У рыбацкого костра - Коллектив авторов. Страница 26

Константин Федин

Сазаны

Нас было три товарища: Коля, Саня и я. Мы жили в одном дворе и очень гордились, что всем троим нам было тридцать лет.

Саня любил подраться, но мы вдвоем с Колей были сильнее его, поэтому он нас не трогал. Ему дали прозвище «Санька Широкий нос». Он сердился, когда его так звали.

Один раз осенью мы сидели на лавочке у палисадника и разговаривали. День стоял ясный: желтобокая синица, насвистывая, винтом вилась по веткам ивы в палисаднике, и мы пристально следили за ней.

- Ни капельки не боится, - сказал я.

- Попробуй поймай, - сказал Коля.

- А что лучше ловить: птиц или рыбу? - спросил Саня.

- Рыбу, - ответил Коля.

- Как бы не так, - сказал Саня. - Птицу поймаешь, посадишь в клетку, она поет. А рыбу не успеешь поймать - она уснула, куда ее? Коту Ваське, обжоре.

- Да ты порядочной рыбы никогда не ловил. Наверно, только чехонь таскал, - засмеялся Коля.

- А ты что таскал? Баклашек? - рассердился Саня.

- И сазанов ловил, - строго проговорил Коля.

Тут я не выдержал:

- Зачем ты, Коля, врешь?

- И ничуть не вру. Нынче летом на Волге, в Беленьких, я ловил сазанов.

- А я прошлым летом с мамой жил в Беленьких, - сказал я, - там сазаны не ловятся.

- Ты в каком месте ловил?

- И с берега ловил и с дощаников.

- А надо с конторки. Там они здорово берут!

- Ты, поди, вот такого поймал? - спросил Саня и показал мизинец.

- Я в три ладони поймал, - опять строго сказал Коля и отмерил на руке три ладони, до локтя.

- Завирай! - тряхнул головой Саня. - Вот как дам тебе…

- Попробуй, - сказал Коля и подвинулся ко мне.

Я тоже подвинулся к нему, и Саня отвернулся от нас в сторону.

Синица в этот момент оторвалась от ветки и быстро полетела, ныряя в воздухе, а ивовая ветка долго раскачивалась, точно прощаясь. Я глядел вслед синице, пока она не исчезла, и мне вдруг стало грустно, что лето прошло и не возвратится, и я увидел, что и Саня с Колей тоже подумали о чем-то грустном, только Саня все еще сидел отвернувшись.

- Ты правду говоришь, что в три ладони? - спросил я.

- Знаешь, что, - сказал Коля вместо ответа, - давай с тобой поедем в Беленькие.

Он глядел на меня своими желтыми смелыми глазами, и я подумал: «Нет, Коля врать не может».

- Как же мы поедем?

- Очень просто, на пароходе. Утром поедем, после обеда - назад.

- А деньги?

- Пустяки какие! - сказал Коля, ткнулся подбородком в мое плечо и шепнул на ухо:

- У меня деньги есть, хватит.

Саня встал, сделал три шага, обернулся, сказал нам:

- Не больно надо, завиралы! - и ушел.

- Санька Широкий нос! - крикнул я ему вдогонку.

Он погрозил нам кулаком, а мы стали обсуждать, как поедем ловить сазанов.

Через день, как обычно, мы с Колей вышли поутру в школу, но на полдороге повернули в другую сторону и пошли тихо улицей на Волгу. Сначала мы не глядели друг на друга, чтобы кто-нибудь не догадался, что мы в сговоре. У нас в карманах были волосяные лески с крючками, а в школьных сумках - завтраки. Мы шли все быстрее и быстрее и, наконец, пустились бегом.

Когда мы прибежали на берег, раздался отчальный гудок парохода, на котором мы должны были ехать.

- Гу-гу, - прогудел он коротко, что на пароходном языке означало: прими сходни, я поехал.

Мы бросились со всех ног на пристань. Сходни были убраны, носовая чалка уже отдана, и капитан громко скомандовал с мостика:

- ОтДай кормовую!

Молодой парень бежал к кормовой чалке, а мы неслись следом за ним.

- Ну, давай прыгай! - крикнул он, протягивая нам руку, и мы прыгнули с конторки на корму парохода, а парень сбросил чалку в воду.

