Белый Волк - Геммел Дэвид. Страница 21

— Женщине неприлично представлять на публике, голубчик. И что сталось бы со мной, если бы они это делали?

— Ты ведь все равно больше уже не играешь.

— Меня сочли слишком старым для ролей юных героинь. Вот скажи, сколько мне лет, на твой взгляд?

— Ну, так сразу не скажешь.

— Мог бы я, по-твоему, сойти за двадцатипятилетнего?

— Если бы не глаза. Глаза у тебя старше.

— Верно говорят, что дети льстить не умеют, — вздохнул Гревис. — Как бы там ни было, я оставил подмостки.

Гревиса нанял Декадо, чтобы обучать Скилганнона танцам. Мальчик был в ужасе.

— Зачем это, отец? Я хочу быть воином, как и ты.

— Тогда научись танцевать, — непреклонно сказал Декадо в одну из своих редких побывок.

— Мои друзья надо мной смеются, — рассердился Скилганнон. — И над тобой тоже. Говорят, что ты взял в дом бабу в штанах. А когда мы идем с ним по улице, люди кричат нам разные гадости.

— Погоди-ка, мальчик. Давай по порядку, — помрачнел Декаде. — Сначала танцы. Тому, кто хочет владеть мечом, требуется равновесие и слаженность движений, а этому лучше всего обучаешься, когда танцуешь. Гревис — блестящий танцор и хороший учитель. Самый лучший, плохого я бы не нанял. Что касается твоих друзей, то какое нам с тобой до них дело?

— Мне есть дело.

— Это потому, что ты еще юн, а юным присуща глупая гордость. Гревис хороший, добрый человек. Он друг нашей семьи, и мы не можем допустить, чтобы его оскорбляли.

— Зачем тебе такой странный друг? Я стыжусь его.

— А я стыжусь тебя, слыша подобные веши. Послушай меня, Олек. Есть люди, которые выбирают в друзья только нужных людей, полезных им в светском или политическом отношении. Они всегда советуют тебе остерегаться такого-то, поскольку он впал в немилость или происходит из бедной семьи. Или потому, что находят его образ жизни неподобающим. Но я солдат и сужу о своих людях по их способностям, по степени их отваги. А в друзьях мне важно одно: чтобы они были мне по душе. Так вот, Гревис мне по душе, и я надеюсь, что ты тоже его полюбишь. Если этого не произойдет, тем хуже, ведь танцам тебе все равно придется учиться. И я хотел бы, чтобы ты не давал его в обиду своим приятелям.

— Если он будет жить у нас, у меня их вообще не останется, — проворчал одиннадцатилетний Скилганнон.

— Значит, невелика потеря. Настоящие друзья останутся с тобой, несмотря на насмешки других, вот увидишь.

В последующие недели Скилганнону пришлось туго. В этом возрасте для мальчика мнение сверстников превыше всего. На дразнилки и насмешки он отвечал кулаками, и скоро в друзьях у него остался один Аскелус. Предмет его поклонения, тринадцатилетний Бсраниус, пытался урезонить его.

— О человеке судят по людям, с которыми он водится, Олек, — сказал он Скилганнону в гимнастическом зале. — Тебя будут называть мальчиком для утех, а твоего отца мужелюбом. Не важно, правда это или нет. Ты должен решить, что для тебя главнее — уважение друзей или преданность наемного слуги.

Скилганнону очень не хотелось идти наперекор своим ровесникам, но главным человеком в его жизни был все-таки отец.

— Ты тоже перестанешь дружить со мной, Бораниус?

— Дружба — это ответственность, Олек. Обоюдная. Истинный друг не захочет подвергнуть меня всеобщему презрению. Если ты попросишь меня остаться твоим другом, то я, конечно, останусь.

Скилганнон не попросил и с тех пор избегал юного атлета. Темноглазый задумчивый Аскелус таких разговоров не заводил. Он заходил за Скилганноном, и они вместе шли в школу.

— Тебе не стыдно со мной ходить? — спросил однажды Скилганнон.

— С чего бы это?

— Всем остальным стыдно.

— Нужны они тебе очень, остальные-то, — сказал Аскелус, и Скилганнон вдруг понял, что это правда, если не считать потери Бораниуса. Отец тоже оказался прав: мало-помалу Скилганнон начал ценить и любить Гревиса, хотя тот во время уроков называл своего ученика «бегемотиком».

— Ни дать ни взять, Олек. У тебя что, обе ноги левые?

