существо!

— Да, я не обещала ему ничего! — отчеканила она. — Просто рассказала ему правду об обстоятельствах нашего брака: что это отнюдь не союз по любви и что вы для меня абсолютно чужой человек, которого я никогда раньше не знала. Который спас меня не только от своего собственного брата, но и от жалкого удела отверженной. И представьте себе, сэр, оказалось, что этот презираемый вами аристократ проявил себя как благородный, великодушный человек. И он сделал больше, чем я от него ожидала. Я просила его всего лишь показаться здесь, в клубе, а он принес вам публичное извинение. Но вы… — Она некоторое время искала слова. — Вы даже не поблагодарили его. Хотя бы кивком головы. А между тем я почти уверена: его появление и то, что он сказал, спасут ваш чертов клуб!

Она повернулась на каблуках и отошла.

Верно, черт возьми: он не хочет выказывать благодарность этому треклятому аристократу! Никому из них! Все они одним миром мазаны, на один покрой! Да кто они такие в конце концов, что от одного их слова, от их присутствия зависят судьбы людей игорных домов, даже стран! Как это унизительно, как мерзко!..

Что же до Рейвен, до его так называемой жены, всюду сующей свой нос… Как смеет она упрямо вторгаться в его дела, нарушая объявленные им запреты!..

Невольно он поискал ее глазами и увидел, что она стоит рядом с герцогом у игрового стола.

Рядом со своим герцогом… С его, Келла, соперником…

Он непроизвольно сжал кулаки. Внезапно пробудившаяся в нем ревность удивила его самого. И хотя ему было неприятно признаваться даже самому себе, оно грызло его, это тягостное, досадное чувство.

Ну почему, собственно, она находится так близко от этого надменного типа? Он и извинения приносил с презрительной миной на своей вытянутой физиономии. Любопытно, с какой физиономией он лег бы в постель к Рейвен, не случись в тот день того, что случилось?..

Мысль о такой возможности разозлила его, но и возбудила. Он представил… нет, не герцога, а ее — Рейвен — стройное тело, налитые груди, длинные ноги… Он, Келл, знал все это — видел, прикасался. Он не хочет, чтобы кто-то другой…

Усилием воли он отогнал эти мысли, заставил себя успокоиться. Что это с ним? Так недолго и сравняться со своим братом. Тем, по всей видимости, владели похожие чувства — вожделение, злость и ревность… Ревность, злость и вожделение…

Неужели старший пойдет по стопам младшего?..

Рассеянно наблюдая за игрой на столах, Рейвен ни на секунду не расставалась с ощущением, что Келл не сводит с нее глаз. Она и сама время от времени поглядывала в его сторону.

Бунтарь. Одинокий мятежник… Даже здесь, где немало людей, казалось, что он совсем один, а вокруг него пустыня…

Немудрено, что его не принимают и сам он не может влиться в общество, которое, как и любое другое, отвергает тех, кто не признает его правил, демонстрирует равнодушие, а то и антипатию к его членам. Для них он — белая ворона, вот он кто… Это неприятно и ей тоже…

Так что же она не может отвести глаз, отлепить свои мысли от этого неприятного человека? Красивого, смелого, решительного, немного загадочного. И такого одинокого, что сердце просто сжимается…

А что, если в глубине души, в тайниках сердца она чувствует себя тоже белой вороной? И тоже знает, что такое одиночество. Или оттого, что он, в сущности, отверг ее как женщину? Но ведь и она принимала участие в этом решении. Согласилась с ним, находя в нем положительные стороны: возможность ощущать себя свободной в чувствах и поступках. Разве она хотела не этого?..

В очередной раз взглянув на Келла, она на мгновение замерла: рядом с ним стояла Эмма Уолш, их головы чуть ли не касались друг друга. Он улыбался ей открытой дружеской улыбкой, которую Рейвен на его лице никогда еще не видела.

Она так углубилась в свои невеселые мысли, что не заметила, как к ней подошел Джереми Вулвертон.

Он уже некоторое время стоял возле нее, следя за направлением ее взгляда, и наконец сказал:

— Будь я на месте мисс Уолш, я бы поостерегся. У тебя такой вид, словно ты собираешься выцарапать ей глаза.

Рейвен не сразу вернулась к действительности и вырвала из сознания картины любовного счастья Эммы и Келла.

— Вы только появились здесь, Джереми? — спросила она, не узнавая своего собственного голоса.

— Да, — ответил Джереми. — И знаешь, уже успел услышать о том, что Холфорд принес публичные извинения Лассе-теру. Никогда бы не подумал, что такое возможно. Конечно, ты была режиссером этой сцены.

— Я только умоляла его прийти сюда.

— Чудеса, да и только. Ну и как твой Келл? Доволен?

— Надо знать Келла! Он посчитал поступок герцога нарочитым актом благотворительности. Рассчитанным на публику.