Легенда - Геммел Дэвид. Страница 49

— Теперь уже скоро, — сказал он. — Они собираются позади осадных башен.

Камень врезался в стену в десяти шагах от Друсса, расшвыряв людей, словно песок. Каким-то чудом не поднялся только один — остальные вновь заняли свои места. И тогда Друсс поднял руку, подавая сигнал Оррину. Пропела труба, и стрелки с Лучником во главе — у каждого по пять колчанов на двадцать стрел ринулись по мосткам через открытое место к первой стене.

Надиры с воплем, полным ненависти, казавшимся почти осязаемым, хлынули черным валом, грозя затопить Дрос. Тысячи варваров толкали вперед огромные осадные башни, другие спешили к стене с лестницами и веревками. Равнина словно ожила — она кишела надирами и исторгала боевой клич.

Лучник, задыхаясь от бега, стал рядом с Друссом, Реком и Сербитаром. Его разбойники рассыпались вдоль всей стены.

— Стреляйте, как будете готовы, — приказал Друсс.

Атаман в зеленом камзоле провел тонкой рукой по своим светлым волосам и ухмыльнулся:

— Промахнуться будет трудно. Но это все равно что плевать против бури.

— Хоть малая, да польза, — сказал Друсс.

Лучник натянул свой тисовый лук и наложил стрелу. Тысяча рук справа и слева от него повторили те же движения.

Лучник прицелился в передового воина, отпустил тетиву, стрела пропела в воздухе и вонзилась в кожаный нагрудник надира. Враг, пошатнувшись, упал, и по стене прокатилось хриплое «ура». Тысяча стрел последовала за первой, потом еще тысяча и еще. У многих надиров были щиты, но у многих и не было. Сотни воинов пали под градом стрел, перегородив дорогу задним.

А черный вал все катился вперед, захлестывая раненых и убитых.

Рек, вооруженный своим вагрийским луком, пускал стрелу за стрелой — то, что он не был искусным стрелком, не имело сейчас значения, ибо, как сказал Лучник, промахнуться было трудно. По сравнению с недавним каменным дождем стрелы казались насмешкой, однако жизней они уносили больше.

Надиры были уже так близко, что стали видны их лица.

«Неприглядные лица, — подумал Рек, — но решительные и отважные — лица людей, взросших для войны и крови». У многих не было лат — иные надели кольчуги, большинство воинов имело на себе панцири из лакированной кожи и дерева. Они испускали почти звериные клики — слов нельзя было разобрать, но ненависть чувствовалась в каждом звуке. «Как будто ревет какое-то громадное первобытное чудище», — подумал Рек, ощутив знакомый, грызущий внутренности страх.

Сербитар поднял забрало и перегнулся через парапет, невзирая на стрелы, летящие снизу или мимо него.

— Лестницы уже под стеной, — тихо сказал он.

Друсс повернулся к Реку.

— В последний раз, когда я бился рядом с князем Дрос-Дельноха, мы с ним создали легенду.

— Странно только, что в сагах столь редко упоминается о пересохшей глотке и полном мочевом пузыре.

Над стеной взвился железный крюк.

— Не посоветуешь ли чего напоследок? — спросил Рек, обнажая меч.

Друсс с ухмылкой достал Снагу.

— Будь жив!

Новые крючья заскрежетали о стену, впиваясь в камень — снизу их тянули сотни рук. Защитники лихорадочно рубили отточенными клинками плетенные из лозы веревки, пока Друсс криком не остановил их.

— Подождите, пока они влезут! — взревел он. — Рубите не веревки, а людей!

Сербитар, изучавший военное дело с тринадцати лет, с невольным восхищением следил за продвижением осадных башен. Само собой разумеется — сначала они пошлют на стену как можно больше человек по веревкам и лестницам, а потом подтащат башни. Стрелки Лучника сеяли опустошение среди тех, кто тянул огромные махины, — но на место убитых и умирающих вставали все новые и новые.

На стене уже утвердилось немало крючьев, и первые надирские воины лезли вверх.

Хогун, стоя с пятью тысячами бойцов на второй стене, испытывал сильное искушение нарушить приказ и броситься на помощь Эльдибару. Но он, солдат по ремеслу, был воспитан в повиновении и оставался на месте.

Цзубодай ждал у подножия стены, пока передние медленно карабкались вверх по веревке. Чье-то тело, пролетев мимо него, разбилось на острых камнях и забрызгало кровью лакированный кожаный панцирь. Цзубодай усмехнулся, узнав искаженные черты Несцана, знаменитого бегуна.

