Мировая история и социальный интеллект - Кабанов Александр Борисович. Страница 8

неожиданным образом возникают у совершенно разных народов,

живших на разных континентах в самые разные времена.

В свое время известный французский культуролог Леви-Стросс отмечал

универсальность структуры мышления у людей самых различных рас –

от дикаря до человека постиндустриального общества. Человеческий

интеллект вообще и социальный интеллект в частности по своей

природе универсальны (как универсальны операционные процессы

самого первого и самого новейшего и современного компьютера);

различия существуют лишь на качественном уровне – в уровне

развития.

Вследствие того, что социальный интеллект универсален, способность

индивидуумов создавать качественные и сложные системы морали и

законодательства не зависит ни от разреза глаз, ни от цвета кожи, глаз

или волос, ни от господствующей религии или чего иного. Люди самых

разных народов, при наличии у них сходного уровня социального

интеллекта, будут неизбежно создавать регламентирующие

общественную жизнь социальные системы с длинным перечнем общих

элементов. Элементов, которые, в свою очередь, определяют

преобладающие в обществе стили поведения, господствующие идеалы,

жизненные цели, приоритеты и смыслы, навыки мышления и ценности,

воплощающиеся не только в образе социального поведения, но и в

материальных и духовных произведениях культуры – в литературе,

музыке, архитектуре, живописи и скульптуре, то есть во всем том, что

обыкновенно понимается под термином «культура» в широком смысле.

Таким образом, универсальность социального интеллекта при сходных

уровнях последнего создает похожие элементы социальных систем, а

они уже непосредственно приводят к универсализму культурных

феноменов. При низком уровне социального интеллекта неспособность

индивидуумов создавать качественные, универсальные и

справедливые социальные нормы и правила практически

автоматически приводит к политическому деспотизму, отделению

власти от народа, пресмыкательству и заискиванию перед правителем,

от воли которого зависит если и не все, то очень многое, что,

собственно, и наблюдалось у персов в V веке до н.э., турок-османов и

русских в XVI столетии. В сущности, в отсутствии развитой этической и

прочих систем единственный способ регламентации общественной

жизни – господство и подчинение. С другой стороны, при относительно

высоком уровне социального мышления способность народов творить

универсальные и справедливые социальные системы приводила к

публичной политике, развитой судебной системе, свободе слова и

плюрализму мнений, которые характерны как для Афин времен

Перикла, Римской Республики, так и для современного западного мира.

Кроме этого, описанный здесь механизм передачи социального

интеллекта от одного поколения народа к его последующим поколениям

приводит к долговременной устойчивости некоторых частей его

нравственных и законодательных систем (обычаев и традиций),

способствуя сохранению преобладающих жизненных целей и смыслов,

идеалов и, тем самым, обеспечивая воспроизводство его культуры.

Раздел I I

О трансформации отдельных элементов моральной системы

при постоянном уровне социального интеллекта

Когда я говорю о том, что известный уровень социального интеллекта

во всех случаях неизбежно порождает определенные элементы

моральной системы и соответствующие им типы культурных явлений,

то я вовсе не утверждаю, якобы этические системы народов

совершенно не подвержены каким-либо переменам под влиянием

общественно-исторических условий. В том числе: научного прогресса,

экономического развития и усовершенствования политической системы.

На сегодняшний день в научной (культурология, социология и

психология) и философской литературе существует явный дуализм в

объяснении происхождения отдельных элементов моральных систем.

Предполагается, что часть из них (постоянная) в виде традиций и

обычаев механически по инерции передается последующим

поколениям посредством общения, приобретения привычек,

осмысленного или безотчетного подражания, другая же часть

(переменная) элементы которой могут заменяться по мере изменений

социальной среды, условий хозяйствования и жизни. Бесспорно, такой

причинный дуализм – показатель теоретической слабости

перечисленных дисциплин в этом важном вопросе. На мой взгляд, это

положение вещей очень сильно напоминает период разложения теории

ценности классической школы, когда меновая ценность одних

(свободно воспроизводимых) благ определялась затраченным на их

производство трудом, а других (например, произведений искусства,

редких вин) в основном спросом на них. Что, в конечном счете, привело

к маржиналистской революции, теория ценности которой объясняла

ценность всей совокупности благ на основе единого принципа –

предельной полезности.

В самом конце 19-го столетия Габриэль Тард утверждал, что в основе

передачи норм социального поведения (традиций и обычаев) лежит

принцип подражания; само подражание может быть как вполне

осознанным и желаемым самим субъектом, так и слепым,

иррациональным, основанном на инстинктивном копировании

поведения окружающих. В свою очередь, в начале 20-го столетия

основатель американского институализма Торстен Веблен считал, что

различные правила и стереотипы поведения – это “привычный образ

мышления, который имеет тенденцию продлевать свое существование

неопределенно долго”. В конце 20-х, начале 30-х годов в культурологии

выделилось особое научное направление «культура-и-личность», в

центре которого оказалась воспроизводящая культуру личность; а

американский культуролог Херсковиц выделил и изучал два

качественно отличных процесса – социализацию, как обретение

навыков жизни в обществе, и энкультурацию, как процесс вовлечения

индивида в конкретную культуру с ее традициями и нормами

поведения.

В последние десятилетия продолжает господствовать мнение, согласно

которому большинство социальных норм принимаются индивидами в

силу привычки или подражания (в частности, такого взгляда

придерживались и Хантингтон и Фукуяма). Здесь, вероятно, будет

уместно отметить, что гносеологически подобный взгляд основывается

на принципе знаменитой локковской «чистой доски» (tabula rasa) и

основах когнитивной психологии, то есть отрицает наличие у субъектов

врожденных идей, предполагая, что социальное сознание, ценности и

поведение – продукты деятельности ума (в виде совокупности опытных

знаний и чувственных восприятий социального мира). Соответственно,

единственной альтернативой такому пониманию причин постоянства

традиций, отдельных социальных норм и правил является бихевиоризм

и его наследники (этология), считающие их проявлением врожденного

знания, как это делает, к примеру, американский социобиолог Эдвард

Уилсон (хотя возможность приобретения инстинктов они не отрицают).

Но как бы там ни было с гносеологической точки зрения, вопрос, почему

отдельные элементы системы морали, регламентирующие социальную

жизнь и именуемые традициями и обычаями, оказываются чрезвычайно

устойчивы, хотя другие, лишенные этого свойства, подвержены

разрушительному влиянию времени, по-прежнему остается. Например,

за последние десятилетия в западном мире горизонтальный

индивидуализм, плюрализм мнений, стремление открыто выражать

свою позицию, уважение к решениям судебной власти и государству

остались нормой социального поведения. Между тем, широкая

вовлеченность женщин в экономическую жизнь привела к увеличению

их заработков, большей социальной независимости, одним из