Огни Небес - Джордан Роберт. Страница 34

Глава 5

У ХРАНИТЕЛЬНИЦ МУДРОСТИ

Хоть Эгвейн и стояла в самом центре шатра, вплотную к маленькому очагу, она дрожала от холода, наливая воду из объемистого чайника в большой, с голубыми полосками тазик. Полог палатки она опустила, но холод просачивался сквозь настеленные в несколько слоев многоцветные ковры, а тепло от очага будто уносилось прочь через дымовое отверстие в крыше, оставляя после себя лишь запах горящего кизяка. Зубы девушки так и норовили сорваться на дробь.

Поднимающийся над водой пар начал понемногу рассеиваться, поэтому Эгвейн обняла саидар, – на миг – и направила Огонь, подогревая воду. Наверное, Эмис или Бэйр могут мыться и холодной водой, хотя они обычно парились. Ну, я не такая выносливая, как они. Я же не в Пустыне росла. И не собираюсь замерзнуть насмерть, моясь холодной водой, если мне того не хочется. Но чувство вины не покидало девушку, пока она намыливала мочалку пахнущим лавандой мылом, которое купила у Хаднана Кадира. Хранительницы Мудрости никогда не требовали от нее чего-то такого, но у нее возникло чувство, будто она их обманывает.

Отпустив Истинный Источник, девушка с сожалением вздохнула. Даже ежась от холода, она тихонько посмеялась над своей глупостью. Удовольствие от наполняющей ее Силы, восхитительный поток жизни и восприимчивости ко всему окружающему – вот в чем таилась опасность. Чем больше зачерпываешь саидар, тем больше хочется, и, если не приучить себя к самодисциплине, есть угроза зачерпнуть больше, чем сумеешь удержать, тогда или погибнешь, или сама себя усмиришь. А тут уж не до смеха.

Это один из твоих крупных недостатков, строго выговаривала себе Эгвейн. Тебе всегда хочется сделать больше, чем полагается. Лучше бы тебе помыться холодной водой, глядишь, и научишься самодисциплине. Только столь многому нужно и хочется научиться, что целой жизни не хватит. Ее наставницы всегда отличались осторожностью, и Хранительницы Мудрости, и Айз Седай в Башне; а ведь было так сложно удержаться, когда девушка знала, что во многих отношениях уже превзошла их. Они ведь не понимают, сколь на многое я способна.

Порыв обжигающе-морозного воздуха ударил Эгвейн, дым от очага закружился по палатке; женский голос произнес:

– Если вы позволите...

Эгвейн вздрогнула, пронзительно взвизгнула и только потом сумела выкрикнуть:

– Закрой! – Она крепко обхватила себя руками, чтобы не прыгать от холода. – Входи или выйди, но только закрой!

Столько усилий, чтобы согреть палатку, и теперь Эгвейн с головы до пят в гусиной коже!

Облаченная в белое женщина на коленях вползла в палатку и опустила полог. Взор у нее был потуплен, руки смиренно сложены – точно так же она вела бы себя, если бы Эгвейн не крикнула на нее, а ударила.

– Если вы соблаговолите, – негромко промолвила женщина в белом, – Хранительница Эмис послала меня, чтобы я отвела вас в палатку-парильню.

Жалея, что не может с ногами залезть в огонь, Эгвейн тихонько застонала. Испепели Свет Бэйр и ее упрямство! Если бы не эта беловолосая старуха Хранительница, они расположились бы в городских домах, а не жили в палатках на окраине города. И у меня бы была комната с подобающим камином. И дверь! Она готова была биться об заклад, что Ранду не приходится мириться с тем, что к нему когда угодно входят все, кому не лень. Ранд, этот проклятый Дракон ал’Тор, щелкнет пальцами, и Девы носятся вокруг, точно прислужницы. Спорю, они отыскали для него настоящую кровать, и спит он не на тюфяке, брошенном на голую землю. Эгвейн была уверена, что Ранд каждый вечер принимает горячую ванну. Наверняка Девы ведрами таскают ему в апартаменты горячую воду. Готова спорить, они даже сыскали для него добрую медную ванну.

Эмис и даже Мелэйн поддались было на предложения Эгвейн, но Бэйр притопнула ногой, и они тут же с ней согласились, точно гай’шайн. Эгвейн предположила следующее: раз Ранд принес столь много перемен, Бэйр вознамерилась поддержать те старые обычаи, какие сумеет. Но девушке хотелось, чтобы Хранительница выбрала что-то иное и выказывала свою несговорчивость не в отношении прежних порядков.

