Будущее настоящего прошлого (СИ) - Нюхтилин Виктор Артурович. Страница 2
Здесь я должен отдать себе должное. Я распутал эту ситуацию блестящим и изысканным способом с помощью строгой цепи логических рассуждений. Прежде всего, я предположил невероятный факт — а, может быть, голос разговаривал не со мной, а с какими-то пассажирами? Поначалу мне и самому показалось диким данное предположение — зачем голосу разговаривать с пассажирами, если вот он я здесь? Но я рискнул оттолкнуться от этой сомнительной посылки, и далее все пошло уже проще — пассажиры на вокзале, там же поезда, там же платформы и там же и пути. Вокзал от пустыря, которым я шел, находится в трех километрах, вечером звук разносится хорошо и … Но, не хочу дальше раскрывать всех тайн этого аналитического пути! Пусть читатель сам попробует довести эту логическую процедуру до конца. В конце концов, даже скучные книжки иногда должны быть чем-то занимательными и давать работу самостоятельному уму.
Вот здесь-то и произошло мое возрождение — я почувствовал себя после этого успеха совсем по-другому! Я понял, что интеллект, человеческая мысль и настойчивый волевой поиск могут почти всегда принести успех! Это заставило меня настолько поверить в свои силы, что я взялся за неразрешимую загадку о том, что любой человек в пределах учреждения, в котором я работал, квалифицировался как отец моих детей. Я предположил, что разгадкой этому может стать факт непосредственного соседства акватории речного порта. И я стал решать проблему.
И я решил ее!!! Не стану приводить всех вариантов решения, которые я предпринимал — от связи взаиморасположения рейдов судовых единиц с расположением зодиакальных созвездий, до выверки перепадов глубин водной территории порта с наложением на них кривой поглощения солнечной энергии разными толщами воды — все оказалось ошибочным. Разгадка оказалась в другом. Однако сам путь успешного решения был настолько длительным, что я не решусь его изложить здесь подробно (как сугубо специфический), и поэтому приведу сразу конечный результат: это было время пика развала страны, когда всё закрывалось, а из нашего учреждения ушли все, кому было куда уйти, и остался я один, и больше никого не было, и, естественно, что как раз это и вызывало собой те страшные последствия экспериментов, которые я проводил с таким необдуманным риском.
После этого я почувствовал себя как бы в новой стезе, мне хотелось еще загадок и еще новых успешных решений. Я почувствовал кураж, и был готов к любому вызову из области непознанного. И я взялся за совпадения, которые сопровождали первое издание «Мелхиседека».
Эта ситуация, как вскорости выяснилось, оказалась посложнее прежних. Дело в том, что здесь были совпадения не одного, а сразу двух разных по специфике порядков — чисто числовые совпадения и социально-общественные накладки. Может быть именно эти обстоятельства, а может быть и нечто другое, но что-то так и не позволило мне разгадать эту загадку. Этот орешек я не раскусил. Правда, периодами мне кажется, что дело состоит непосредственно в характере первого издания — книжка была написана, набрана на компьютере, мой сын выразил желание ознакомиться с текстом, но буйно отказывался читать «все это» на экране монитора. Он декларативно требовал распечатать текст на принтере и вложить его в переплет. Я же не видел смысла в подобных затратах. Мы с ним спорили один час, по прошествии которого он решил спонсировать издание, для чего изыскал средства на бумагу и заправку картриджа. Затем за один день он распечатал книгу в одном экземпляре. После этого весь тираж, сразу разошелся. Читали книгу всего два человека — он и его сестра, моя дочь, которая к тому времени растила моего внука, которому не было еще одного года. От них же я и получил отзывы на книгу. В общем, видите сами — меня можно понять. Запутаться во всем этом и в самом деле не сложно.
