Хуайнаньцзы - Коллектив авторов. Страница 34

«Великий род» [370] обнимает собой восемь пределов, простирается до высоких вершин, дает свет трем светилам, приводит в гармонию воду и землю, связывает учение древности и современности, определяет последовательность человеческих принципов и естественных законов вещей, объединяет в одно всю тьму превращений и возвращает все к одному корню. Все это, чтобы описать путь правления, определить дела вана, затем проследить истоки искусства познания, выявить законы человеческой природы и чувств, чтобы обжить обитель чистоты и покоя, очистить частицы цзин божественного разума, чтобы слиться в одно с небесной гармонией.

С помощью этой главы обозреваем деяния Пяти предков и Трех царей, объемлем небесный (природный) эфир, обнимаем небесный (природный) разум, держимся середины, храним гармонию. Тот, у кого благо формируется внутри, обвивает собою небо и землю, пробуждает инь и ян, устанавливает чередование времен года, исправляет все четыре стороны света; будучи в покое, он покоен, побуждаемый – движется. И таким образом выплавляется вся тьма вещей, преобразуется вся тьма живого. В этом хоре царит согласие, в движении главное – следование. В пределах четырех морей все живет одним сердцем и имеет общий конец. Тогда становится видна Звезда Тени, приходят благодатные дожди, спускается с небес Желтый Дракон, феникс гнездится в рощах, линя следы появляются в предместьях. [371] Когда же благо не обретает формы внутри, то пускаются в ход законы и установления, произвольно используются уставы и параграфы, небесные и земные духи не откликаются, благовещие знамения не являются, пространство меж четырех морей остается не покоренным, народ – не просвещен. Отсюда видно, что великая основа управления состоит в формировании внутреннего блага.

Вот о чем говорит глава «Великий род» этой великой книги.

Таким образом, все трактаты направлены к тому, чтобы освободить путь, устранить препятствия и помочь последующим поколениям познать то, что способствует всякой деятельности. Вовне с вещами соприкасаться, но не ослепляться ими; внутри правильно определять место разума, пестовать свой эфир и тем покоить совершенную гармонию. В себе самом находить наслаждение и быть восприемником неба и земли (Вселенной).

Толковать о дао, не понимая начал и концов, – значит не ведать, что служит нам опорой. Толковать о началах и концах, не принимая во внимание неба и земли и четырех времен года, – значит не понимать, чего следует избегать. Толковать о небе и земле, и четырех временах года и не искать аналогий, не прибегать к подобиям – значит не постигать смысл [явлений]. Толковать о Совершенном цзин, не применяя этого к человеческому духу и эфиру, – значит не понимать пружины жизни как таковой. Докапываться до истоков человеческих чувств и не говорить о добродетели великих мудрецов – значит не разбираться в пяти правилах поведения. [372] Говорить о пути правителей [ «золотого века»] и не говорить о делах [современных] правителей – значит ничего не знать о крушении малого и великого. Говорить о делах правления и не использовать примеров – значит не знать, в каких случаях полезнее действие, в каких – покой. Если говорить, приводя примеры, но не упоминать о разных обычаях, то не узнаешь сути единства. Если говорить о разных обычаях и не говорить о прошлых делах, не будешь знать об отзвуках дао и дэ. Знать дао и дэ и не знать современного тебе мира, нельзя надеяться постигнуть всю тьму различных преобразований. Знать общие рассуждения и не уметь их толковать – значит не использовать их на практике. Постигнуть содержание всех писаний и не знать военных приказов – значит не уметь обращаться с воинами. Знать великую стратегию и не знать примеров ее применения – значит не иметь средств осуществить дело. Знать, что есть общее благо, и не знать людей – значит быть беспомощным перед лицом несчастья. Знать людей и не знать ничего о долге службы – значит не иметь средств побудить обладающих учением напрячь свои усилия [на пользу общества]. [373]

