Царь Каменных Врат - Геммел Дэвид. Страница 66

— Это верно. В те дни ты бы так и упала, увидев меня.

— Ну, это еще ничего не значит. Мне всегда было трудно сказать «нет»... Даже уродам. Я даже с Торном как-то переспала, хотя он, по-моему, этого не помнит. Это было тридцать лет назад — еще до моего замужества, прошу заметить.

— Ты, наверное, была совсем еще девочкой.

— Экая галантность! Впрочем, это правда. Уж очень мало развлечений у нас в горах, Черная Маска. Скажи мне — ты любишь Валтайю?

— Не твое дело, — отрезал он.

— Не мое, это верно, — но все же ответь.

— Да, люблю.

— Тебе будет больно, Ананаис, но...

— К чему ты, собственно, клонишь?

— Вот к чему: если ты ее любишь, оставь ее.

— Это она попросила тебя поговорить со мной?

— Нет. Но она смущена и растеряна. На любовь это непохоже. По-моему, она просто хочет отблагодарить тебя.

— Что ж, сейчас мне не приходится быть разборчивым, — с горечью сказал он.

— Не думаю, что это правда.

— Оставь меня, Райван. Пожалуйста!

После ее ухода он просидел еще несколько часов, не в силах уснуть. Он вспоминал о годах своего триумфа, но, как ни странно, больше не находил в этом удовлетворения. Восторженные толпы, податливые женщины, завистливые соперники — да полно, неужто все это в самом деле радовало его?

Где сыновья, которых он вырастил?

Где женщина, которой он отдал бы сердце?

Валтайя?

Будь честен с самим собой. Разве Валтайя — та самая? Взглянул бы ты на нее дважды, будучи Золотым Воином? Заря окрасила восточный край неба, и Ананаис рассмеялся вслух.

Какого черта? Он прожил трудную жизнь настоящего мужчины.

Что проку терзать себя раскаянием? Прошлое, каким бы оно ни было, мертво, а его будущее — это кровавый меч в долине Скодии.

«Тебе скоро пятьдесят, — сказал он себе, — а между тем ты еще крепок. Люди слушаются тебя. От тебя зависит судьба дренаев. Пусть у тебя больше нет лица, ты-то знаешь, кто ты.

Ананаис, Золотой Воин.

Черная Маска. Пагуба Цески».

В долине пропела труба. Ананаис поднялся на ноги и пошел к стене.

Рения не спала уже третью ночь, злилась и не знала, как ей быть. Стены маленькой юрты давили ее, и духота казалась невыносимой. Уже два дня надиры готовились к войне, запасались провизией и тщательно отбирали коней. Тенака взял с собой в поход двух полководцев: Ингиса и Мурапи. Рения узнала об этом от Субодая: с Тенакой она после ночи Великого Испытания не сказала ни слова.

Она села, отшвырнув от себя овчину, которой укрывалась. Она устала, но была напряжена, как натянутая тетива. Она знала причину своего состояния — но что толку? Она разрывалась между любовью к мужчине и ненавистью к его замыслам. Он не покидал ее мыслей ни на минуту.

В детстве Рения постоянно чувствовала себя отверженной — ведь она была калекой и не могла играть с другими детьми. Они насмехались над ее хромотой и горбом, и она убегала от них домой... и еще дальше, в себя. Олен сжалился над ней и при помощи страшной машины даровал ей красоту. Но, изменившись внешне, внутри она осталась той же — она боялась привязанности, могущей обернуться против нее, боялась любить, ибо это значило открыть свое сердце и остаться беззащитной. Но любовь настигла ее словно нож убийцы, и она чувствовала себя обманутой. Тенака представлялся ей героем, человеком, которому можно довериться, и она сама шла грудью на нож. Теперь же оказалось, что лезвие было отравлено.

Она не может жить с ним — и без него жить не может.

Убогая юрта угнетала ее, и она вышла на воздух, в ночь. Лагерь растянулся чуть ли не на полмили, и юрта Тенаки стояла в центре. Субодай со стоном повернулся на бок, когда она прошла мимо, и проворчал:

— Спи, женщина!

— Не могу.

Он с ругательством сел и почесал голову.

— Чего тебе неймется?

— Не твое дело.

— Это его жены не дают тебе покоя. Вы все, дренайки, такие — жадные.

— Его жены тут ни при чем, — отрезала Рения.

— Рассказывай! С чего это он выгнал тебя из своей юрты, а?

— Я сама ушла.

— М-м. Должен сказать, ты красивая женщина.

