Белый Волк - Геммел Дэвид. Страница 71

— Павшим героем! — рявкнул Диагорас.

— Да, павшим. И никакие причитания и обвинения все равно ничего не изменят.

Друсс, прислонившись к повозке, дышал тяжело и неровно.

— Как ты, дядюшка? — спросила его Гарианна.

— Ничего, девочка, не волнуйся. — Друсс медленно отошел от других и сел на камень.

— Вот место, где был храм, — сказал Халид Скилганно-ну. — Могу поклясться.

Скилганнон смотрел на высокие скалы и не видел там ничего похожего.

— Я поднимался вон на тот гребень, — указывая назад, сказал Халид-хан. — Потом оглянулся и увидел храм, мерцающий под луной. Он стоял у самой горы. Я не лгу тебе, воин.

— Дождемся восхода луны, — решил Скилганнон. Гарианна села рядом с Друссом, обняла его за пояс и положила голову ему на плечо. Ниан гладил по голове Рабалина.

— Извини, Скилганнон, — вздохнув, сказал Диагорас. — Горе и гнев оказались сильнее меня.

— Гнев всегда готов одолеть нас, дай ему только случай.

— Ты никогда не поддашься гневу?

— Бывает.

— И как ты с этим справляешься?

— Убиваю кого-нибудь. — Скилганнон отошел в сторону, глядя на небо и припоминая слова Старухи: «Храм, который ты ищешь, находится в Пелюсиде, недалеко от той крепости. При свете дня его не видно. Найди самое глубокое ущелье в западных горах и дождись восхода луны — она откроет тебе то, к чему ты стремишься».

Скилганнон видел перед собой ущелье, но луна еще не взошла. Краем глаза он уловил в скалах какое-то движение, и подувший оттуда ветер донес до него запах. Скилганнон подошел к Друссу:

— Ты в состоянии драться?

— Я как будто жив еще, так ведь? — пробурчал тот.

— Принеси ему топор, — повернулся Скилганнон к Гарианне.

Она сердито глянула на него и побежала к повозке. Джаред помог ей вытащить тяжелое оружие. Друсс взял у нее

Снагу — со стороны могло показаться, что топор в этот миг стал невесомым — и встал.

— Надиры? — спросил старый воин.

— Нет. Звери. — Скилганнон обнажил мечи, Гарианна зарядила арбалет.

Шагах в двадцати к югу показалась из-за валунов громадная серая фигура. Зверь стоял, поводя головой из стороны в сторону. Гарианна подняла арбалет.

— Постой, девочка, — сказал Друсс. — Это Орасис. — Он положил топор и пошел навстречу зверю. Скилганнон двинулся следом, но Друсс махнул на него рукой: — Погоди, паренек. Он тебя не знает.

— А если он кинется на тебя?

Друсс, не отвечая, шел к Смешанному. Тот злобно взревел, но остался на месте.

— Давно мы не видались с тобой, Орасис, — тихо, успокаивающе заговорил Друсс. — Помнишь, как тогда, у озера, Эланин сплела мне венок? Хорош я в нем был, а? Я думал, ты лопнешь со смеху. Эланин здесь, неподалеку. Ты ведь знаешь об этом, да? Мы с тобой найдем ее и увезем отсюда.

Зверь завыл, и горы отозвались ему жутким раскатистым эхом.

— Я знаю, тебе страшно, Орасис. Все кажется тебе чужим, искаженным. Ты не знаешь, где ты, не знаешь, кто ты. Но Эланин ты знаешь, правда ведь? Знаешь, что должен ее найти. И меня ты тоже знаешь, Орасис. Я Друсс, твой друг, и я помогу тебе. Ты мне веришь, Орасис?

Друсс подошел к зверю вплотную, и его спутники застыли как вкопанные. Медленно подняв руку, Друсс положил ее на плечо чудовища. Зверь внезапно повалился на валун, припав к нему головой, а Друсс стал почесывать его, приговаривая:

— Ты должен мне поверить, Орасис, и пойти со мной в волшебный храм. Может быть, там сумеют… вернуть тебя назад. И мы найдем Эланин. Доверься мне, и пойдем.

Друсс оставил зверя и зашагал назад к Скилганнону. Зверь, выпрямившись во весь рост, пронзительно завизжал, Друсс, не оборачиваясь, поманил его рукой.

— Идем, Орасис, идем. Вернемся в мир людей.