Как ни старались экономить слова, обозреть только самое главное, но без окольных речей, сторонних путей не исчерпать смысла дао и дэ. Поэтому составили книгу в двадцать глав, из которой постигаем естественный закон неба и земли, соприкасаемся с делами людей, узнаем о совершенстве пути предков и царей. Среди речей есть и незначительные и великие, тонкие и грубые, собирающие все вместе и разбирающие по отдельности – всему находятся слова. Ныне много рассуждающих о дао, однако только мудрецы способны были постигать корень и знать о верхушках. Ныне ученые не обладают талантами мудрецов, и потому если не растолковать все подробным образом, то всю жизнь будем кувыркаться во мгле хаоса и так и не постигнем искусства пробуждения в ярком свете [истины]. Двух триграмм [ «Книги] Перемен» – цянь и кунь – достаточно для исчерпания дао, постижения смысла; с помощью восьми триграмм можно распознавать счастливое и злое предзнаменование, знать о несчастье и счастье. Однако Фуси изобрел шестьдесят четыре варианта их. В Чжоу к ним добавили еще шесть разделений. [374] Благодаря этому сполна измерили чистоту и прозрачность дао, выявили основу тьмы вещей.

Число пяти звуков не превышает гун, шан, цзяо, чжэн, юй. [375] Однако на пятиструнном цине еще не заиграешь – нужно настроить инструмент, а уж потом можно играть. Или вот рисуют голову дракона. Кто смотрит, не знает, что это за зверь. Когда же видят всего его, то никто не сомневается, что это дракон. Ныне о дао говорят много, о вещах – мало; об искусстве рассуждают пространно, о делах – скупо. То, что не может быть выражено словами, пытаемся донести до внимающих учению без слов. Учение дао очень глубоко и потому трачу много слов, чтобы выразить его суть; тьма вещей многообразна, и потому пространно говорю, чтобы разъяснить их смысл. Слова, свиваются ли в кольцо, льются ли чередой, перепутываются или разливаются вширь – благодаря им напитывается влагой и очищается совершенная мысль, они мешают ей застыть и осесть на дно, заставляют держаться на ладони и не рассыпаться. Так, реки, большие и малые, полны всякой падали, однако же воду берут из них даже для жертвоприношений – потому что они велики; если в стакан вина попадет муха, то и простолюдин не станет пить – потому что пространство мало.

Постигший учение всех двадцати глав и овладевший их сутью способен покрывать девять полей, проходить через десять врат, [376] отрываться от неба и земли, преодолевать горы и реки. Он странствует в необозримом пространстве человеческого мира, где непрерывной чередой текут многообразные формы вещей, творимые демиургом. [377] Такие, как он, помогают солнцу и луне светом и не утрачивают блеска, питают влагой тьму вещей и не истощаются. Широкое, распростертое, [пространство это] необозримо; необъятное, безбрежное, без конца и края – в нем можно странствовать.

Во времена царя Просвещенного Сыном Неба был Чжоу. [378] Налоги при нем собирались без меры; убивали и казнили беспрестанно. Неумеренные наслаждения и пьянство были его занятием, во дворце народ толпился, словно на площади. Чжоу изобрел пытку у раскаленного столба, вспарывал внутренности подававшим советы, вскрывал чрево беременных женщин. Вся Поднебесная жестоко от него страдала.

Четыре поколения царя Просвещенного [379] известны своей доблестью, он совершенствовал добродетель, жил согласно долгу. Поселился в Цичжоу, [380] все место не занимало и ста ли, а пол-Поднебесной пошло за ним. Царь Просвещенный хотел с помощью презренных и слабых справиться с сильными и жестокими, чтобы в Поднебесной не стало несчастий, были искоренены разбойники и восторжествовал «путь царей». Так родился план Великого гуна. [381] Царь Просвещенный начал дело, но не завершил. Царь Воинственный, став его преемником, реализовал план Великого гуна, созвал воинов со всей земли, сам надел латы и шлем, чтобы покарать утративших путь, наказать забывших о долге, на равнине Муе обратился с речью к войскам, оправдывающей попрание им трона Сына Неба. [382] Поднебесная еще не успокоилась, меж четырех морей еще не настал мир, а царь Воинственный захотел прославить высокую добродетель царя Просвещенного и повелел племенам и и ди нести дары в дань. Так как живущие слишком далеко не могли успеть, то установили трехлетний траур, гроб с телом царя Просвещенного был помещен между двумя колоннами до прибытия посланцев из далеких стран.