Хотя, не знаю — может быть, если как следует поднапрячься и систематизировать эту информацию, то где-то здесь и кроется разгадка всей этой цифровой и прочей фантастики. Но я не считаю себя больше вправе растрачиваться на столь частное для меня одного дело, раз уж данный вид загадок попал в кругозор моего сознания. Я чувствую себя призванным отложить в сторону личное, и заняться делом, полезным для всех, поскольку данное направление раскрытия всяких тайн действительности показалось мне волнующе актуальным.
Итак, загадки случайностей, совпадений и того, что может стоять за всем этим…
Зачем нам это надо
Обещанный разговор о случайностях и совпадениях, несмотря на всю его занимательность и всеобщее любопытство, является темой архисложной и невероятно тяжелой. Основная трудность вопроса состоит в том, что, с одной стороны, никто не отрицает наличия элементов случайности и странных совпадений, а, с другой стороны, никто этим совершенно не занимается. Это, пожалуй, самая не проработанная директория знаний, изо всех имеющихся у человека. Как-то так сложилось, что уже простое признание факта участия Случайного в процессах нашей жизни, как бы автоматически освобождает исследователей от дальнейшей остановки на этом явлении с целью его глубокого изучения. Считается, что долг в отношении этого феномена, тем самым, уже полностью исполнен. Единственная область более или менее пристального внимания к случаю — это различные статистические системы вероятностного прогнозирования, опирающиеся на закон больших чисел. Вероятностное прогнозирование успешно применяется во многих областях практической деятельности. Однако во всех его системах заложен единственный и основной методологический прием — перевести случайное в вероятное, вероятное в необходимое, а необходимое в неслучайное. Таким образом, смысл всех этих вероятностных систем — убить самостоятельное значение случайности, убрать ее с глаз долой и вернуть картину мира в рамки, доступные физическому (да и любому другому) прогнозированию. К случайному относятся как к аномальному, нарушающему наблюдаемый порядок. Естественно, что при таком подходе изучается не сама случайность, а пути ее преобразования до кондиций, позволяющих впихнуть ее в чинную семью причинно объяснимых явлений. Идет борьба со случаем, а не его изучение.
Статистически-вероятностный метод, таким образом, всего лишь описывает сектор, где случайность взаимодействует с зоной традиционно объяснимых процессов, а сама случайность, как явление, не объясняется. Кстати сказать, объяснение и не является задачей вероятностной теории. Ее основная задача — просчитать стабильность процессов, которые она исследует, что она и делает через прогноз масштабов возможного нарушения этой стабильности различными случайными факторами.
Хотя, надо сказать, что вероятностное объяснение, хоть какое-либо, но всегда, в той или иной степени, возможно. И в нашем вопросе тоже. Здесь всегда есть большое искушение что-либо объяснить в научных терминах, оставив непроясненным и даже еще более запутанным то, что попало под такое объяснение, но при этом с усталым удовлетворением прояснителя объявить, что вопрос теперь уже стал ясен, как это следует из полученного столбца формул. Если бы мы это сделали, то нас бы никто не обвинил, но при этом самодовольно объявленная ясность вопроса уходила бы от нас в дебри математических закономерностей, и доказывала бы нам только то, что относится к внутренним обстоятельствам только этих самых математических закономерностей. Хромота вероятностных математических расчетов обусловлена тем, что той ногой, которой в этих расчетах шагают математические операции, совершаются вполне гладкие и решительные движения, а той ногой, которой в этих расчетах нащупываются причины вероятностных событий — не шагается вообще, потому что не на что опереться. Вероятностная теория видит определенные свойства действительности и начинает выяснять… математические свойства этих свойств. Действительность для нас отдаляется при этом еще на одну ступень от самой себя, в иную себе реальность, потому что она (действительность), как ее математически ни моделируй, все равно не есть эта математическая модель, которая выступает ее полномочным представителем. При таком методе математизации физических обстоятельств, даже те свойства действительности, которые фиксируются нами, уже более не являются теми же самыми свойствами самого себя, а становятся свойствами некоей избранной системы математических операндов. То есть, подменяются какой-то внешней и чужой себе логикой, питающейся числовыми, а не реальными определениями.