Уроки мудрости - Капра Фритьоф. Страница 32

По мере того, как я совершенствовал свои знания в области экономики, возникало множество новых вопросов, и в течение следующих месяцев я постоянно звонил в Принстон и просил Хендерсон помочь: "Хейзл, что такое смешанная экономика?"; "Хейзл, что вы думаете о дерегуляции?". Хендерсон терпеливо отвечала на все мои вопросы и я был поражен ее способностью отвечать на каждый из них, используя четкие и сжатые объяснения, подходя к каждому вопросу с позиций широкой экологической, глобальной перспективы.

Эти беседы с Хейзл Хендерсон не только здорово помогли мне в понимании экономических проблем, но также позволили мне в полной мере оценить социальные и политические измерения экологии. Я говорил и писал о возникающей новой парадигме, как об экологическом мировоззрении на долгие годы. Фактически, термин "экологический" я использовал в этом контексте еще в "Дао физики".В 1977 году я обнаружил глубокую связь между экологией и духовностью. Я понял, что глубокое экологическое сознание духовно в самой своей сути, и осознал, что экология, основанная на таком духовном сознании, может стать западным эквивалентом восточных мистических традиций. Постепенно я узнавал о важных связях между экологией и феминизмом и познакомился с экофеминиским движением;и, наконец, Хейзл Хендерсон расширила мое понимание экологии, открыв мне глаза на ее социальные и политические измерения. Я познакомился с многочисленными примерами экономических, социальных и политических взаимосвязей. Я убедился в том, что одной из важнейших задач нашего времени является разработка четкой экологической концепции для нашей экономики, наших технологий и нашей политики.

Все это укрепило меня в ранее сделанном интуитивном выборе термина "экологический" для характеристики возникающей новой парадигмы. Более того, я стал видеть важную разницу между "экологическим" и "холистическим", другим термином, который часто употребляется в связи с новой парадигмой. Холистическое восприятие заключается лишь в том, что рассматриваемый объект или явление воспринимается как интегрированное целое, суммарный гештальт, а не сводится к простой сумме своих частей. Такое восприятие можно применить к чему угодно: дереву, дому или, например, к велосипеду. Экологический подход, в отличие от холистического, имеет дело с определенными видами целостностей — с живыми организмами или живыми системами. В экологической парадигме, поэтому, основной акцент делается на жизни, на живом мире, чьей частью мы являемся и от которого зависит наша жизнь. При холистическом подходе не требуется выход за пределы рассматриваемой системы, но для экологического подхода важно понять, каким образом конкретная система взаимодействует с системами более высокого порядка. Так, экологический подход к здоровью человека будет иметь в виду не только человеческий организм — разум и тело — как единую систему, но также будет учитывать социальное и экологическое измерение здоровья. Подобным же образом, экологический подход к экономике будет заключаться в понимании того, каким образом экономическая активность вписывается в циклические процессы природы и в систему ценностей конкретной культуры.

Полное признание такого применения термина "экологический" пришло ко мне несколько лет спустя, что в значительной мере, было вызвано моими беседами с Грегори Бэйтсоном. Но тогда, весной и летом 1978 года, по мере того, как я исследовал сдвиг парадигмы в трех различных областях — медицине, психологии и экономике — мое понимание экологической перспективы значительно углублялось, и мои беседы с Хейзл Хендерсон явились решающим этапом этого процесса.

Визит в Принстон

В ноябре 1978 года я читал серию лекций на Восточном побережье и не упустил возможности воспользоваться любезным приглашением Хендерсон посетить ее в Принстоне. Холодным, бодрящим утром я приехал туда поездом из Нью-Йорка. Я с большим удовольствием вспоминаю экскурсию по Принстону, которую устроила для меня Хендерсон по пути к ее дому. Городок был очень хорош в то ясное, солнечное зимнее утро. Мы проезжали мимо величественных особняков и готических зданий. Только что выпавший снег прекрасно подчеркивал их красоту. До этого я никогда не бывал в Принстоне, но всегда знал, что это очень своеобразное место для исследований. Именно здесь в доме Альберта Эйнштейна и в знаменитом Институте перспективных исследований, родились многие революционные идеи теоретической физики.