— Я стараюсь.

— Должен признать, что это так, увы. Я надеялся закончить наши занятия к лету, но теперь вижу, что влез в кабалу на всю жизнь.

Но Скилганнон и тут делал успехи, пусть небольшие. Упражнения, которые задавал ему Гревис, укрепили его ноги и торс. Он начал скакать и кружиться, не теряя равновесия. Он даже двигаться стал быстрее и дважды выиграл в школе состязания по бегу. Вторая победа доставила ему особенную радость, потому что отец был там и видел, как он обставил Бораниуса в полумильном забеге. Его восторг умаляло лишь то, что Бораниус на прошлой неделе повредил себе лодыжку и потому не мог считаться полноценным соперником.

В тот же вечер Декаде снова уехал на границу с Мата лешем. Скилганнон сидел в саду с Гревисом и слугами. Спериан и его жена Молаира жили в доме Декаде уже пять лет. Молаира, большая, с проседью в золотисто-рыжих волосах, неизменно добродушная, шумно радовалась цветам и птичкам. Спериан, ухаживавший за садом, хозяйским оком прикидывал, где надо подстричь, а где посадить новую поросль. Скилганнон любил эти вечера в тихом домашнем кругу.

— Как там у вас, сильные бегуны подобрались? — спросил Спериан.

— Бораниус побил бы меня, если б не нога.

— Красивая, — сказала Молаира, любуясь полученной им медалью. — И лента голубая, прелесть что такое.

— Лента для него дело десятое, голубушка, — заметил Гревис. — Теперь его имя напишут на доске в школе: Олек Скилганнон, победитель.

Скилганнон покраснел до ушей, и Спериан мягко сказал:

— Своими успехами гордиться не стыдно, только зазнаваться не надо.

— Я тоже как-то получил приз, десять лет назад, — сказал Гревис. — Играл Абрутению в «Леопарде и арфе». Отличная комедия, очень смешная.

— Мы ее видели, — вспомнила Молаира, — в прошлом году, в Пераполисе. И правда, смешно. Не помню только, кто играл Абрутению.

— Кастенполь, должно быть. Он ничего, только с репликами запаздывает. Я справился бы лучше.

— Абрутении по роли четырнадцать лет, — хмыкнул Спериан.

— И что же? — ощетинился Гревис.

— Да то, что тебе по меньшей мере сорок.

— Жестокий! Мне тридцать один год.

— Как скажешь.

— А меня ты на сцене видела? — спросил Гревис Молаиру.

— Как же! Помнишь, мы ходили к Таминусу, Спериан? Смотрели что-то про похищенную принцессу и юношу, который ее спасал, а он потом оказался королевским сыном.

— «Золотой шлем». Трудная роль, сплошное нытье и вопли. Мне по этому случаю сделали красивый парик. Сорок раз подряд играли и делали полные сборы. Сам старый король похвалил меня. Сказал, что лучшей героини еще не видывал.

— Неплохо для двухлетнего, — подмигнув Скилганнону, вставил Спериан. — Тому весной будет двадцать девять лет.

— Полно тебе дразнить его, — вступилась Молаира.

— Это я любя, Мо, — сказал Спериан, и Гревис, развеселившись, принес свою лиру.

Скилганнон часто вспоминал тот вечер. В теплом воздухе пахло жасмином, и он, с медалью победителя на шее, сидел в кругу любящих его людей. Приближался новый год, будущее казалось светлым и полным надежд. Усилия отца, успешно отражавшего атаки Матапеша и Пантии, обеспечивали Нааша-ну мир, и все на свете было хорошо. ,

Теперь, оглядываясь назад взором умудренного жизнью человека, Скилганнон понимал, что вслед за радостью всегда приходит отчаяние.

Он пробирался по темному лесу, и его ноги отяжелели от усталости. Чувствуя, что опасность близко, он остановился. Что-то двигалось к нему через подлесок, и Скилганнон понял: это Белый Волк.

Его сердце. затрепетало от страха. В лесу было тихо, ни единого дуновения. Скилганнон явственно слышал зов мечей. Он сжал кулаки, перебарывая ужас, и крикнул:

— Я не стану обнажать мечи! Покажись! Ощутив спиной горячее дыхание, он обернулся. Волк, мелькнув белой тенью, тут же скрылся, и Скилганнон осознал, что держит в руках Мечи Дня и Ночи. Он не помнил, как извлек их из ножен. Издалека донесся голос — голос мальчика, Рабалина.