ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА - Де Будион Майкл. Страница 56

Закон начинается везде где есть сильные и слабые, и в качестве еще одного примера можно привести Советскую Армию эпохи разложения коммунистического строя. Чрезвычайно низкий уровень дисциплины, обусловленный как архаичностью уставов, так и полным отсутствием влияния на армейскую среду интеллектуалов, привел к повсеместному появлению т. н. "неуставных взаимоотношений". Но все неуставные отношения в любой структуре начинаются там, где устав перестает соответствовать требованиям сегодняшнего дня и не может обеспечить нормальное функционирование системы. Тогда социум устанавливает свои законы, которые, какими бы абсурдными они не казались на первый взгляд, все же выглядят весьма логичными и справедливыми (sic!). Это легко доказывается тем общеизвестным фактом, что солдаты-первогодки достигнув второго года службы начинают обращаться с новобранцами так же, как в свое время обращались с ними. И здесь нет места объяснениям вроде интеллигентских брюзжаний о "вымещении накопившейся злобы" и тому подобному неофрейдовскому бреду. Подавляющее число людей хотят одновременно подчинять и подчиняться. В каждом садисте живет мазохист, в каждом мазохисте — садист. Это те самые фроммовские "анальные садисты", хотя с таким же успехом можно назвать их и "анальными мазохистами". Конечно, попадаются и считанные экземпляры нормальных, но они не делают общей погоды. А полную приемлемость сложившихся неуставных отношений для управления этой молодой (а посему слабоуправляемой) толпой подтверждают и сами офицеры, признавая, что без «неуставняка» армия превратилась бы в совершенно неорганизованное стадо. А так, налицо самоорганизующаяся иерархическая система и нет смысла давать приказы всем. Достаточно отдать их только стоящим наверху пирамиды «дедам» и не беспокоится за выполнение. Поэтому замена существующих гарнизонных уставов созданных в 30-е годы на реально действующий, хоть и ни кем не писанный устав, — единственно правильный выход в подобной ситуации. Тем более практика показывает, что интеллектуалы, составляющие десятые доли процента от общего числа подлежащих призыву в качестве рядового состава, практически всегда обходят воинскую повинность тем или иным способом. [53] Так что никаких отрицательных последствий ни для кого нет. Изредка бывают случаи что тот или иной индивид дорвется до оружия и положит двоих-троих, а иногда и большее количество сослуживцев ограничивающих его свободу. Но, как говорится, лес рубят — щепки летят, хотя сами по себе подобные инциденты исключительно показательны. Ведь если бы каждый знал что ущемляя свободу другого, этот другой может его в любой момент уничтожить, взаимоотношения в армии были бы совсем иными, но здесь мы имеем дело с редчайшими исключениями, показывающими как мало все таки сильных. [54] Ну и совершенно ясно, что при принятии естественного армейского закона станет бессмысленно вести разговор о неуставных отношениях. Они превратятся в уставные, т. е. в закон который будет реально соблюдаться.

В этом и смысл любого закона: он соблюдается когда соответствует представлениям сильных.