Отказаться от приглашения и мысли не возникало. Эгвейн обещала Хранительницам забыть, что она Айз Седай, – обещание легковыполнимое, поскольку она и не была Айз Седай, – и делать в точности то, что ей скажут. С этим обстояло хуже: Эгвейн давно покинула Башню и опять привыкла быть хозяйкой самой себе. Но Эмис прямо заявила ей: хождение по снам опасно, даже когда узнаешь, что ты намерена делать, а коли ничего не понимаешь, то и подавно. Если Эгвейн не будет подчиняться в реальном мире, они не могут положиться на ее готовность подчиниться во сне и поэтому не возьмут на себя ответственность за нее. Потому-то Эгвейн и работала по хозяйству вместе с Авиендой; с подобающим лицом и со всем смирением, на какое была способна, принимала наказания; скажи Эмис, или Мелэйн, или Бэйр «лягушка», и она бы запрыгала. Если, конечно, можно так выразиться, поскольку никто из Хранительниц лягушку в глаза не видел. Нельзя сказать, чтобы они требовали от меня чего-то большего, чем принести им чаю. Нет, сегодня чай им подаст Авиенда.

Эгвейн подумала, не надеть ли чулки, потом просто сунула ноги в туфли. Крепкие туфли, подходящие для Пустыни; пожалуй, она немножко сожалела о мягких шелковых туфельках, какие носила в Тире.

– Как тебя зовут? – спросила Эгвейн, стараясь быть приветливой.

– Ковинде, – последовал покорный ответ.

Эгвейн вздохнула. Она все пыталась вести себя с гай’шайн дружелюбно, но взаимностью они не отвечали. Привыкнуть к слугам у Эгвейн не было возможности, хотя, разумеется, гай’шайн и не были слугами в точном смысле этого слова.

– Ты была Девой?

Догадку Эгвейн подтвердили яростно и быстро вспыхнувшие темно-голубые глаза, но Ковинде быстро опустила взор:

– Я – гай’шайн. Что было, то было до, а что будет, то будет после, а теперь есть только сейчас.

– Из какого ты септа и клана? – Обычно спрашивать не требовалось, даже у гай’шайн.

– Я служу Хранительнице Мудрости Мелэйн из септа Джирад, из Гошиен Айил.

Эгвейн нахмурилась и посмотрела на Ковинде, прервав размышления, какой из двух плащей выбрать – коричневый из плотной шерсти или стеганый из голубого шелка, который она купила у Кадира. Купец, чтобы освободить место под груз Морейн, распродал все товары из своих фургонов, причем за хорошую цену. Нахмурилась девушка неспроста – это был не общепринятый ответ. Эгвейн слышала, что у некоторых гай’шайн последствия такого откровения выражались в необычной форме: когда истекали положенные год и один день, они попросту отказывались снимать свое белое одеяние.

– Когда кончается твой срок? – спросила девушка.

Ковинде сгорбилась, почти сжавшись в комочек:

– Я – гай’шайн.

– Но когда ты будешь вольна вернуться в свой септ, в свою крепость-холд?

– Я – гай’шайн,– прохрипела женщина, уткнувшись носом в ковры. – Если этот ответ вам неприятен, накажите меня, но ответить иначе я не могу.

– Не глупи, – резко сказала Эгвейн, – и выпрямись. Ты ведь не жаба.

Одетая в белое женщина не мешкая подчинилась и села на пятки, покорно ожидая новых приказаний. Будто и не было мимолетной вспышки гордости и бойцовского духа.

Эгвейн глубоко вздохнула. Эта женщина нашла свой способ приспособиться к тому откровению. Пусть выход и глупый, но никакие речи Эгвейн не изменят решения Ковинде. Так или иначе, сейчас Эгвейн надо идти в палатку-парильню, а вовсе не беседовать тут с Ковинде.

Девушка помедлила, вспомнив о холодном сквозняке. От ледяного порыва плавающие в мелкой чаше два больших белых цветка наполовину закрыли свои лепестки. Так цвело растение, называемое сегаде,– толстый, мясистый, лишенный листьев стебель, кожистый на ощупь, ощетинившийся колючками. Сегодня утром Эгвейн наткнулась на Авиенду, которая смотрела на эти цветки, лежащие у нее на ладонях. Айилка вздрогнула, заметив глядевшую на нее девушку, и сунула цветки в руки Эгвейн, сказав, что сорвала их для нее. Эгвейн решила, что в Авиенде еще осталось многое от Девы и она не хотела признаваться, что ей нравятся цветы. Правда, если подумать, ей встречались Девы, которые вплетали цветы в волосы или прикалывали их к одежде.