— От судьбы не уйдешь, — сказал он воину позади себя. — Но кабы он бегал так же быстро, как падает, я не просадил бы на нем столько денег!

Те, что лезли вверх, остановились — дренайские защитники теснили надиров. Цзубодай задрал голову.

— Долго ты собираешься там висеть, Накраш?

Воин извернулся и посмотрел вниз.

— Все эти пожиратели дерьма из зеленых степей, — крикнул он. — Они и коровью лепешку не сумели бы удержать.

Цзубодай, весело засмеявшись, отступил немного, чтобы взглянуть на другие веревки. Вдоль всей стены происходило то же самое: восхождение прекратилось, и наверху слышались звуки битвы. Оттуда то и дело валились тела, и Цзубодай опять прижался к стене.

— Этак мы весь день тут проторчим, — сказал он. — Надо было хану послать вперед Волчью Голову. От этих зеленых и при Гульготире проку не было, а здесь и подавно.

— Гляди, они опять тронулись, — хмыкнул его товарищ.

Цзубодай ухватился за узловатую веревку и полез вслед за Накрашем. У него нынче было доброе предчувствие — быть может, он заслужит коней, которых Ульрик обещал тому, кто зарубит седобородого, вызвавшего столько пересудов старика.

«Побратим Смерти». Брюхатый старик, не носящий щита.

— Цзубодай, — окликнул его Накраш. — Ты сегодня часом помереть не собираешься? Смотри не вздумай — ты еще не расплатился со мной за те бега.

— Видел ты, как упал Несцан? — крикнул в ответ Цзубодай. — Как стрела. А руками махал, словно хотел оттолкнуть от себя землю.

— Я послежу за тобой. Не вздумай умирать, слышишь?

— Следи лучше за собой. Я расплачусь с тобой конями Побратима Смерти.

За Цзубодаем уже лезли новые воины. Он посмотрел вниз.

— Эй, ты кто такой? Вшивый зеленый, что ли?

— А ты, судя по вони, из Волчьей Головы, — ухмыльнулся тот, что лез следом.

Накраш уже взобрался на стену, выхватил меч и подал руку Цзубодаю. Надирам удалось вбить клин в дренайские ряды, но ни Цзубодай, ни Накраш не могли пока вступить в бой.

— Отойдите! Дайте место! — крикнул следующий за ними.

— Погоди маленько, козлиная шуба, — усмехнулся Цзубодай. — Сейчас я попрошу круглоглазых помочь тебе. Эй, Накраш, встань-ка на свои ходули и скажи мне, где Побратим Смерти.

Накраш указал направо:

— Сдается мне, скоро ты получишь своих коней. Он ближе к нам, чем прежде.

Цзубодай легко спрыгнул с парапета, высматривая старика.

— Эти зеленые сами лезут ему под топор, болваны этакие! — Но никто не услышал его в шуме битвы.

Плотный клин впереди них быстро редел — Накраш бросился в проем и полоснул по горлу дренайского солдата, который отчаянно пытался высвободить свой меч из живота другого надира. Цзубодай следовал за товарищем, рубя и кроша высоких круглоглазых южан.

Кровавая похоть охватила его, как всякий раз за те десять лет, что он провел под знаменем Ульрика. Когда начались войны, он был совсем еще юн и пас отцовских коз в гранитных степях далеко на севере. И Ульрик тогда всего несколько лет как стал военачальником. Он покорил племя Длинной Обезьяны и предложил побежденным идти с ним в поход под своим знаменем. Они отказались и погибли все до единого. Цзубодай помнил тот день: Ульрик саморучно привязал вождя Обезьян к двум коням, и кони разодрали его надвое. Восемьсот мужчин племени были обезглавлены, а доспехи передали таким, как Цзубодай, юношам.

Во время следующей вылазки Цзубодай впервые вступил в бой. Брат Ульрика Гат-сун похвалил его и подарил ему щит из коровьей шкуры, окованный медью. Цзубодай проиграл его Б кости в ту же ночь, но всегда вспоминал о подарке с нежностью. Бедняга Гат-сун! Ульрик казнил его на будущий год за то, что тот взбунтовался. Цзубодай участвовал в подавлении мятежа и кричал громче многих, когда голова Гат-суна упала с плеч. Теперь Цзубодай имел семь жен, сорок лошадей и был, по всем меркам, богатым человеком — а ведь ему еще не исполнилось и тридцати.