Новая весна - Джордан Роберт. Страница 43

Но сейчас не время размышлять о том, как она могла не сообразить, что Суан что-то задумала, раз уступила так быстро. Сияние саидар окружило Тамру, и она прикоснулась к Клятвенному Жезлу тонкой прядью Духа.

Морейн сжала Жезл обеими руками. На ощупь он походил на стекло, только каким-то образом казался еще более гладким.

– Пред Светом и своей надеждой на спасение и возрождение клянусь, что не скажу отныне ни единого слова, которое не будет правдой. – Клятва впечаталась в нее, и внезапно показалось, что воздух сильнее давит на кожу. Красное – это белое, подумала она. Верх – это низ. В мыслях по-прежнему способна рождаться ложь, но отныне ее язык не повернется произнести ее.

– Пред Светом и своей надеждой на спасение и возрождение клянусь, что не создам оружия, которым один человек может убить другого. – Давление резко возросло, у Морейн возникло чувство, словно ее зашили в некие невидимые одежды, слишком для нее тесные, затянувшие ее от макушки до пяток. К досаде Морейн, на лбу у нее выступил пот, однако ей удавалось сохранить спокойствие на лице.

– Пред Светом и своей надеждой на спасение и возрождение клянусь, что никогда не стану использовать Единую Силу как оружие, кроме как против Отродий Тени или в качестве последнего, крайнего средства для защиты собственной жизни, или жизни моего Стража, или другой сестры. – Невидимое облачение обхватило ее еще теснее, и Морейн тяжело задышала через нос, стискивая челюсти, чтобы не захрипеть. Невидимое и абсолютно гибкое, но, Свет, какое тесное! Ощущение, что тепло сдавило ее со всех сторон, впоследствии пропадет, но еще целый год оно не исчезнет до конца. О Свет! Интересно, каково было Элайде произносить последнюю клятву, с упоминанием Стражей. Три Клятвы оставались неизменными, независимо от того, к какой Айя собирается примкнуть новая сестра. Эта мысль немного помогла Морейн.

– Полпути пройдено, – речитативом произнесла Амерлин, – и Белая Башня отныне запечатлена у тебя в костях. – Но Тамра не стала завершать церемонию. Вместо этого она взяла у Морейн Жезл и вложила его в руки Суан. Морейн подавила улыбку. Ей хотелось расцеловать Тамру.

Суан не охала и не обливалась потом. Она произнесла Клятвы ясным, твердым голосом, даже не моргая, когда они впечатывались в нее. Суан не поддалась никаким лишениям, не уступила никакой боли, и она ни разу не заплакала прежде, чем Элайда не вышла из комнаты, и ни слезинки не пролила, пока подруги не покинули кабинета Мериан. У Суан было сердце льва.

– Полпути пройдено, и Белая Башня отныне запечатлена у тебя в костях, – произнесла Тамра, укладывая Клятвенный Жезл обратно на подушечку в руках Аэлдры. – Поднимись, Айз Седай, и выбери свою Айя, и да будет завершено то, что можно завершить пред Светом.

Какое бы самообладание ни выказала Суан, принося Клятвы, двигалась она так же, как и Морейн. Девушки поднялись и присели перед Тамрой в формальном реверансе, склоняя головы и целуя ее кольцо Великого Змея.

Вместе Морейн с Суан двинулись к Голубым сестрам. Медленно, как можно более грациозно, и не держась за руки – сейчас это было бы совершенно неуместно. Как все Принятые, подруги часто обсуждали, какую Айя изберут, спорили о преимуществах и слабых местах каждой из них, словно знали больше того, что видели на поверхности; однако в последний год, если не раньше, эти обсуждения все больше сводились к доказательствам в пользу уже сделанного выбора. Голубые стремились исправлять недостатки, что не всегда то же самое, что добиваться справедливости, как делали Зеленые и Серые. «Искатели Первопричин» – так называла Голубых сестер Верин, и в ее голосе отчетливо слышались заглавные буквы. Морейн и представить себе не могла, чтобы она могла принадлежать к какой-то другой Айя. Суан улыбалась, чего делать не следовало. Но, впрочем, и Морейн, которая внезапно осознала это. И согнать с лица улыбку она просто не могла.

Когда стало понятно, куда направляются девушки, сестры из других Айя стали постепенно выходить из зала. Почтительно склонившись перед Амерлин, первыми вышли Желтые, затем Зеленые – величественной процессией сестры ступали вслед за своими Восседающими. Вот удалились Коричневые, за ними – Белые. Чем определялся порядок ухода, Морейн не знала, но когда последними вышли Красные, Тамра покинула зал вслед за ними. То, что должно было последовать за этим, предназначалось исключительно для Голубых. Аэлдра осталась за наблюдателя.

