У рыбацкого костра - Коллектив авторов. Страница 10

- Какой же вы… - Борис еле удержался, чтобы не добавить «растяпа».

- Все равно не уйдет, - спокойно ответил Никита Петрович.

Пока профессор снова подвел рыбу к берегу, прошло минут десять. На этот раз лосось тащился на боку - так он был измучен. Рыболов вывел его вновь на мель и запустил пальцы под жабры. Аспирант бросился ему на помощь, и они вдвоем еле подняли серебристую рыбу с черными крапинками. Она извивалась. Но профессор вместо того, чтобы вынести ее на берег и там отцепить тройник, вонзившийся в верхнюю губу, усеянную редкими зубами, сделал это тут же над водой. У Бориса все время замирало сердце: трепыхнется лосось, и пиши - пропало! В воде его не поймать.

Но рыба, на его счастье, задохнувшись воздухом, перестала шевелиться. Никита Петрович приподнял ее обеими руками на уровень груди, восхищенно воскликнул:

- Какой великан, какой красавец!

- Да выходите же вы скорее на берег! - закричал Борис дрожащим голосом.

- Нет, теперь он сам не уйдет. Для свободы ему нужна помощь. И рыболов поднял его еще выше… и бросил на глубокое место. Бориса обдало брызгами.

- Да вы что?…

Аспирант с негодованием и отчаянием бросился к рыбе. Она медленно зашевелила плавниками и так же медленно поплыла. Хватая ее, он опустил руки в воду до плеч. Но было уже поздно.Стоя по пояс в реке, Борис повернулся к своему учителю. Лицо аспиранта изображало все, кроме добрых чувств. Профессор поспешил сказать:

- Натешились и хватит. Победители должны быть благородны. Как он боролся! Разве такого мужественного борца вам не жаль употреблять на уху? Да и ловля лосос* спиннингом здесь запрещена. Пусть живет! Осенью, если уцелеет, он даст много потомства.

- Ваш донкихотовский поступок безрассуден! Единичный пример вряд ли кого убедит.

Борис был в таком состоянии, что едва не назвал своего учителя глупцом.

- В темноте даже спичка может освещать большую дорогу. Кроме того, не дело, когда в будущем человеческая жизнь будет полна, а реки пусты. Идемте пить чай, и в путь-дорогу. Сегодня завтрак у нас скудный, но ничего.

Профессор снова насвистывал марш. Глядя на него, аспирант подумал: «Потерянный кусок хлеба не должен омрачать не очень голодного философа».

И его радость, навеянная утренним пением птиц, возвратилась вновь.

(№1, 1950)

Семужий порог

Среди многих интересных вещей, которые обнаружены нами в литературном архиве покойного писателя А. А. Шахова, есть небольшая, весьма поэтическая повесть «Охота ночью», еще нигде не опубликованная. В повести рассказывается о двух художниках, которые отправились весной за Полярный круг, чтобы поймать, нанести на холст все неповторимые, яркие краски чудесной белой ночи. Но эта ночь слишком долго не давалась им, потому что работе мешала чудо-рыба, сильная, серебристая семга.

В повести великолепно выписан северный пейзаж, ярко показаны характеры двух художников. В отрывке, который мы предлагаем вниманию читателей, дана лишь одна сценка из этой повести - приключение у порога на реке Ковде.

Редколлегия альманаха № 12

Отцветала черемуха, на болотах распускала ярчайшие, белее снега, пушки пущица. С каждым днем душистее становился воздух и длиннее зори. Со своим другом я иногда выезжал. Но Василь, уходя писать, к утру чаще всего вместо этюда приносил либо лоха, либо хариусов. Георгий Николаевич работал усердно, и мы выезжали с ним на рыбалку, и то лишь в пасмурную погоду, когда тучи закрывали все краски прозрачной ночи, но, кроме кумжи и лохов, ничего не привозили. Семга не ловилась.

В лучистые и светлые зори, когда мир делался не только прекрасным, но и близким, как друг, как брат, я не осмеливался отрывать Георгия Михайловича от работы и либо ловил хариусов и сигов, либо уходил по берегу Ковды в лесную глушь.