Однако в это ноябрьское утро я собирался посетить институт совершенно другого типа, что для меня было более волнующим событием — Принстонский Центр альтернативных моделей будущего. Когда я попросил Хендерсон описать мне ее институт, она сказала, что это исключительно маленькое частное заведение для исследования альтернативных моделей будущего в планетарном контексте. Она основала его несколькими годами ранее вместе со своим мужем, Картером Хендерсон, который в зрелом возрасте ушел из фирмы ИБМ, чтобы трудиться вместе с Хейзл. Она пояснила, что Центр помещается в их доме, и все дела они ведут вдвоем с мужем, изредка получая помощь от добровольцев. "Мы называем его мамин-папин мыслительный бочонок", — добавила она со смехом.

Когда мы приехали в дом Хендерсонов, я был удивлен. Он был огромным, элегантно меблированным и как-то не вязался с тем простым, самодостаточным образом жизни, который Хейзл пропагандировала в своей книге. Но вскоре я понял, что первое впечатление было ошибочным. Хендерсон рассказала мне, что они купили старый, разваливающийся дом шесть лет назад и оборудовали его, купив мебель в местной лавке старьевщика и отремонтировав его своими силами. Показывая мне дом, она чистосердечно призналась, что они установили для себя лимит в 250 долларов для отделки каждой комнаты. Они смогли выдержать этот лимит, дав простор своему художественному потенциалу и широко применяя собственный ручной труд. Хендерсон была настолько удовлетворена результатом, что начала подумывать о предприятии по ремонту мебели, как побочной ветви ее теоретической и общественной работы. Она также рассказала мне, что они выпекают свой хлеб, имеют огород и кучу компоста и занимаются вторичной переработкой бумаги и стекла. Я был глубоко впечатлен демонстрацией этих многих оригинальных способов, с помощью которых Хендерсон реализует в повседневной жизни ту систему ценностей и образ жизни, о которых она пишет и читает лекции. Я теперь воочию мог убедиться в том, что она "осмысливает свои разговоры", как она сказала в нашей первой беседе, и решил, что я введу кое-что из этого в практику своей жизни.

Когда мы приехали домой к Хейзл, меня тепло встретил ее муж, Картер. За те два дня, что я был их гостем, он, проявляя ко мне дружеские чувства, редко выходил на сцену, любезно предоставляя мне и Хейзл пространство, требуемое для наших дискуссий. Первая из них началась сразу после ленча и продолжалась весь день до вечера. Я начал с вопроса о том, верен ли основной тезис моей книги — что естественные науки, также как и гуманитарные и общественные, моделировались по принципам ньютоновской физики — применительно к экономической науке.

"Я думаю, что какое-то подтверждение вашего тезиса вы найдете в истории экономики", — ответила Хендерсон, немного поразмыслив. Она заметила, что истоки современной экономики по времени совпадают со становлением ньютоновской науки."До XVI столетия не существовало понятие чисто экономических явлений, изолированных от структуры самой жизни, — пояснила она. — Не было также и национальной системы рынков. Это тоже сравнительно недавнее явление, появившееся в Англии XVII века".

"Но сами рынки должны были существовать раньше", — возразил я. "Конечно. Они существовали еще с Каменного века, но они были основаны на натуральном обмене, а не на деньгах, поэтому они имели локальное значение". Хендерсон отмечает, что мотивы индивидуальной прибыли при этом отсутствовали. Сама идея прибыли, голого интереса, была неприемлема, либо вообще запрещена". "Частная собственность. Вот еще хороший пример, — продолжала Хендерсон. — Слово "private"* происходит от латинского "privare" — "лишать", что говорит о том, что в античные времена понятие собственности в первую очередь и главным образом, связывали с общественной собственностью".(* — частный (англ.)) Хендерсон объясняет, что только с подъемом индивидуализма в эпоху Возрождения, люди перестали воспринимать частную собственность, как те товары, которые индивидуумы отторгли от сферы общественного потребления.