Трое Восседающих, оставшихся в комнате, собрались возле новоиспеченных Айз Седай, и меднокожая Лиане, гибкая и не уступавшая ростом большинству мужчин, склонилась, возлагая шаль с голубой бахромой на плечи Морейн, а Рафела, стройная, черноволосая и симпатичная, совершила тот же ритуал с Суан. Ни у той, ни у другой лицо еще не обрело той печати безвозрастности, характерной для Айз Седай, но величие окутывало их, как плащ. Восседающие были воплощенным величием.

Дородная Эйдит, чьи белоснежные волосы ниспадали до пояса, легко поцеловала в обе щеки сначала Суан, а затем Морейн, каждый раз тихо произнося: «Добро пожаловать домой, сестра! Мы долго ждали тебя». Анли, седеющая, с серьезным лицом, в голубом платье с зелеными разрезами и носившая почти столько же колец и ожерелий, сколько Гайтара, повторила за Эйдит ритуальный поцелуй, за ней то же проделала Лилейн, чье торжественное лицо, когда она произносила церемониальные слова, внезапно озарилось улыбкой. Улыбаясь, Лилейн становилась очень красивой.

– Добро пожаловать домой, сестра, – сказала Лиане, наклонившись и целуя Морейн. – Мы долго ждали тебя.

Аэлдра также поцеловала девушек в щеки и повторила те же слова, а затем неожиданно добавила:

– Каждая из вас должна мне пирожок, испеченный собственноручно. У нас такой обычай: шестая сестра, приветствующая новую Айз Седай, получает пирожок.

Моргнув, Морейн обменялась взглядами с Суан. Неужели церемония уже закончилась? Так быстро? Пирожок? Она сомневалась, что Аэлдра сможет съесть ее пирожок. Она никогда в жизни ничего не пекла.

Эйдит прищелкнула языком и поправила на плечах шаль.

– Право, Аэлдра, – строго сказала она, – если эта парочка решила переступить столь многие границы, это еще не значит, что тебе можно забыть о своем достоинстве. Итак, – взметнулась длинная бахрома голубого шелка, когда она воздела руки. – Я поручаю тебе, Лиане Шариф, проводить Морейн Дамодред, чтобы Белая Башня увидела, что Голубая сестра пришла домой. Я поручаю тебе, Рафела Синдал, проводить Суан Санчей, чтобы Белая Башня увидела, что Голубая сестра пришла домой.

Забрав с собой Аэлдру, Эйдит повела Восседающих прочь из зала, но остальные сестры, по-видимому, еще не закончили.

– Обычай – ценность, которой нельзя дать исчезнуть, – промолвила Рафела, по очереди оглядывая Морейн с Суан. – Пойдете ли вы в крыло Голубой Айя облеченными в Свет, как предписывает древняя традиция? – Суан схватилась за шаль, словно не желая расставаться с нею даже на минуту, и Рафела поспешно добавила: – И в шаль, разумеется. Дабы показать, что вам не нужна никакая иная защита, кроме Света и шали Айз Седай.

Морейн осознала, что вцепилась в собственную шаль точно так же, как Суан, и, заставив себя разжать пальцы, нежно погладила шелковую ткань. Три Клятвы сделали ее Айз Седай, однако она почувствовала себя Айз Седай только тогда, когда шаль оказалась у нее на плечах. Но если от нее требовалось пройти прилюдно, имея на себе из всей одежды всего лишь... О Свет, теперь она залилась краской! Она никогда не видела, чтобы Айз Седай краснели.

– Ах, право, Рафела, оставь, – сказала Лиане, ободряя Морейн и Суан быстрой улыбкой. Некоторое время она ходила в Принятых одновременно с ними и, судя по теплоте улыбки, похоже, была готова возобновить дружбу с ними с того места, на котором та прервалась. – Тысячу лет назад женщины действительно являлись для посвящения облеченными в Свет и уходили так же. Но тогда каждая из нас должна была бы это проделать. Но от старого обычая осталось лишь одно: в коридоры никого не пускают, пока новопосвященные не доберутся до апартаментов своей Айя, – с живостью объяснила она. Лиане все делала с живостью. – Сомневаюсь, что кто-нибудь, не считая нескольких Коричневых, вообще помнит об этом обычае. Рафела просто помешана на возрождении мертвых традиций. И не пытайся спорить, Рафела! Помнишь яблоневый цвет? Даже Зеленые не помнят, в память о какой битве был установлен этот обычай.