Это был небольшой пароход, из тех, какие ходили в ближние села и назывались «купцами». Вся его палуба, и корма, и нос были завалены пустыми корзинами из-под яблок, и весь он пахнул яблоками, точно шел не по воде, а по саду. На корму явился помощник капитана, и Коля важно купил у него билеты. Мы разлеглись между корзин и стали смотреть, как бурлит под винтом вода.

Пароход подходил ко всем маленьким пристаням, понемногу выгружая корзины. Мы с Колей проголодались, долго терпели, потом решили съесть один завтрак, но не удержались и съели оба: очень разыгрался аппетит от свежего ветра и яблочного духа.

Наконец мы приехали в Беленькие. Коля пошел на ручей в орешник вырезать удилища, а я отправился копать червей. Я хорошо помнил места, где водились черви, и очень обрадовался, когда все в деревне начал узнавать: там за целый год ничего не переменилось.

Мы вернулись с Колей на конторку, сели на самом носу, спустив ноги за борт, быстро смастерили и закинули удочки.

- Вот как раз тут и берутся сазаны, - сказал Коля.

Осеннее течение было тихо, поплавки относило вниз медленно,

и мы перекидывали удочки очень редко. Сверху приплывали золотисто-лиловые, сизые и зеленые разводы нефти, кружились около наших лесок и ленточками уплывали дальше. Мы сидели молча. Рыба не клевала.

- Надо погодить, - сказал Коля, - ведь сазаний клев начинается позже.

Мы посмотрели на солнце, оно немного опустилось.

Снизу пришел «купец», заставленный корзинами с яблоками, добавил с пристани еще яблок и ушел в город. А у нас ни разу не клюнуло.

- Может, ты все сочинил? - сказал я, когда надоело перекидывать удочку.

- Я тебе расскажу, как было, - быстро отозвался Коля, будто обрадованный, что я с ним заговорил. - Мы удили здесь с папой. У нас сперва тоже не клевало, и мы собрались уходить. Вдруг у папы стало тихонько клевать, долго, долго, потом сразу как поведет вбок! Он и подсек. И говорит: «Это, наверно, сазан. На, говорит, держи удочку, я хочу, чтобы ты вытащил». Я как взял, насилу удержал. А папа говорит: «Ты сильно не дергай, оборвешь леску, а дай ему поводить, он устанет, тогда ты его и вытягивай!» И правда, как стал он водить то в эту сторону, то вон в ту, я думал: «Оборвет все на свете». Потом он немножко присмирел, я его как выхвачу прямо вот сюда и схватил руками. Красивый!

- Ну, а какой? - спросил я.

- Ты бронзу видал? Ну, такую темно-золотую? Вот у него такие бока. А спинка черная, а животик белый. Башка толстенная, тупая, и ротик ма-аленький-маленький, и он все время чавкает. Так вот: чвак, чвак. Живучий!

Мне опять страшно захотелось поймать сазана, и я снова принялся перекидывать удочку. Но клева все не было.

Пришел еще один «купец», сверху, с пустыми корзинами. Коля решил купить что-нибудь поесть, потому что обеденное время уже миновало. Он принес из пароходного буфета булок с яблоками, и только мы принялись за еду, как поплавок на моей удочке - тюк-тюк, тюк-тюрю-рюк! - пустился тихонечко приседать.

- Сазан! - шепнул мне Коля.

У меня булка выскочила из рук и - плюх в воду. Коля - толк меня в бок и шепчет:

- Ты с ума сошел! Не подшумливай!

Поплавок опять заплясал: тюк-тюрю-рюк! Меня так и подмывало дернуть. А Коля учит:

- Погоди, не торопись.

Тогда поплавок остановился и замер. Я осторожно потянул удочку вверх и неожиданно вытащил из воды рыбу - узенькую, длинную, вроде селедки, и такую же серебристую, с чуть вогнутой спинкой. Когда я ее выкинул на конторку, она один раз дрогнула и сразу обмерла: глаза у нее помутнели, и чешуя стала терять блеск и синеть.

- Чехонь, - сказал я горько.

В этот момент Колин поплавок тоже заплясал. Коля схватил удилище и тоже вытащил чехонь. Так и пошло: то я вытянул рыбку, то он, не успеваем закидывать удочки. Скоро мы натаскали целую кучу рыбы, и она валялась на полу конторки, сухая, бледносиняя. Мы вымазались в чешуе, потому что чехонь линяла от одного прикосновения, но мы не обращали на это внимания, мы были рады, что начался такой веселый клев.