Зверь постоял еще немного и потрусил на четвереньках за Друссом, рыча на всех остальных. Вблизи он был еще больше, чем казалось. Когда к нему подошла Гарианна, он встал на задние лапы и заревел, но Друсс потрепал его по шерсти.

— Спокойно, Орасис. Это наши друзья. А вы к нему лучше не суйтесь, — добавил он.

— Мне это второй раз говорить не надо, — заверил Диагорас.

Над западными скалами поднялась луна, и Скилганнон в изумлении воззрился на массивное здание с окнами, колоннами и башенками.

Ворота отворились, и пятеро жрецов в золотых одеждах выбежали навстречу путникам.

Получасом ранее верховная жрица Устарте стояла у высокого окна башни, глядя на окутанную сумраком долину. Она смотрела на собравшихся у повозки людей, и на сердце у нее лежала печаль.

— Они нас пока не видят, — сказал ее помощник — стройный, одетый в белое Вельди. Его лицо, изборожденное морщинами, выражало тревогу.

— Да. И не увидят, пока луна не взойдет.

— Ты утомлена, Устарте. Отдохни. Она засмеялась, помолодев на глазах.

— Это не усталость, Вельди. Это старость.

— Все мы стареем, жрица.

Устарте, подобрав руками в перчатках подол красного с золотом платья, прошла к своему причудливому креслу. Оно представляло собой две расположенные под углом плоскости — на одну Устарте опиралась коленями, на другую поясницей. Ее старые ревматические суставы сгибались плохо. Даже обширнейший круг лекарственных средств, известных ей или усовершенствованных ею, не мог полностью избавить ее от старческих недомоганий. Они помогали бы лучше, если бы ее тело в давние годы не подверглось насильственным, противоестественным изменениям. Устарте вздохнула. Отголоски озлобления, которое она испытывала тогда, до сих пор не изгладились из ее памяти.

— Помнишь Серого Человека, Вельди? — спросила она служку, подавшего ей кубок с водой.

— Нет, Устарте. Он жил во времена Трехмечного. Я пришел позже.

— Да, правда. Что-то память меня подводит,

— Ты уже довольно давно ждешь этих путников, жрица. Почему же ты заставляешь их томиться в ожидании восхода луны?

— Не все еще собрались, Вельди. Должен прийти еще один, Смешанный. Знаешь, я скучаю без Трехмечного. Он умел меня рассмешить.

— Когда я узнал его, он был уже стар и сварлив. Меня он не смешил — скорее пугал, честно говоря.

— Да, это он тоже умел. Мы с ним многое пережили вместе. Какое-то время мы думали, что сможем изменить мир. Молодости свойственна самонадеянность.

— Но ты в самом деле изменила мир, жрица. С тобой он стал много лучше. — Вельди неуклюже поцеловал ее руку в перчатке.

— Мы сделали несколько добрых дел, не больше. Но и это уже неплохо.

Устарте обвела взглядом комнату с книгами, свитками и памятками, собранными ею за триста семьдесят лет жизни. Эта комната в башне была ее любимым местом — возможно, потому, что помещалась выше всех остальных, поближе к небу и звездам.

— По крайней мере двое из этих путников знакомы тебе, — сказала она. — Помнишь сросшихся близнецов?

— Да. Славные детишки. Чудесный был день, когда они вышли в сад, уже разделенные, но держась за руки. Никогда этого не забуду.

— Трудно представить себе этих малышей с мечами в руках.

— Мне любого человека трудно представить с мечом в руке. Трудно понять подобный выбор.

— И Гарианна с ними. Ты говорил, что она еще вернется к нам, и вот она здесь.

— Ты так и не ответила мне, когда я спрашивал о ее расстройстве.

— Что ты хотел знать? Я забыла.

— Ты ничего не забыла, просто дразнишь меня. Хорошо, спрошу снова. Голоса, которые она слышит, настоящие или воображаемые?

— Для нее настоящие. Как нельзя более.

— Для нее — да, а на самом деле? Это правда духи умерших?

— Скажу тебе честно: я не знаю. Гарианна пережила повальную бойню. Лежа в своем укрытии, она слышала вопли умирающих — людей, любимых ею и любивших ее. Выйдя наружу, она почувствовала тяжкую вину за то, что осталась жива. Возможно, это помутило ее рассудок — а возможно, в ее душе открылось окно, через которое приходят к ней духи ее близких.

— Почему ты позволила ей украсть арбалет Серого Человека? Ты подверглась многим опасностям, чтобы доставить его сюда,