Мелхиседек. Книга 2. Человек - Нюхтилин Виктор Артурович. Страница 96

В общем, именно в этом (в постоянном поступлении Добра непрерывными порциями) и состоит содержание истории, которая при постановке одних и тех же неизменных задач человеку, все время меняет и усложняет заданные условия нравственности для их решения. А через историческую необходимость решения данных задач человек попадает в обязательную ситуацию постоянной работы над собой. Уклониться от нравственной борьбы он не может. Потому что перед ним встает конкретная историческая необходимость жизни, которую надо сегодня же решать, и за которой, в свою очередь, его ждет каждый раз все более высокое, все более сложное нравственное ограничение допустимого зла. Если за видимыми изменениями исторических субъектов ничего, на самом деле, не стоит, то неуклонное и поступательное внедрение нравственности в историю как раз и создает ту самую историю, в которой есть движение, непрерывность, постоянное изменение и наполняемое Богом содержание. Похоже, что мы нашли то, что хотели. Можно кричать "ура".

Но пока воздержимся…

И даже не по соображениям логики, или из-за того, что в рукаве у нас спрятаны еще какие-либо сомнения, которые следует эффектно вынуть и столь же эффектно развенчать. Просто - не вызывается ничем такая радость. Нет ни ощущения праздника, ни состояния облегчения, как в тех случаях, когда старые проблемы решаются, и начинается другая по качеству жизнь. Есть просто приятное утомление, или некая утомленная удовлетворенность. И даже какое-то разочарование чуткий читатель мог бы уловить. Не говорит ли это нам о том, что мы все еще не в конце пути? Конечно же, говорит. Чего-то не хватает, не так ли? Чего?<>div Похоже, что путь к этому ответу лежит через некоторые логические парадоксы, которые высвечивались поочередно в процессе нашего движения к знанию своей задачи. К знанию! Это - первый парадокс, который читатель, конечно же, уже давно заметил. И считает уловкой автора тот факт, что тот на нем совсем не останавливается. Так сказать, искусственной натяжкой рассуждений под заданный заранее итог. Но это - не так. Да, действительно, все, чего мы достигли в наших выводах - это лишь получили знание о том, что знали и так. Зная, через совесть и через требования морали свою задачу изначально, и, более того, основывая всю логику своей оценки именно на этом знании, мы закончили тем, что объявили - вот теперь, основываясь на том, что мы знаем, мы можем утверждать, что мы действительно знаем о том, на чем мы основываемся. Мы просто перевели это истинное сверхлогическое знание совести в логические категории - и все. А отсюда же вылез и второй парадокс - незаметно для себя мы пошли по пути создания учения, хотя не только не претендуем на столь высокую цель, но и вообще ее не ставили и не искали, заранее оговорившись, что не собираемся втискивать в сонм этических учений еще какое-нибудь свое.

Но все это не так страшно. Во-первых, это говорит о том, что для реализации сверхзнания Добра нам все же мало этого не формулируемого знания, каким бы сильным оно не было. Если бы хватало только его одного, то Добро уже давно победило бы зло. Следовательно, мы искали там, где что-то можно и нужно найти. Все было не пустым занятием. Но, найдя это, мы выяснили, что когда сформулировали его, оно стало совсем не тем, чем было. Потому что, (во-вторых), мы, попытавшись его сформулировать, пошли естественным для человека путем, и через логику выводов вышли на обычное знание в виде изложенного в единой системе свода закономерных положений. Мы просто заменили Его Знание на собственное "знание". Перенеся идею из Его Реальности в свою, мы потеряли вдохновляющую силу Этой Идеи. И нам это надо как-то преодолеть, потому что человеческим явным знанием никогда ничего не решается для самого человека в нравственности. Как бы не было верно логическое знание - оно не способно нацеливать душу человека, где вмещаются понятия Добра. Душа устроена на восприятие интуитивного знания, а не на логические догмы. Она их понимает, но не воспринимает, как своего Хозяина! Говоря о намерении, мы естественно предполагаем здесь некое волевое устремление. Может быть, в таком случае, наше знание может действовать на нашу волю, а через нее уже потом давать силу нашему намерению? Может быть, этим путем как-то можно использовать наше логически законкретизированное ощущение Добра? Нет, нельзя. Не только для души, но и для воли человека логическое знание ничего не дает. На каждой пачке сигарет написано: "Курение опасно для Вашего здоровья". Здесь разве есть несовершенство или сомнительность знания? Нет, это верно и не может никем быть оспорено. И что? Поможет это знание, прочитав его на пачке, сразу же ее выбросить и помыть руки? Увы. И воля тоже не воспринимает знания, как повелителя. Иначе люди не курили бы, часовые не спали бы на посту, водители не переезжали бы перекресток на красный свет, а все дважды в день чистили зубы специальной пастой. Итак, знание, как таковое, в виде логических установок, ничего не дает ни душе, ни воле. Мы должны преодолеть эту его бессильную форму.