Из всего вышесказанного совершенно очевидна бесполезность т. н. "борьбы с преступностью" которую пытаются вести карательные структуры. Ведь в итоге все сводится к лишению индивида свободы и это считается единственной адекватной профилактической мерой, которая теоретически должна способствовать снижению преступности. Однако давно доказано и во всяком случае для юристов не является секретом, что свирепость законов никак не связана с уровнем преступности. Иногда прослеживается слабая корреляция между количеством отдельных видов преступлений и тяжестью наказаний за них, что никак не дает право экстраполировать ее на все уголовное законодательство. Преступления совершают два типа людей. Во-первых — прирожденные преступники. Неверно думать что они вообще не оглядываются на закон, но их регулярные ходки за колючий орнамент в окружении которого они в значительной своей массе проводят большую часть жизни, дает повод говорить, что закон, как некое пугало, не является для них преградой. "Но нас не испугает ни пуля, ни тюрьма", — как поется в одной популярной песенке. Другая группа — рядовые граждане или «фраера». Ну попадет такой за решетку за какое-нибудь мелкое преступление и что дальше? Вы думаете он будет раскаиваться? 98 % процентов осужденных никогда не раскаивается за свои деяния! Можно предположить, что эта цифра еще выше. А если и раскаиваются, то рефреном раскаяния становятся не обтекаемые угрызения совести, но глубокое сожаление о том что время проведенное в заключении и все отрицательные последствия пребывания там, никак не окупают выгод в результате пусть и умышленного преступления. Если мы теоретически и допустим факт полнейшего «покаяния» хотя бы перед самим собой, то совершенно однозначно можно утверждать: будущим сдерживающим императивом закрывающим путь к новым преступлениям станет страх вновь оказаться в заключении, а не моральные преграды к совершению преступления. Т. е. человека будет постоянно сдерживать страх. А в таком случае он никак не может называться не только совершенным, но и просто сильным. Он стал абсолютным рабом закона который для него написал неведомо кто, причем этот «кто» вполне мог не иметь ни силы, ни интеллекта, и по всем своим параметрам, как ценным с точки зрения совершенных, так и не имеющим для них никакого значения, уступать ему. Вот так вот сильные становятся слабыми. Страх оказывается сильнее их. Поэтому уж если вы и хотите найти сильных среди обитателей "исправительных учреждений", то ищите среди тех, кто совершил много ходок, пусть даже и не длительных. Человек, который не побоялся много раз нарушить закон, сильнее чем тот кто «оступился» однажды, а потом всю жизнь подавлял в себе желание совершить новое преступление. Подавление инстинктов основное свойство рабов. Заметим, что здесь полностью опущен моральный аспект проблемы преступности, мы даже не вводили градацию преступлений по степени грязи, хотя констатируем: высококачественный индивид никогда не совершит низкого или грязного преступления.

Да, вот интересный вопрос: а что было бы если б власть захватил человек много раз сидевший? К сожалению подобных примеров практически нет, но тот единственный что сразу приходит на ум, достоин целых монографий. Речь, само собой, пойдет о кавказском криминальном авторитете Кобе Джугашвили (клички «Сосо», «Бесошвили», «Чижиков», "Салин", «Гуталин» и т. п.), который до революции промышлял грабежами банков. Нас будет интересовать его психология именно как человека не боявшегося нарушить закон. Говорят (и приводят вполне стройные доказательства), что Коба сотрудничал с царской охранкой. Может и сотрудничал, но в данном случае это мало что меняет. Точнее — ничего не меняет, так как он был психологически тем самым "преступным человеком". Коба помогал революционерам живя в России, а не издавая как Ленин потрясающие по глупости и полному непониманию ситуации брошюрки и газетёнки торча в Швейцарии; он не просиживал десятки тысяч золотых рублей в дорогих ресторанах как делали урицкие, володарские, троцкие и литвиновы-валлахи. Он не вынашивал идеи постройки золотых сортиров и обмена всех картин Третьяковской галереи на мощи Карла Маркса. Может поэтому он и подчинил себе "эту страну", ибо знал ее лучше их. Во время гражданской войны Коба лично ездил по фронтам, налаживая взаимодействие армий и спасая шкуры ленинских "народных комиссаров", которые трусливо и безвылазно сидели в Кремле (кроме председателя реввоенсовета Троцкого). Так они и будут там сидеть, пока самого Ленина не положат засыхать в специально оборудованном террариуме на Красной площади, а других, по прошествии того или иного промежутка времени, отправят на Лубянку находящуюся в пяти минутах езды от кремлевских кабинетов, где каждый из них получит свою пулю в затылок причем многие не забудут перед ликвидацией признаться в собачьей верности Кобе, который теперь станет "великим вождем" и "корифеем всех наук".