— Вот почему ты спишь около моей юрты? Ждешь, когда тебя позовут?

— Ш-ш! Не смей даже говорить такое! — испугался Субодай. — Этак и головы недолго лишиться, если не хуже. Ты мне и даром не нужна. Чудная ты, сумасшедшая какая-то. Я помню, с каким воем ты кинулась на тех Вьючных Крыс. Спать с тобой? Да я глаз не сомкнул бы со страху!

— Зачем же ты тогда караулишь здесь?

— Хан приказал.

— Выходит, ты у него вместо собаки? Сядь, поди сюда, ляг у той юрты?

— Да, я его собака и горжусь этим. Лучше быть собакой царя, чем царем шакалов.

— Почему?

— Как почему? Непонятно разве? Жизнь — сплошная измена. Мы начинали ее юными, полными надежд. Солнце сияет, и весь мир ожидает нас. Но каждый последующий год доказывает нам, как мы малы и ничтожны в сравнении с временем. Потом мы начинаем стареть. Сила уходит от нас, и мир насмехается над нами устами молодых. Мы умираем одинокими, так ничего и не достигнув. Но порой... порой приходит человек, которого никто не назовет ничтожным. Он способен изменить мир и отнять у времени власть. Он — как солнце.

— И Тенака, по-твоему, такой?

— По-моему? При чем тут я? Несколько дней назад он был Пляшущим Клинком. Одиночкой. Потом он взял к себе меня, воина Копья. Потом Гитаси. Потом Ингиса. Потом всех надиров. Понимаешь? Для него нет ничего невозможного. Ничего!

— Но своих друзей он не спасет.

— Ты глупа, женщина. Ты так ничего и не поняла. Рения, оставив его, направилась в середину лагеря. Субодай тихо следовал за ней, держась шагах в десяти позади. Это позволяло ему всласть разглядывать ее, и он делал это с нескрываемым удовольствием, любуясь длинными ногами и легким покачиванием бедер. Боги, какая женщина! Молодая, сильная и движется со звериной грацией.

Он начал насвистывать, но свист замер у него на губах при виде ханской юрты. Часовых при ней не было.

Он догнал Рению и заставил ее остановиться.

— Не трогай меня, — прошипела она.

— Тихо! Что-то тут неладно.

Она вскинула голову и раздула ноздри, вбирая в себя запахи ночи. Но вокруг разило надирами, и она не могла различить ничего другого.

У юрты показались чьи-то темные тени.

— Убийцы! — заорал Субодай, выхватил меч и бросился вперед.

Тенака-хан появился на пороге, тоже с мечом в руке. Субодай отчаянно рубился с неизвестными. На глазах у Тенаки он пошатнулся и упал под вихрем клинков.

Хан вышел навстречу убийцам.

Жуткий вой прокатился по лагерю, и злоумышленники замерли на месте.

В следующее мгновение на них обрушился демон. Один из убийц отлетел на десять футов в сторону. Другому когтистая рука вскрыла горло. Быстрота, с которой орудовала эта женщина, внушала трепет. Тенака, подоспев, отразил удар одного из врагов и вогнал свой меч ему между ребер.

Прибежал Ингис с сорока воинами. Убийцы сложили оружие и угрюмо замерли перед ханом. Тенака вытер меч и вложил его в ножны. — Узнай, кто послал их, — сказал он Ингису и нагнулся над Субодаем. Из левой руки воина била кровь, в боку повыше бедра виднелась глубокая рана. Тенака перевязал ему руку и сказал: — Ты будешь жить! Но я удивлен тем, что эти ночные воры тебя одолели.

— Я поскользнулся, — пробурчал Субодай.

Двое воинов внесли раненого в юрту Тенаки. Хан встал, ища глазами Рению, но ее нигде не было. Он расспросил воинов, и двое сказали, что видели, как она убежала в сторону запада. Тенака велел подать коня.

— Это небезопасно — искать ее в одиночку, — сказал ему Ингис.

— Да, и все же я поеду один.

Он галопом вылетел из лагеря. Было слишком темно, чтобы разглядеть следы, но он ехал все дальше в степь Рении по-прежнему не было видно.

Несколько раз он придерживал коня и звал ее, но не получал ответа. Наконец он остановился и внимательно оглядел местность. Налево стояла небольшая роща, окаймленная густым кустарником. Тенака рысью направился к ней, но конь внезапно уперся и заржал, охваченный страхом. Тенака потрепал скакуна по шее и стал шептать ему на ухо ласковые слова. Бесполезно. И тогда хан спешился и вынул меч.