Там иногда я взбирался на скалу, подошвы которой лизал злой поток, и глядел на вздрагивающую порожистую реку, на лесные дали, любовался своеобразием диких мест, и красота их, помимо моей воли, наполняла меня, и тогда я напоминал себе, что нет ничего Лучше жизни и особенно той, которая шагает среди красоты. И это напоминание, и мысль, что для полной жизни человека прекрасное необходимо, как хлеб, и убаюкивающие звуки реки, и недвижимый пахучий воздух, и спокойный свет зари вселяли в сердце тишину, и воспоминания, и мечты, и мысли становились Глубже и острее.

Это были минуты удивительно глубокого покоя, в котором исчезали желания, состояния, близкого к счастью.

И оттого ли, что не заходило солнце и вокруг всегда было светло, или отчего-то другого жизнь казалась прозрачной, как вода в Ковде. И радость этой жизни, радость от северной природы я носил в себе все дни.

Не шевелясь и растворившись в великолепии, что окружало меня, я подолгу стоял на скале и был подобен птице, опьяненной дыханием Уснувшей земли, над которой она тихо-тихо парит.

Я не жалел об этих минутах бездействия: такой глубокий покой и проникновение в прекрасное так же освежают и так же необходимы, как сон. Человек наполняется не только новыми силами, новыми мыслями, но и красотой мира, без нее ему нельзя быть, иначе он уподобится еле мерцающему светильнику, от которого темнота не расступается. А каждый из нас должен быть светильником очень ярким: в мире еще много мрака, заря только разгорается.

Иногда течение моих мыслей изменяли прыжки семги. Глядя на нее, я представлял, как она, сытая и стремительная, покинув море несколько часов назад, вошла в пресные воды Ковды, и, преодолевая сильное течение, от камня к камню поднимается по порогам. Время от времени она взвивается в воздух. Насладиться видом чудесной реки? Нет, это ей не дано! Делает она это, вероятно, от избытка сил, а может быть, как утверждает Степан Федотович, для того, чтобы посмотреть, какие препятствия ожидают ее впереди.

Так достигает она Ковда-озера, потом финскими реками добирается до их истоков. В каменистом ложе реки семга носом копает ямку и в ней откладывает икру, и обязательно там, где родилась. Метать икру в другой реке, даже в другом месте, она не способна. Семгу в стремлении дойти до родных мест ничто не может остановить, даже угроза смерти. Рыба во что бы то ни стало должна продолжать свой род. Зачем - ей неведомо. Ее дело не рассуждать, а плодиться, поедать селедку, расти, жить не наслаждаясь, с наступлением тепла постепенно наполняться икрой или молоками, испытывая какое-то непонятное беспокойство, по непонятному зову идти в реку.

Путь по стремнинам и порогам тяжкий, но для этого же море и дало ей много жиру и сил. И все же семга обессиливает до крайности. Но она могла бы отдохнуть, не двигаться дальше, если бы ее не подгонял вперед закон размножения, жестокий закон, которому во имя жизни слепо подчиняются все. Исполнив этот закон, изможденная рыба, в которой остались кожа да кости, скатывается снова в море. Серебристая чешуя темнеет, жирное красное мясо превращается в розовое, постное. У самцов на нижней челюсти появляется нарост - рог. Семга становится лошалой.

Тот памятный вечер был теплым и тихим.

Осеянная голубым светом, земля отходила ко сну, небо готовилось к безмолвному празднеству красок, заходящее солнце раскрашивало его вечерними лучами. Черные кинжалы елей резко вонзались в желтое пламя заката.

Я стоял на любимой скале, ощущение наслаждения долго не покидало меня. Как бывало в такие минуты и раньше, желания исчезли, меня наполнял покой.

Выше порога выпрыгнула высоко, метра на два, семга, за ней вторая, третья… За какие-нибудь полчаса я насчитал их более двух десятков. Первый раз при мне пошла так густо семга от моря.

Эти прыжки волновали меня, распугали мысли о возвышенном, покой улетел, мысли потеряли свою широту.

Я быстро зашагал по каменистой дорожке к дому и увидал Степана Федотовича, встретившегося мне около дверей с веслами на плече.