Но это только первая причина для беспокойства. Вторая состоит в том, что, выведя для себя некоторое учение о задаче человека, мы сразу же должны понять, что мы не вывели тем самым для себя ничего. Потому что любое учение ничего не способно вывести. В какой-то мере короткая фраза Минздрава на пачке сигарет - это тоже учение. В нем есть основная мысль, предыстория ее зарождения и гранитно-бетонная аргументация. Не каждый трактат может с ней поспорить в этих качествах. Но никакое учение, как видно на данном примере, не может иметь для нас обязательности, потому что оно имеет своим источником наш ум, а знание Добра имеет источником Ум Бога, который Своей Силой подчиняет себе и наш ум, и нашу душу, и нашу волю. Наше знание бьет мимо, а Его - заставляет исполнять.

Второе: никакое учение не может охватывать согласием со своим знанием всех без исключения людей, насколько верным оно бы ни было. Оно может быть хорошим, но касаться не всех. То же учение о вреде курения не затрагивает, например, тех, кто не курит. Оно не для них. Хотя, закурить, конечно же, теоретически могут все. Но это только теоретически. А, например, еще более краткое учение, такое, как: "Корми грудью!", вообще не может звать за собой каждого даже теоретически. Конечно, этическое знание могло бы собрать под себя заинтересованность всех и каждого, но при этом его аргументация так же должна иметь под собой все основания, которые могли бы живо затрагивать всех и каждого. А это трудно себе представить. Например, преступников, оно вообще не заинтересует. Даже, если в качестве наказания заставить их слушать такое учение перед сном по радио, то оно к ним не пробьется, - они для себя проблемы этики давно уже решили. Единственное, что из него они вынесут, так это то, что их бить при задержании нехорошо. С этим они согласятся. А с остальным, - нет. Или, например, ленивый от природы человек плохо воспримет в этом учении положение о том, что счастье и добродетель - в труде. В этой части учение для него уже не будет актуальным. У него есть на этот счет свое мнение, и все аргументы будут стрелять вхолостую, из-за чего даже количественно он воспримет учение не полностью. Выпадет из-под него. Женщина, у которой муж пьет и едва доползает до кровати, не воспримет высокой идеи о сохранении супружеской верности, а будет наоборот ей всячески противодействовать в душе. И вполне законно. Ибо звание супруга подразумевается не столько подписью в брачных документах, сколько супружескими обязательствами перед нею и детьми. Можно ли считать супругом того, кто превратил дом просто в ночлежку? И для каждого любого отдельного случая нужна своя аргументация и свой разбор полетов для выявления вины или безвинности. Ни одному учению это не под силу. Следовательно, всеобщей задачи человечества на базе учения не сформировать.

И третье - учения создаются людьми. А люди создаются временем, которое имеет в себе исторические этапы. Любое внятное учение стареет. То, что сегодня хочется сказать человечеству мудрецами, - со временем может стать или глупостью, или капканом, если этому точно следовать в его же букве. Жесткие формулировки учений требуют их жесткой трактовки, а понятия морали, как мы видим в истории, гибки и постоянно совершенствуемы. Рано или поздно старая обойма учения уже не сможет вставляться в новый магазин этики. Умирают заданные условия нравственности, и умирают учения, которые их своими положениями пытались отразить. Поэтому, зная теперь о вечно изменяющейся конструкции, содержащей в себе моральные устои правил этики, мы должны не сомневаться и в том, что ни одно учение за ними не угонится и не предвосхитит на будущее. Не зря, ведь, наиболее живучими оказываются те учения религиозного толка, которые высказаны иносказательно и неопределенно. К ним всегда можно подсоединить через распознавание аллегорий нынешние взгляды и всё, вроде бы, остается в силе. А этические учения, например, древних греков, где четкость мысли и четкость обоснования красивы и закончены по смыслу, - благополучно скончались. Выглядят наивными или варварскими (как идея Платона, например, о том, чтобы жены были общими, а люди жили в казармах, где все для всех одинаково, благодаря чему не будет поводов для искушения злом).